Война обнажила и другие недостатки в нашем правосудии. Среди судей получил распространение мягкий подход к военным преступлениям, который порой было просто трудно понять. Негативно влияло и то обстоятельство, что преступления, совершенные на фронте, рассматривались не сразу и не в воинской части, где это произошло, а в далеком тылу в иной обстановке и спустя некоторое время.
Беседуя со многими офицерами во время полевых занятий, я постоянно слышал уже знакомые мне жалобы на настроения усталости и недовольства в частях, заносимые в солдатскую среду из родных краев. Отпускники, мол, возвращаются распропагандированными, вновь прибывающее пополнение влияет разлагающе на воинскую дисциплину и боеспособность войск.
О воздействии далекого тыла на боевой дух личного состава я неоднократно говорил в соответствующих ведомствах. В описываемые дни мне впервые возразили, заявив, что настроения недовольства и усталости от войны исходят от фронтовиков. В этом нет ничего удивительного: из войск должны были отозваться эхом постоянные вопли из родных краев. Ведь людям на фронте приходилось во много раз тяжелее, чем в тылу. Оторванный от родного дома фронтовик, озлобленный и взбудораженный перенесенными испытаниями, производил на родине мрачное впечатление, невольно порождая недовольство и протест. Но, несмотря на разлагающее влияние глубокого тыла и снизившуюся воинскую дисциплину, войска в своей массе не утратили волю к победе. Я всегда верил, что у народа и его вооруженных сил одно тело и одна душа, что армия не может долго сохранять здоровье, если страна больна. Насколько я знал, нежелательные явления в действующей армии были все-таки исключением. В своей совокупности она поддерживала в своей среде дисциплину и порядок и доблестно билась с врагом. Я очень надеялся, что достаточно сильные чувства долга и воля к победе помогут войскам преодолеть негативные влияния.
Между тем следовало, не теряя времени, действовать. Необходимо было сохранить в своих руках инициативу, которую мы захватили на Западном фронте, и за первым мощным ударом при малейшей возможности нанести второй удар. Немало времени требовалось на переброску огромного количества наступательных средств, на подвоз и складирование боеприпасов, на сосредоточение дивизий и, не в последнюю очередь, на анализ и оценку прежних наступательных операций. Промедление было нежелательно, но при имевшихся в нашем распоряжеении силах – неизбежно.
Очень хотелось бы продолжить наступательные действия у Ипра и Байлейля против англичан, но там уже сконцентрировались такие мощные вражеские силы, что сладить с ними не смогли бы и хорошо отдохнувшие наши части. Похожее положение было и далее к югу. Слабее выглядел неприятель в полосе действия наших 7-й и 1-й армий. Отсюда он взял войска для участия в сражении у Ипра, и, кроме того, здесь занимали оборону изрядно потрепанные английские соединения. Правда, расположенные на высотах вражеские позиции казались труднодоступными для успешной атаки. Однако при удачной предварительной артиллерийский подготовке единственная трудность состояла в преодолении тяжелого рельефа местности. Группе армий кронпринца Германского еще в конце апреля поручили подготовить примерный план наступления между Пиноном и Реймсом.
После ряда совещаний приняли следующее решение:
1. 7-я и 1-я армии наступают с линии юго-западнее Лаона – южнее Бер-о-Вак в направлении Суассона, Фима и Реймса.
2. Фронт наступления расширяется вправо до реки Уазы и влево до Реймса.
3. 18-я армия наступает западнее Уазы, нанося главный удар в направлении Компьена.
Одновременное наступление на столь широком фронте было невозможно, поскольку часть нашей артиллерии, участвовавшей в сражении 21 марта, осталась в группе армий кронпринца Рупрехта для укрепления обороны.
Как далеко продвинутся наши части – сказать заранее было трудно. Я надеялся, что враг в итоге израсходует много сил, и это позволит нам начать наступление во Фландрии.
Группе армий кронпринца Рупрехта надлежало держать оборону и постоянно ее крепить, но вместе с тем в качестве отвлекающего маневра вести приготовления к наступлению по всему своему фронту и во Фландрии. В целях дезинформации противника демонстративная подготовка к наступлению проводилась и на других участках Западного фронта, где никаких атак не предусматривалось.
Когда на Западе происходили крупные события, на Итальянском и Македонском фронтах царило спокойствие. Они, по сути, являлись продолжением Западного фронта и прикрывали фланги германских и австро-венгерских войск.
Между тем с возвращением из России нескольких сотен тысяч военнопленных положение армии двуединой монархии в Италии заметно улучшилось, и она почувствовала себя достаточно сильной для наступательных действий против итальянцев. Генерал фон Арц регулярно направлял своих офицеров для участия в наших наступательных операциях и внимательно изучал наш боевой опыт. Перейти в наступление он намечал в первой половине июня, т. е. после нанесения нами удара в районе Шмен-де-Дам. Одним словом, речь шла о проведении в конце мая и начале июня крупной совместной акции против Антанты.
На Македонском фронте по-прежнему сохранялся покой. У болгарской армии было время отдохнуть и повысить боевую подготовку. Тем не менее нельзя было не заметить, что с марта месяца из-за плохого обеспечения одеждой и продовольствием настроение в болгарских воинских частях неуклонно ухудшалось. Вражеская пропаганда и сторонники стран Антанты из числа самих болгар умело возбуждали дурные чувства в отношении Германии. Случаи солдатских бунтов свидетельствовали о том, как далеко зашел процесс разложения.
На Палестинском фронте англичане в конце марта предприняли наступление севернее Мертвого моря через Иорданию, намереваясь обойти с фланга турецкую группу армий и оттеснить ее от железной дороги на Дамаск. Сначала английские войска захватили солидную территорию, однако в итоге потерпели поражение. В конце апреля англичане повторили атаку с тем же результатом. Можно было ожидать, что с приходом жаркой погоды они возобновят свои усилия. В Месопотамии англичане продвинулись к Мосулу и закрепились в Северном Иране, заняв место разбежавшейся армии русских.
В последних числах февраля турки начали наступление в Армении. В конце марта они очистили свою территорию от русских и в конце апреля заняли Карс и Батум, отошедшие к ним по условиям Брестского мирного договора. Этим Турция не собиралась ограничиваться, имея в виду расширить свое влияние на Кавказе.
В общем и целом я одобрял действия Турции, которые в своей совокупности положительно влияли на ход войны. Однако они не должны были отвлекать Турцию от выполнения поставленных перед нею боевых задач или создавать трудности в обеспечении нас кавказским сырьем, в котором мы настоятельно нуждались. А главной задачей Энвер-паши была борьба с англичанами, и в первую очередь на Палестинском фронте. Об этом я постоянно напоминал ему в многочисленных телеграммах. В тот момент появилась также возможность ударить по англичанам и в Северном Иране, где турки обладали явным превосходством. Но Энвер-паша и его правительство больше думали не о войне с Англией, а о своих панисламистских целях на Кавказе.
На Украине германские войска после взятия 1 марта Киева свое продвижение замедлили. Одесса пала 12 марта почти без борьбы. Помогли немецкие части, прошедшие через Молдову после заключения 7 марта предварительного мира с Румынией. ОКХ намеревалось идти так далеко, сколько требовалось для достижения целей, которые и побудили нас вторгнуться на Украину.
Украинцы нас позвали. Мы, но еще сильнее Австрия и армия этой двуединой монархии, нуждались в украинском зерне; поэтому эта страна не должна была попасть в руки большевиков и способствовать их усилению. Мы обязаны были поддержаать Украину ради нашей же собственной пользы.
Во многих местах обширной оккупированной территории нашим войскам приходилось вести бои с большевистскими отрядами и бандами. В большинстве случаев с ними справлялись без особых усилий. Закончив продвижение, главнокомандующий войсками на Востоке договорился с советским правительством о демаркационной линии. Было вполне в характере советского правительства часто обвинять наши части в несоблюдении этой линии, в то время как от германского командования на Востоке неоднократно поступали сообщения о вторжении большевистских банд в защищаемую нами область. К сожалению, в министерстве иностранных дел, по-видимому, больше доверяли большевистской лжи, чем нашим правдивым докладам.
Германским военным и гражданским властям было предоставлено самое широкое поле деятельности. ОКХ с напряженным вниманием следило за происходившим, будучи больше всех заинтересовано в ее результатах. Командование группой армий со ставкой в Киеве принял генерал-фельдмаршал Эйхгорн. Германское правительство представлял посол фон Мумм. Заготовкой различных запасов занималось имперское министерство экономики. Более запутанной и разобщенной системы управления было просто невозможно придумать. Такой подход обуславливался негативным отношением в Берлине к «милитаризму», а также чиновничьим бюрократизмом с его шаблонным стилем работы.
Как и следовало ожидать, молодое украинское правительство оказалось неспособным навести в стране порядок и обеспечить нас зерном и вскоре исчезло с политической сцены. Руководить государством взялся гетман Скоропадский. С ним работать было можно.
Вскоре начали создаваться новые украинские воинские формирования. На это требовалось время, а пока от них германскому военному командованию было мало пользы. Находившиеся на Украине германские части нужны были для борьбы с большевиками и для обеспечения экономической эксплуатации занятых земель. Всякий раз, когда мы намеревались забрать у группы армий на Украине какие-то войска, командующий фон Эйхгорн громко жаловался на недостаток сил.
Имперское министерство экономики осуществляло на Украине опережающую реальные события политику мирного времени. Против такого подхода можно было бы не возражать, если бы только он соответствовал нуждам ведения войны.