Невыгодным было не только наше стратегическое положение посредине Европы, но и концентрация наших залежей каменного угля и железной руды в приграничных областях. В Верхней Силезии эти месторождения почти примыкали к российской границе. На Западе аналогичная ситуация была с Лотарингским железорудным бассейном и Саарбрюккенским угольным районом. Индустриальная область Северный Рейн – Вестфалия не имела никакой защиты со стороны Бельгии.
В ходе войны значительно возросла разрушительная сила оружия. Намного увеличилась дальность стрельбы артиллерийских орудий, существенно расширилась сфера применения авиации.
Следует ожидать, что в будущей войне враг сразу же с объявлением всеобщей мобилизации нанесет удар по нашим военным объектам и предприятиям, широко используя самолеты и дальнобойную артиллерию. После бомбардировок и артобстрелов вступит в действие основная масса сухопутных войск. Не трудно предположить, что при подобном развитии событий можно проиграть войну в первые же дни. Мы были бы разбиты, не успев даже шевельнуть и пальцем.
Однако радикально изменить наше стратегическое положение и попытаться, например, на Западе передвинуть государственную границу в глубь Франции не представлялось возможным. Следовало довольствоваться тем, что есть. Чтобы оградить от внезапного нападения Саарский железорудный и Верхнесилезский угольный бассейны, вполне достаточно создать защитную зону в несколько километров. Безопасности источников нашей военной мощи всегда уделялось недостаточно внимания, а потому нужно позаботиться и о защите индустриальной области Северный Рейн – Вестфалия. Вывод напрашивался сам собой: Бельгия никогда не должна превратиться в плацдарм для развертывания враждебных нам сил. Я всегда считал нейтралитет этой страны фикцией, которую нельзя принимать в расчет. Следовало бы Бельгию крепче связать с Германией экономически, используя тесные торговые отношения между нами. Но Бельгия должна оставаться независимым, суверенным государством, в котором фламандцы пользовались бы всеми гражданскими правами.
Я не был сторонником сохранения германских военно-морских баз на фландрском побережье. Предложение было недостаточно продуманное и с военной точки зрения не совсем ясное.
Если бы мы упорядочили все так, как описывалось выше, то можно было бы за военную и экономическую безопасность Германии в будущем больше не беспокоиться.
На востоке граница проходила крайне неблагоприятно для Германии не только из-за Верхнесилезского угольного бассейна. Насколько трудно удерживать наши земли, расположенные к востоку от Вислы, наглядно продемонстрировала военная кампания 1914 г. Сильно пострадавшая от военных действий Восточная Пруссия вполне заслужила большую безопасность посредством санитарного кордона.
От присоединения Курляндии и Литвы положение на границе вряд ли существенно улучшилось бы. Вполне достаточно для этого расширить в южном направлении сухопутный коридор между Данцигом и Торном, создать защитные зоны вокруг Верхнесилезского угольного района и на южной государственной границе восточнее Вислы и усовершенствовать сеть приграничных железных дорог. Курляндия и Литва могли бы стать для Германии дополнительным источником продовольствия и рабочих рук, если когда-нибудь в будущем нам снова пришлось бы сражаться, рассчитывая только на собственные силы. Возможна на территории этих стран и активная переселенческая деятельность.
Размышляя о месте Германии в мировой экономике в послевоенный период, я думал о преимуществах товарообмена с Румынией и Балканскими государствами, но прежде всего о возвращении наших колоний или об объединении их в одно колониальное владение. На военную контрибуцию я никогда по-настоящему не надеялся.
Мое мнение об условиях заключения мира ни разу не служило основой для любых разговоров с противником, поскольку правительство им вообще не интересовалось. На переговорах в Брест-Литовске и в Румынии германское правительство руководствовалось собственными представлениями, не совпадавшими с моими.
Обсуждавшиеся ОКХ с рейхсканцлером цели войны носили сугубо теоретический характер. Пока наши враги не отказались от своего стремления уничтожить Германию, война могла закончиться только победой или поражением. Во всяком случае, правительство не указывало нам другого способа прекращения военного конфликта и достижения мира.
Утверждения, будто на тех или иных условиях мы могли бы уже раньше заключить мир, – это чрезвычайно безответственные заявления и попытка вновь ввести немецкий народ в заблуждение. Антанта никогда ничего не предлагала, не думала вовсе нам что-то дать, а хотела только брать.
Война началась; мы должны были обеспечить ее благополучный исход или смириться с поражением, предотвратить которое у нас было достаточно сил. Если бы Германия хотя бы в тот момент поняла, что все рассуждения Антанты о праве наций на самоопределение, об отказе от аннексий и контрибуций, о разоружении и свободе мореплавания – это пустая болтовня.
Каждая человеческая жизнь по сути своей – борьба; внутри государства разные партии борются между собой за власть; то же самое происходит и среди народов – так было и будет вечно. Это закон природы. Просвещение и воспитание могут несколько смягчить формы и способы борьбы за власть и средства применения насилия, но не исключить ее полностью, ибо это противоречило бы природе человека и, следовательно, самой природе, которой свойственна борьба! Когда благородство и доброта отступают, то вперед выходят злоба и коварство, заставляя благородство обороняться, чтобы не погибнуть. Но для этого и благородство и доброта должны быть сильными.
Ситуация внутри Германии продолжала развиваться не лучшим образом. В рейхстаге борьба партий с правительством за власть принимала все более острые формы. Все свои силы рейхсканцлер доктор Михаэлис расходовал на эту борьбу и уже не находил времени уделять внимание проблемам войны.
События лета 1917 г. в германском военно-морском флоте ясно свидетельствовали о широком распространении революционных идей. Тогда военные моряки хотели с помощью забастовки добиться мира. Тревожным сигналам не уделили того внимания, какое они заслуживали, серьезное предупреждение не сработало.
Правительство проявило слабость. И хотя рейхсканцлер ясно видел опасность, исходившую от Независимой социал-демократической партии, он тем не менее не пресек ее революционную деятельность. Партийные массовые издания, несмотря на их доказанную вредность, продолжали безнаказанно вершить подрывное дело.
Рейхстаг перестал выполнять свои прямые обязанности, связанные с войной, известные депутаты встали на защиту «представителей» народа, чья связь с событиями в военном флоте была доказана; они открыто готовили революцию и подтачивали воинскую дисциплину в армии. Немецкому народу не разъясняли всю серьезность происходившего на военных кораблях.
Принятые в ВМС меры лишь серьезно навредили. Случившееся на флоте живо обсуждалось в сухопутных войсках. Подавление мятежа произвело глубокое впечатление на солдат.
Боевой настрой немецкой нации после кратковременного подъема начал в июле снова быстро падать и достиг критической черты. Стало отчетливо проявляться то самое состояние духа, которое обезоружило немецкий народ осенью 1918 г. и в 1919 г. Несмотря на радикализацию ситуации в революционной России и упомянутые события на кораблях военно-морского флота, ничего по нашим предложениям относительно усиления воспитательной работы внутри страны и контроля над прессой – что соответствовало бы степени нависшей над Германией угрозы – сделано не было.
Все явственнее обозначались неполадки и сбои в нашей военной промышленности, подогревая горечь и озлобление в народе. Ухудшилось и общее экономическое положение Германии. Все острее ощущалась нехватка разнообразного сырья. С большим трудом мы справлялись с обеспечением населения и армии продовольствием.
В момент кончины рейхсканцлера Михаэлиса будущее Германии выглядело довольно мрачно. Я очень надеялся, что полный развал России, в чем уже никто не сомневался, поможет нам вновь преодолеть депрессивные настроения. В сочетании с нашими великолепными успехами в Италии и героической борьбой на Западном фронте этого вполне хватило бы, чтобы вновь воодушевить нацию и помочь ей преодолеть чувство неудовлетворенности результатами неограниченной подводной войны, не оправдавшей в полной мере возлагавшихся на нее надежд. У народов стран Антанты все выглядело по-другому. Невзирая на сплошные неудачи, они, демонстрируя единую волю и проявляя сильное национальное сознание, тесными рядами сплачивались вокруг своего государственного руководства, которое твердой рукой энергично вело их за собой. Подрывные элементы не имели свободы действий. К своему несчастью, Германия во внутренней политике пошла по иному пути. Рейхстаг отверг принцип государственного единоначалия, пацифисты приобрели в народе много сторонников. Канцлер не справился со своей ролью руководителя германского государства. Внутриполитическая ситуация в воюющих державах изменилась не в нашу пользу. Надежды противника на наш развал изнутри помогали ему преодолевать разочарования от военных неудач.
После доктора Михаэлиса пост рейхсканцлера в конце октября занял граф фон Гертлинг. Он был первым рейхсканцлером, назначенным кайзером и безоговорочно поддержанным депутатским большинством в рейхстаге. ОКХ узнало о назначении, когда дело уже было решено. Графа фон Гертлинга я не знал и не имел о нем четкого представления. Мы ожидали от него инициативного решения задач, которые перед правительством ставила война: энергичное руководство внутри страны, укрепление боевого духа нации, активная пропаганда против наших врагов, реализация предложений ОКХ, переданных еще Михаэлису.
Познакомившись с рейхсканцлером Гертлингом, я убедился, что и этот человек не соответствует роли главы правительства государства, находящегося в состоянии войны. Он полностью разделял взгляды парламентского большинства, из среды которого он, по существу, и вышел, и являлся сторонником идеи достижения мира на основе переговоров. Граф фон Гертлинг заявил об этом в первых же своих программных выступлениях, которые, однако, не нашли отклика в странах Антанты. Сам он называл себя «канцлером примирения». Но, по-моему, время тогда для примирения еще не созрело. Нам нужен был глава кабинета, целиком посвятивший себя военным проблемам, который бы действовал решительно и энергично и убедительно объяснил народу, какие опасности ему угрожают в случае поражения. Но все это было не в характере графа фон Гертлинга. Он ладил с представленными в рейхстаге политическими партиями и неизменно проявлял уступчивость, вопреки даже требованиям военного руководства. Личная порядочность побудила Гертлинга согласиться на эту должность, однако суровое время требовало более воинственную личность. При его пожилом возрасте и общей дряхлости выпавшая на его долю рабочая нагрузка была слишком тяжелой. Быть может, мне следовало высказать свои соображения на этот счет его величеству? Но кто стал бы рейхсканцлером после того, как кайзер уже отверг кандидатуры князя фон Бюлова и гросс-адмирала фон Тирпица? Кто мог бы загородить собою образовавшуюся брешь и данной ему властью объединить народ и повести к победе?