Дед, чувствуя ответственность за семью, просил помещика дать его зятю неделю, за которую он его научит, как себя вести на таком месте.
Сиховский был от природы спокойным человеком, он был очень богат и любил жить очень тихо - ничего не делать и ни о чём не заботиться. Его единственной страстью была охота, для которой он имел всякое оружие, рослых охотничьих псов, знаменитых на всю округу. Для них у него был особый большой дом, где на стенах висело дорогое охотничье оружие на дорогих коврах с изображением охотничьих сцен, две конюшни со сбруей и лошадьми для охоты, стоившими десятки тысяч.
Помещица была очень вздорная, вела себя, как большая барыня и терпеть не могла евреев. Но муж с ней совсем не считался.
Дом был совершенно княжеский. В большой зале могли танцевать несколько сот человек. Стены сверкали золотом. У них постоянно бывали гости из окрестных имений, проводя ночи в еде и питье, но водки пили мало. Помещик ненавидел пьяных, а также и карты. И когда играли, он старался, чтобы много не проигрывали. И прекрасно играл вдвоём с женой на рояле. Часто бывало, что другие танцевали, а они играли.
Как уже говорилось, жили они спокойно, умеренно и разумно, оттого имели оба железное здоровье. Был у них один единственный сын. Каждый день после обеда они вдвоём с женой катались на двух красивых лошадях - просто так катались, для здоровья, и радовались жизни.
Кроме имения, в котором жил он сам, владел он ещё двумя именьями со многими полями, лесами, конюшнями, сараями, амбарами и множеством крепостных.
Дед провёл с Берл-Бендетом неделю и более или менее ознакомился с имением и крестьянами, сколько это требовалось от комиссара. Они сразу же дали эконому новые указания и всё устроили по-новому. Также и из двух других имений пришли за распоряжениями, и деду с зятем было некогда спать.
Своим зорким глазом дед сразу рассмотрел, что Берл-Бендет – способный и энергичный человек, и хорошо справится с делом. Он ему пожелал смелости, в чём у него, как видно, и так не было недостатка.
Помещик, со своей стороны, их каждый день навещал и, похоже, был доволен. Он видел, что человек старается, что можно надеяться на то, что всё, запущенное бывшим комиссаром, он приведёт в порядок..
Под конец недели у деда родился план: чтобы Сиховский у себя во дворе устроил завод по производству пива и водки, поскольку там имелось много строений, которые никак не используются, так что ничего строить не придётся, а только слегка переделать. Помещик на этом хорошо заработает. Картофель у него есть, а когда понадобится больше, то у него достаточно земли, причём хорошей, и можно сажать, сколько надо. Работников тоже достаточно – крепостных, хоть отбавляй - больше, чем нужно для работы в поле – кстати, тут и Берл-Бендету что-то может перепасть: помещик ему определил пятьсот рублей в год, кроме всех продуктов, но сейчас, конечно, даст тысячу или процент с каждого ведра водки; можно тут же начать большое дело, на что Берл-Бендет вполне годится. Кстати, несколько тысяч рублей в год помещику тоже не помешают.
Дед это предложил Сиховскому, и тот согласился. Сразу же приступили к работе, и через несколько месяцев был полностью готов завод. Прежде всего пришлось купить семнадцать быков, которые будут питаться пойлом из отрубей, и Берл-Бендет поехал в воскресенье на ярмарку в Каменец, как граф – в карете, запряжённой четвёркой лошадей, и купил быков.
Помещик был рад покупке. Берл-Бендет купил дёшево и хорошо и абсолютно правильно: их покормят десять недель и продадут, выручив за каждого девяносто рублей, а купил он их по сорок.
До наступления зимы дважды покупали и продавали быков и оба раза хорошо на этом зарабатывали. Винное дело двигалось, и к зиме помещик заработал больше двадцати тысяч чистыми деньгами. Даже для богатого помещика это была приличная сумма!
Понятно, что поскольку Берл-Бендетом он был очень доволен, то и поручил ему продавать весь урожай, посылая торговцев, приходивших к нему покупать урожай, к молодому комиссару-еврею. Так стал Берл-Бендет в поместье и покупателем, и продавцом. Сиховский разгуливал по двору с длинной трубкой во рту, спокойный и беззаботный, и единственным его делом стало охотиться и принимать гостей.
Единственно, кто не был доволен всем этим процветанием, была помещица. Вообще ей было больно, что всем заправляет еврей, став чем-то вроде помещика и полным хозяином имения. Берко, к тому же, был очень красивым парнем, высоким и стройным, и одевался лучше помещика, который совсем не обращал на себя внимания, ходил расхлыстанный и равнодушный к своему виду и даже ленился дать портному снять с себя мерку. Это ей тоже кололо глаза.
Но Берл-Бендет с ней редко сталкивался. Он вёл дела только с помещиком – и не более.
Она, однако, не молчала. Искала, к чему бы придраться, расспрашивала о нём эконома - как себя ведёт молодой комиссар, не ворует ли, и т.п.
Эконом услышал, что помещица ищет, в чём бы обвинить Берл-Бендета, понял, что она хочет от него избавиться, и уж открыл рот и чего только о нём не наговорил – что он важничает, держится барином, воображает себя большим помещиком, чем сам помещик, и даже крестьяне уже не знают, кто здесь настоящий помещик, а кто фальшивый.
«Так будь же умником и поймай его на воровстве, - предложила помещица. - Берко тогда выпорют».
Эконом понял, что ей нужна просто клевета. Он выбрал трёх смышлёных крестьян, возивших в Каменец спиртное для деда, и подучил их сказать, что в каждой телеге, в которой Арон-Лейзеру привозят большими количествами купленное спиртное, кладут пару бочонков для собственного отца Берл-Бендета, Зелига Андаркеса, у которого был свой шинок. Эконом знал, что если они скажут, что ворованные бочонки со спиртным возят Арон-Лейзеру, помещик им не поверит, поскольку Арон-Лейзер был уже известен среди помещиков как честный человек, который бы не позволил себе такой глупости. А про Зелига помещик поверит, и это совершенно замарает Берл-Бендета. Каждому крестьянину эконом дал по три рубля, чтобы тот засвидетельствовал, что сам регулярно возит к Зелигу бочонки со спиртным.
Подготовив всё это, эконом пришёл к помещице и рассказал историю о том, что гои возят собственному отцу Берл-Бендета ворованную водку.
Помещица обрадовалась и приказала привести гоев, которые ей тоже самое подтвердили – что они сами регулярно возят в телегах, предназначенных для Арон-Лейзера, бочонки со спиртным для Зелига.
«Можете поклясться?» - Спросила помещица.
«Клянёмся», - был их ответ.
Помещик был в тот момент на охоте и когда пришёл, помещица ему радостно сообщила, что комиссар – вор. Помещик послал за крестьянами, и они подтвердили, что возили ворованное спиртное. Но помещику не верилось и, поколебавшись, он всё рассказал Берл-Бендету, прибавив:
«Верить – мне о тебе такому - не верится, но докажи, что крестьяне врут».
Берл-Бендет очень испугался и в первый раз, как видно, утратил самоуверенность. Вся история была какой-то дикой, глупой и противной, и как доказать, что гои врут? И когда он рассказал об этом жене, она расплакалась, и в доме воцарился траур.
Тогда она поехала и привезла отца, чтобы он им в этом деле помог. Дед приехал и прежде всего стал упрекать помещика, что тот поверил такой лжи и клевете. Потом доказал ему с фактами в руках, что если бы Берл-Бендет захотел красть, то нашёл бы что-то посерьёзнее бочонка водки. Но он такой честный и благородный, что постоянно отказывается принимать подарки от торговцев, иной раз отсылает дорогие подарки им обратно, отказывается даже торговать с теми, кто их ему посылает.
«Ты сам знаешь, - уверял дед, - что ты ему дороже отца с матерью, жены и детей. Так что это - явная клевета и исходит она от кого-то в поместье. Его просто хотят угробить».
«Но трое крестьян всё же поклялись», - сказал помещик и прибавил:
«Да мне таки не верится. Есть предложение – выпороть крестьян. Тогда всё выяснится. И пороть их до тех пор, пока они не заговорят.
«Предложение слишком суровое, - сказал дед, - я предлагаю нечто полегче. Дай этим троим работу где-нибудь в сарае, чтобы они работали совсем одни. Поставь за сараем кого-то умного и честного, чтобы он подслушал, что они говорят. Крестьяне, когда они вместе что-то натворили, любят об этом потихоньку поговорить. И конечно, они будут между собой говорить в сарае, что дали ложную клятву.
Помещику это понравилось.
«Я сам стану за сараем, - вызвался он, - кстати, речь идёт о моей чести. Помещики надо мной смеются за то, что я назначил комиссаром еврея, предсказывают, что я за это хорошо поплачусь».
Тут же он приказал дать крестьянам работу в сарае рядом с помещичьим домом и сам стал за стеной – послушать, что они говорят.
Стоял он долго, может, несколько часов. Сначала крестьяне между собой говорили о чём попало. Но потом один из них стал жалеть о том, что пошёл на поводу у эконома и дал ложную клятву. Комиссар, кстати, человек вполне приличный - за что же ему такое? И так говоря, обсуждали между собой вопрос – не признаться ли в лжесвидетельстве?
При этих словах помещик вошёл в сарай. Смертельно напуганные гои, понятно, остались стоять, разинув рот.
«Ну, а теперь рассказывайте, кто вас подговорил! – обратился он к ним. – Я слышал всё, что вы говорили».
Они ему упали в ноги, заплакали и рассказали всю историю с начала до конца.
Помещик послал за экономом и когда тот пришёл, спросил его:
«Скажи, ты это сам придумал или кто-то тебя подучил? Скажи только правду, иначе я тебя буду пороть до тех пор, пока у тебя не останется ни одной целой косточки».
Страшно напуганный эконом тут же признался и сказал, что ни в чём не виноват - сама помещица его на это толкнула.
Помещик недолго думая, устроил своей жене очную ставку с экономом, и она тоже призналась, что толкнула на это эконома, так как хотела избавиться от Берка, которого невзлюбила.
Конец истории был такой: крестьяне получили по шестьдесят плетей, эконом столько же плюс то, что его лишили должности и превратили в простого крепостного, от чего он был прежде освобождён.