– А что все-таки было в посылке?
– Да что перечислять. Я получил прессованную массу из сахара, соли, круп, тряпок и газет…
– Дорогой Георгий Степанович, и впрямь сказано и написано про сталинские лагеря много… Но один вопрос, мне кажется, все равно останется без ответа… Вас дважды арестовывали НКВДэшники, вы отдали системе 17 лет своей жизни. И я рискну задать этот вопрос: как же все-таки, простите, вы не сошли с ума?
– Как тут ответить? Я был молод, здоров, старался не влезать в сложности и тонкости психического состояния своего организма, ведь интеллигенция гибла не столько от непосильного труда, холода и голода, сколько от того, что сознание людей не могло переварить того, что оно фиксировало. А фиксация была только одна: реакция на зверства, смерть, унижение человеческого достоинства… Я был достаточно сильным молодым человеком с крепкой нервной системой и, не удивляйтесь, видимо, достаточно легкомысленным. Потому что сумел принять законы человеческого (нечеловеческого) существования в лагерях. То есть мое сознание как бы парило над всем этим адом.
– Еще один вопрос на эту тему. Я слышал, что вас выпустили на свободу за ваши творческие актерские успехи. Будто бы начальству понравилось, как в магаданском театре в одной пьесе вы сыграли роль царевича Алексея.
– В чем-то это так. Сыграла свою благую роль Валентина Константиновна Драбкина, царствие ей небесное, прекрасная женщина, жена начальника Управления всех лагерей. Она хорошо ко мне относилась, и однажды, когда я пришел к ней в кабинет, она встала из-за стола и, протягивая руку, сказала: «Здравствуйте, товарищ Жженов, поздравляю вас с освобождением, сегодня ночью муж подписал приказ». Здесь я ставлю три восклицательных знака. Почему ночью?! Что там было той ночью – тяжелый разговор с мужем, увещевания, мольба, а может, просто я вырвался на свободу благодаря любовной ночи женщины, которая любила искусство? И, возможно, по-женски симпатизировала мне?
– Ваша творческая биография, дорогой народный артист Советского Союза, – это биография советского и российского кино, ведь вы успели сняться даже в самом культовом нашем фильме «Чапаев»…
– Не совсем верно, снимался, да не попал. Вышло так, что я играл эпизодическую роль ординарца Фурманова – Терешки. Но в силу того, что раньше многосерийных фильмов не делали, изрядная часть материала вылетела при монтаже. Вот и мой эпизод с ординарцем Чапаева Петькой был вырезан. И, на мой взгляд, образ Петьки стал клочкообразным.
Но анекдот в том, что я единственный ныне из всех актеров, снимавшихся в «Чапаеве». И меня продолжают приглашать на всякие торжества, связанные с историей этого фильма. Жаловала меня и дочь Чапаева, которая недавно умерла. Ну, думаю, моя чапаевиана кончилась. Однако нет, звонит внучка Чапаева и снова приглашает меня на очередной бенефис великого фильма…
– Если честно, товарищ Жженов – ординарец Терешка, Чапаев-mo каким вам видится, историки и журналисты во многом развенчали миф об этом человеке. Кем он был на самом деле?
– Да кем, разбойником и был, так же, как и Стенька Разин, и Емелька Пугачев. Их же всех облагородили.
– Что вы думаете о нынешнем кино?
– Лью слезы. Во что оно превратилось: в чертовщину, в детективщину. Сплошная аморальность, проституционность. Жутко. Замечу, что коммунисты были правы, пропагандируя положительное в искусстве. Мне нынче предлагают играть только гангстеров да воров в законе. Деньги сулят немалые, но я отказываюсь.
– Что делать, мораль общества меняется.
– Вы не правы, мораль есть мораль. 12 заповедей навсегда останутся 12 заповедями. Кто бы их ни произносил – коммунисты или верующие.
– Какая главная заповедь была в лагерях?
– Античеловеческая – помри ты сегодня, а я лучше завтра.
– Как вы думаете, Ельцин был сильным государственным деятелем?
– Это был типичный партийный самодур. «Хороший» парень, натворивший всяких чудес в России.
– А как вы относитесь к Путину? Как, по-вашему, он идет на сближение с олигархами или тайно борется с ними?
– Вот эту тайну мне мучительно хочется разгадать.
– Мне кажется, вы не любите Москву?
– Я истинный ленинградец. Хотя и живу здесь с 1968 года, Москву не люблю…
Я встаю со стула, подхожу к окну, и, глядя на городской пейзаж с 11-го этажа квартиры Жженова, как в каком-то сюрреалистическом фильме, вижу необычное зрелище – передо мной предстали люди и звери, звери и люди. Подъехав к дому артиста с другой стороны, я не понял, что Георгий Степанович живет окнами на зоопарк.
– Да я не просто окнами на зоопарк живу, а я там чуть ли не прописан. С разрешения высокого начальства мне выписан пропуск в зоопарк на целых 12 лет. Как понимаете, это не означает, что я торчу в зоопарке с утра до вечера, а вот мои внук и внучки – постоянные гости медведей, жирафов и львов. Когда-то давно, когда моя дочь Юлия была еще маленькой, она отбирала у мамы принесенную домой живую рыбу, бежала к пруду и выпускала живность в воду. Позже такой же благотворительностью занялась и внучка Полина. Так что чуть не разорился на необычном меценатстве.
– Пропуск выдан на весьма немалый срок. Может быть, с намеком, чтобы вам рядом со зверями лет до «ста расти без старости»?
– Это судьбе виднее. А вот правнуки мои наверняка еще попользуются выданной деду халявой.
2002
Георгий Жженов умер 8 декабря 2005 года на 91-м году жизни. Отпевали его в соборе Сретения Владимирской иконы Божией Матери Сретенского монастыря. «Мы можем сказать, что хотя его и не учили богословию, он был глубоко верующим человеком. Этот дар он приобрел за те 16 лет ссылок, каждый день которых проходил между жизнью и смертью», – сказал наместник монастыря архимандрит Тихон.
Глава 25. Человек-джаз Олег Аундстрем
Говоря о российском джазе, невозможно не вспомнить Олега Лундстрема – руководителя старейшего в стране джазового коллектива. Потому что этот человек и есть джаз.
Великий музыкант родился 2 апреля 1916 года в российской глубинке – сибирском городе Чите. Здесь похоронены два его деда – действительный статский советник ученый-лесовод Франц Карлович Лундстрем и Петр Прокопьевич Валуев, народоволец, готовивший со своими единомышленниками неудавшееся покушение на царя Александра III и приговоренный к смертной казни. Смертоубийство заменили пожизненной каторгой. Так террорист Валуев оказался в Забайкалье. В Чите и родилась мама Олега Леонидовича. В 1921 году его отец получил приглашение работать на КВЖД, и семья переехала в Харбин. Рождение знаменитого оркестра Лундстрема связано с маленьким магазином грампластинок в Харбине, куда молодой меломан часто заходил за новинками модного тогда фокстрота. Купленная пластинка с записью никому еще не известного оркестра американца Дюка Эллингтона перевернула всю жизнь Лундстрема. Было это в 1934 году, когда с продажей советской доли Китайско-Восточной железной дороги обстановка в Харбине изменилась и семья перебралась в Шанхай. Вскоре отец, Леонид Францевич Лундстрем, вернулся в СССР, намереваясь перевезти на родину и всю семью. Он был доцентом Института железнодорожного транспорта и занимался исследованиями в области ядерной физики. Был арестован и погиб в бериевских застенках НКВД.
В 1941 году весь оркестр Лундстрема подал заявление в советское консульство с просьбой отправиться добровольцами на фронт, но все получили отказ.
Первое произведение Олега Лундстрема – широко известная «Интерлюдия» – родилось в необычайной ситуации в 1945 году в Шанхае, в дни празднования победы над милитаристской Японией, в канун концерта перед союзнической американской аудиторией. Неподдельный патриотизм членов оркестра восставал против чужеземной, хотя и любимой музыки западных джазменов. Произведения же Рахманинова, Скрябина и других видных русских композиторов не подходили составу биг-бэнда. Что же играть? Как быть? И экспромтом написанная и разученная «Интерлюдия» была принята на ура. В 1947 году оркестранты получили визы на въезд в Советский Союз и поначалу жили в небольшом волжском городке Зеленодольске, а затем переехали в Казань. Оркестр Олега Лундстрема – уникальная кузница джазовых кадров. С его историей связаны имена Аллы Пугачевой и Георгия Гараняна, Ирины Понаровской и Станислава Григорьева, Ирины Отиевой и Геннадия Голынтейна, Валерия Ободзинского и Вагифа Садыхова… Этот список можно продолжать и продолжать.
– Ваш оркестр, дорогой Олег Леонидович, занесен в Книгу рекордов Гиннесса. И за что! За самое длительное в истории существование одного состава оркестра!
– Да, это так. Но я этому не удивляюсь, ведь речь не идет о творческом процессе, а только лишь о состоянии здоровья оркестрантов. Вот, допустим, помри я 15 лет назад, как, к великому сожалению, мой младший брат-саксофонист, то никакого рекорда Гиннесса не было бы и в помине. Кстати, составители этой книги целых шесть лет прочесывали мир, узнавая про все оркестры планеты. И вот вышло, что мы самые древние. А вообще-то я равнодушен к званиям и наградам, никогда не хлопотал ни о чем, не хотел и не хочу унижаться и просить. За музыкантов голову положу, а за себя – нет.
– Что же это за штука такая джаз, полонившая мир, и для миллионов меломанов отодвинувшая в сторону другие популярнейшие в мире виды музыкального искусства?
– Отвечаю… Когда великому джазмену господину Эллингтону задали такой же вопрос, он ответил: «Что такое джаз, я не знаю, но я всегда старался сделать лучшее, что я могу» и через паузу добавил: «Вы знаете, ведь вся классическая музыка и музыка джаза говорят, в сущности, об одном и том же – о вечных человеческих чувствах, только на разных языках». Хотите еще один пример. Один знаменитейший американский оркестр любит играть мою пьесу «В горах Грузии». Они считают эту музыку шедевром, но ведь странно, как это – медленная грузинская колыбельная мелодия в джазовой интерпретации? У нас шлягер – это шумная, веселая, озорная музыка, а в Америке шлягер – это когда зал затихает и слышно, как пролетает муха. Я считаю себя сторонником теории Глинки, который говорил, что музыку сочиняет народ, а мы, композиторы, ее только аранжируем. Я горжусь, что наша русская симфоническая музыка – великая музыка, и мало кто задумывается, что ее рождение было, как взрыв бомбы. Все думали: Моцарт, Бетховен, Бах – это гении. Что может дать нищая Россия, страна закрепощенных крестьян? И вдруг – и впрямь, как взрыв бомбы, Глинка, Даргомыжский, Чайковский, «Могучая кучка», – вся Европа проспала рождение великой русской культуры, для них это был взрыв бомбы. И вот сегодня мы понимаем, что наша музыкальная культура вечна еще и потому, что из нее также родился джаз.