За все страдания помещик наградил Берл-Бендета поцелуем в лоб и сказал:
«Отныне никаких доносов на тебя принимать не буду».
Как уже говорилось, Сиховский был очень порядочный человек, и понятно, что поведение жены его потрясло, он с ней больше не разговаривал и не хотел жить вместе. Берл-Бендету он приказал отремонтировать и обставить для него дом, а пока перебрался в другое поместье.
Берл-Бендет украсил дом и ездил в Бриск, чтобы заказать у торговцев самую дорогую мебель из Варшавы. Дом был устроен с таким вкусом, что окружающие помещики восхищались и удивлялись, что у еврея может быть такой вкус в таких делах.
Помещик каждый день приезжал к Берл-Бендету в своей карете, и тётка готовила для него хорошие обеды. С тех пор тётка тоже стала ему дорога. Была она маленькая – такая, как была у себя на свадьбе в одиннадцать лет, худенькая, но очень умная и ловкая – в противоположность мужу, который был высокий, полный и красивый, и она рядом с ним казалась ребёнком.
Сиховский ездил в гости к помещикам – но к себе не приглашал: все помещики уже знали об этой истории.
Отец помещицы Богуславский жил богато, в поместье неподалеку от Каменца и был человеком вполне солидным, но не таким хорошим и честным, как его зять, зато очень умным, и для всех окружающих помещиков выступал как советчик. Сын его был большим шарлатаном, одним из самых известных распутников среди окружающих помещиков, и промотал когда-то много отцовских денег. Но потом умный отец отобрал у него всю власть над поместьем и попросил всех – как экономов сына, так и всех евреев, которые с ним вели дела, не давать ему ни гроша в долг, потому что он за него ни гроша платить не будет.
И этот сын, брат помещицы, узнав обо всей истории, явился в Чехчове к сестре, чтобы обсудить, что им делать. Она перед ним хорошо выплакалась, и он ей предложил, что убьёт комиссара.
«Никакой проблемы не будет – убить жида не опасно», - сказал он.
Она его, однако, удержала, опасаясь, что за такую хорошую работу придётся плохо заплатить. Кстати и мужа такими средствами она точно не привлечёт.
Шарлатан с ней согласился, и оба поехали к отцу.
Отец их любил Сиховского, знал, что зять его очень доволен еврейским комиссаром, и услышав обо всём скандале с клеветой, о том, что натворила его дочь верному комиссару, очень был недоволен дочерью и считал, что она поступила в этом деле нечестно. Поэтому он сделал вид, что ничего не знает, и к дочери не ездил. Он знал, что в конце концов она к нему приедет и попросит, чтобы он всё уладил.
Когда они приехали к отцу, он испугался, увидев, как плохо она выглядит, но сделал вид, что ничего не знает, и спросил:
«Ты почему приехала одна, без Сиховского?»
Она опустила голову и молчала. Тут уже её брат стал рассказывать отцу всю историю, но, конечно так, чтобы сестра при этом хорошо выглядела, но старик его остановил:
«Пусть лучше она мне сама расскажет, а ты выйди из комнаты!» - приказал он.
Оставшись с ней вдвоём в комнате, старик ей прочёл мораль и напомнил, что у неё золотой муж, которого он очень любит, что он ему дороже собственного ребёнка, что он очень огорчён всей историей, в которой она себя вела неблагородно. Что ей нужно от еврейского комиссара? Зачем она ему хотела навредить? Чем он хуже пьяного поляка, и т.д.
Речь его расстроила дочь, а говорил он долго, спрашивая, поняла ли она, что наделала, какую навлекла на себя неприятность тем, что испортила свою жизнь с мужем, таким приличным человеком?
Она, наконец, расплакалась. Отец ей посоветовал:
«Можно ещё всё исправить. Но знаешь, с чьей помощью? С помощью комиссара... Попроси его, и всё будет в порядке».
Но это уже было слишком. Просить еврейчика, которого она не могла терпеть – было свыше её сил. Но старик её успокоил:
«Совсем не нужно ходить к самому комиссару, достаточно обратиться к его тестю. Тот – очень умный, действительно умный еврей, он всё уладит.
Говорить с тестем, а не с зятем – совсем другое дело. Это ей уже понравилось. Одного только она не могла понять – как это старый Арон-Лейзер с ней захочет помириться, если она хотела сделать так много зла его зятю.
«Ничего! – Сказал ей отец. – Увидишь, что старик захочет. Я тебе сказал, что это умный, очень умный еврей - он согласится. Кстати, ещё и потому, что комиссару такое положение тоже неудобно: не может такое долго продолжаться, чтобы муж из-за него воевал с женой. И вот ещё что, запомни: никогда больше не веди себя так с комиссаром, пусть это будет первый и последний раз! И вообще – лучшего комиссара желать не нужно. Человек ведёт всё хозяйство, и такой преданный! Под конец он велел ей ехать назавтра домой, пообещав, что пошлёт за Арон-Лейзером.
Богуславский послал деду письмо, прося его приехать – не по торговому, а по личному делу.
Дед ответил, что на этой неделе никак не найдётся времени, но что после субботы он приедет. Дед понял, что Богуславский хочет его попросить о мире, а от своей дочери узнал, что помещица умирает оттого, что Сиховский на неё сердится и проводит время с Берл-Бендетом. Он хорошо видел, что тут хотят мира, и нарочно отложил свой приезд ещё на неделю, чтобы помещица ещё неделю поболела от горя.
Когда дед, наконец, приехал, Богуславский его очень тепло встретил, выставил для него чай и дорогие сигары, точно так, как если бы ожидал помещика. Потом беседа зашла о его дочери, и Богуславский сказал деду, что много с ней говорил, сильно её отчитал, многое ей объяснил, и что она очень раскаивается, что много плакала, но теперь нужно помириться, и для этого никто так не подходит, как дед, на которого можно полностью положиться. Откладывать не стоит, надо сразу взяться за дело.
Тут ему дед прочёл длинную речь, сожалея обо всей истории и объясняя помещику, что если он даже сейчас заключит мир, то в будущем всё равно не ни в чём не может быть уверен.
«Почему? - Не будем себя обманывать, - сказал дед. – Если еврей стал комиссаром у помещика, получил большую власть, то этого все молодые помещики, все шарлатаны, не могут пережить. В другой раз это будет – вы уж меня простите, - жена помещика; все они не могут постичь, что есть достойные евреи, такие, как, например, мой зять. Что касается вашей дочери, то я чувствую, что в глубине души она не любит всех евреев и будет конечно и дальше искать что-нибудь против своего комиссара.
«И всё-таки, - продолжал дальше дед, - помириться надо. Я не против. Еврей должен особенно ценить мир».
«И ещё, - добавил дед, - я, конечно, постараюсь сделать, что смогу, но вы всё же научите свою дочь относиться получше к комиссару, ценить его по достоинству. Вы посмотрите, пан, как сейчас выглядит имение и вспомните, каким оно было прежде. Сейчас оно в порядке, удовольствие на него смотреть. А сколько комиссар принёс дохода, на что помещик и не рассчитывал».
«Всё это я уже ей сказал сам, - сказал старый помещик. И достаточно читал ей мораль: теперь уже она будет держаться иначе».
Дед вернулся в Чехчове и заехал к зятю. В этот момент вошёл лакей, прося пана Арон-Лейзера к помещику. Дед явился.
Сиховский его тоже очень тепло встретил. Сказал, что очень был огорчён поведением своей жены, тем, что она доставила Берке и его семье, но этого не вернуть, но больше он не поверит о комиссаре никаким глупостям, какие могут наговорить люди.
Как бы Сиховский ни сердился на свою жену, дед однако понял, что помириться с ней он очень хочет. Не хватает только человека, который бы мог это сделать. Дед долго и очень откровенно говорил с Сиховским, клоня к тому, что надо помириться. Во-первых, иначе помещику не подобает, а во-вторых она теперь будет себя вести по-другому.
«Может, однако, быть, заметил ему дед, что нет подходящего человека, чтобы этим заняться. Так я тебе, пан, могу предложить для этой цели себя, и позабочусь, чтобы честь твоя, не дай Бог, ни на волос не пострадала».
Помещик согласился, и чтобы оборвать неприятный разговор, сказал:
«Поговорим о постройке пивоваренного завода».
«Я ещё к этому не готов, - сказал дед, - есть ещё время».
Дед ещё долго говорил с помещиком. Договорившись с ним, он отправился к своему зятю. Зятю дед тоже велел поговорить с помещиком о примирении. Пора положить этому конец, пусть он тоже действует со своей стороны, всё тогда быстрей уладится.
Дед уехал, а Берл-Бендет явился к помещику и тоже с ним поговорил о мире: он, Берл-Бендет, будет её уважать точно так же, как помещика, и совершенно забудет, как с ним поступили.
Помещик выразился примерно в том смысле, что на всё, что предпримет Берл-Бендет, он заранее согласен.
Берко отправился к помещице. У неё в тот момент сидел её брат-шарлатан, проводивший у неё почти всё время, чтобы ей не было грустно. Брат, увидев комиссара-еврея, тут же вышел в соседнюю комнату, а помещица тепло приняла пана Берко и между ними завязалась беседа. Он с ней хорошо поговорил, а под конец заметил ей, что готов её понять и всё забыть. Пусть будет мир, их вражда ему даже стоит здоровья.
Тут у него помещица попросила прощенья:
«Я знаю, ты - благородный человек, и давай обо всём забудем».
После этого Берл-Бендет послал свою жену к её отцу, Арон-Лейзеру, чтобы передать ему все разговоры, которые он имел с помещиком и помещицей. Арон-Лейзер уже составил мысленный план, как устроить мир.
Он поехал прямо к помещику Вилевинскому, который был в очень хороших отношениях с Сиховским и его женой. Также и их жёны хорошо ладили друг с другом. Сиховский со времени ссоры со своей женой побывал у него уже несколько раз. Вилевинский тоже был из спокойных помещиков, поэтому особенно дружил с Сиховским, у которого можно было в меру выпить и поиграть в карты.
Сиховский ничего не рассказывал Вилевинскому о своей ссоре с женой, и тот об этом, возможно, что-то слышал от других, но тут ему дед передал подробно всю историю и заметил, что они оба хотели бы помириться, но нет для этого подходящих условий.