темно.
Однако в один из дней дочери Иофора решили прийти к колодцу пораньше и напоить овец прежде, чем у него начнут собираться возвращающиеся с пастбища пастухи. Они уже наполнили корыта, когда у водопоя появились мадиатяне и стали отгонять от него овец Иофора, одновременно всячески оскорбляя его дочерей и угрожая им расправой.
В этот час у колодца и появился бежавший из Куша Моисей. Разумеется, он не мог знать истинных причин столь наглого поведения пастухов, но при виде этой сцены в нем заговорило природное чувство справедливости.
В мгновение ока Моисей раскидал в стороны наседавших на девушек пастухов, дал им напоить своих овец, проводил их до дома, и тогда дочери Иофора, согласно принятым на Востоке законам гостеприимства, пригласили его войти в дом.
Нет, это отнюдь не был дом египетского вельможи или обладавшего почти безграничной властью жреца. Пол центральной комнаты глинобитного домика был покрыт соломой, а место для еды было окружено подушечками. Сам Итро сидел в углу на соломенной циновке, погрузившись с головой в чтение какого-то египетского пергамента.
– Что случилось? Почему вы сегодня вернулись так рано? – не поднимая глаз, спросил Итро.
– Вот этот египтянин помог нам сегодня, и мы смогли напоить овец вовремя, – ответила старшая дочь.
Запомните эту фразу. Именно на нее указывают многие сторонники версии о том, что Моисей был все-таки египтянином, а не евреем. Еврейские источники, разумеется, тоже обращают внимание на эти слова. Они утверждают, что Моисей слышал ее, но промолчал, так как не знал, как в Мадиаме отнесутся к еврею. Отказ Моисея немедленно опровергнуть слова девушки, заявить о том, что он – еврей, говорит мидраш, стал одним из тех грехов, за которые он был лишен права войти в землю, обещанную Богом еврейскому народу.
Однако стоит заметить, что из самого текста Библии вовсе не следует, что Моисей слышал слова девушки, как и вообще то, что они пригласили его войти за собой в дом. Да и подобное их поведение, учитывая нравы того времени, выглядело бы даже не нескромным, а вызывающим – к себе в дом постороннего мужчину сами могли пригласить лишь девицы легкого поведения. Скорее, дело обстояло наоборот: Моисей остался на улице, но когда Иофор узнал о том, что он помог его дочерям, то послал их к незнакомцу с просьбой стать его гостем – или же дочери сами подсказали отцу, что следовало бы пригласить его в гости.
Уже за трапезой Иофор, узнав, что Моисей является изгнанником, предложил ему стать у него пастухом, а потом и выдал за него свою дочь Сепфору. Впрочем, чтобы не быть голословными, процитируем соответствующий отрывок Пятикнижия:
«А у жреца Мидьяна было семь дочерей; пришли они, и начерпали воды, и наполнили каменные корыта, чтобы напоить скот отца своего. И пришли пастухи, и отогнали их, но Моше поднялся на их защиту, и спас их, и напоил их скот. И пришли они к Реэулю, отцу своему, и спросил он: «Отчего вы так скоро пришли сегодня?». И сказали они: «Один египтянин спас нас от пастухов, а также начерпал нам воды и напоил скот». И сказал он своим дочерям: «А где же он? Что же вы оставили этого человека? Позовите его, пусть поест хлеба». И согласился Моше жить у того человека, и выдал тот за Моше дочь свою, Ципору. И родила она сына, и назвал его Моше именем Гершом, сказав: «Пришельцем стал я в чужой стране»…» (Исх., 2:16-22)[32].
Коран, в целом придерживаясь версии Библии и явно основываясь на ее тексте и тех же мидрашах, рисует приблизительно такую же картину событий:
«И когда он подошел к воде Мадйана, то нашел там толпу людей, которые поили.
И нашел, не доходя до них двух женщин, отогнавших в сторону. Он сказал: «В чем ваше дело?». Они сказали: «Мы не можем поить, пока не отойдут пастухи, а наш отец – глубокий старик.
И напоил он для них, а потом отвернулся в тень и сказал: «Господи, я нуждаюсь в том благе, которое Ты мне ниспослал!»
И пришла к нему одна из них, идя со скромностью, и сказала: «Отец мой зовет тебя, чтобы воздать тебе награду за то, что ты напоил для нас. И когда он пришел к нему и рассказал ему историю, он сказал: «Не бойся, ты спасся от людей неправедных!»…» (Коран, Сура 28. Рассказ, 22(23)-26).
Год шел за годом, Моисей пас стада своего тестя на просторах Мадиама и при этом был вполне доволен своей участью. Изведавший в свое время сладость богатства и власти, он вдруг осознал всю справедливость укоренившегося среди семитских народов мнения, что только жизнь пастуха исполнена подлинной свободы и духовности. В отличие от царя или вельможи, он не обременен постоянными думами о нуждах государства и плетущихся вокруг него заговорах и интригах. В отличие от земледельца, упирающегося во время сева и уборки урожая глазами в землю и ничего не видящего, кроме ее черных комьев, у пастуха есть и возможность осознать бескрайность планеты, и время для того, чтобы поднять голову и посмотреть на звезды, а значит – и задуматься над вечными вопросами бытия.
Кто знает, о чем размышлял Моисей, лежа ночами на пастбище и упершись взглядом в темное небо? Он подбирался уже к восьмидесяти годам, и, пожалуй, единственное, чего он желал – это тихо и спокойно дожить оставшиеся ему годы.
Но именно в это время пробил час исполнения его миссии.
Глава 4. Неопалимая купина
«И было спустя много времени: умер царь Египта, – продолжает свой рассказ Библия. – И застонали сыны Израиля от работы и возопили – и вознесся этот вопль от работы их ко Всесильному. И услышал Всесильный стенание их, и вспомнил Всесильный союз свой с Авраамом, Исааком и Иаковом. И увидел Всесильный сынов Израиля и познал Всесильный» (Исх., 2:23-25).
Еврейская традиционная хронология, утверждая, что новый фараон пришел к власти, когда Моисею было 76 лет, датирует эти события 2444 г. от сотворения мира (1317 г. до н. э.). В этом случае по наиболее признанной хронологии новым фараоном являлся не кто иной как Хоремхеб (1317-1290 гг. до н. э.) – последний фараон 18-й династии, не принадлежавший к царскому роду и получивший трон исключительно потому, что женился на сестре жены покойного фараона Эхнатона. Но с учетом 163-летнего разрыва с другой принятой хронологией этим новым фараоном был Тутмос III (1490-1436 гг. до н. э.). Многие же теологи (причем как еврейские, так и христианские), а вслед за ними популяризаторы Библии вроде Вернера и Косидовского настаивают на том, что умершим фараоном был Рамсес II (1286-1224 гг. до н. э.), а вслед за ним на трон воссел его сын Мернептах (1224-1204 гг. до н. э.).
По версии В. Андриенко «фараоном исхода» был преемник Мернептаха Аменмес (1204-1994 гг. до н. э.), погибший во время чуда рассечения Чермного моря. Именно поэтому, считает Андриенко, все попытки найти его могилу до сих пор оказывались безуспешными[33]. В период правления Аменмеса в Египте снова началась смута, и он мог начать репрессии евреев, видя в них возможных союзников тех, кто посягал на его власть. Одновременно Моисей мог воспользоваться смутой, чтобы вывести еврейских рабов из страны.
Но ведь есть еще хронология Иммануила Великовского, вообще относящего эти события к кончине Амнемхета III и начавшейся за ней смуте, то есть, согласно общепринятой хронологии, к XVIII – XVII вв. до н. э., а согласно поправкам Великовского, все к тому же XV столетию до н. э.
Как бы то ни было, несомненно одно: приход к власти нового фараона ознаменовался усилением гнета над евреями. Им были увеличены нормы выработки по укладке и изготовлению кирпичей; египтяне начали требовать, чтобы на строительные работы выходили не только мужчины, но и женщины и дети. Народные сказания расцвечивают эти ужасы рабства еще более яркими красками. Так в своей книге «Мидраш рассказывает» р. Моше Вейсман приводит предание, согласно которому, если евреи не делали в течение дня положенного количества кирпичей, египтяне вместо недостающих кирпичей замуровывали в стены еврейских детей.
Затем, когда фараон заболел проказой, его лекари посоветовали ему принимать ванный из крови еврейских детей. И тогда по приказу фараона ежедневно начали убивать по 300 детей – 150 для утренней ванны фараона и 150 для вечерней. И именно после этого кровавого указа, утверждает мидраш, евреи вспомнили о Боге и завопили к Нему так, что Он решил, услышать и положить конец затянувшемуся на 210 (именно на 210, а не на 400) лет рабству.
Однако один из крупнейших комментаторов Писания XIX в. рав Ш.-Р. Гирш в своих комментариях высказывал мысль, что дело было не только в усилении тягот рабства, сколько в пришедшем к евреям осознании безвыходности своего положения.
«Мы верим, – писал он, – что очевидна связь между смерть царя и стоном народа от тягот рабства. Пока живы те люди, которые первыми начали совершать такое страшное преступление, как порабощение целого народа, есть надежда, что их совесть проснется и заставить их прекратить несправедливость, которая торжествовала в результате тирании. Но как только общественный институт, независимо от того, какой вопиющей несправедливостью он порожден, переходит наряду с государственной властью в руки новых правителей, не знающих о происхождении этого института и о том, кто установил его, как законную прерогативу государства, исчезает всякая надежда на то, что новая власть сочтет возможным вносить самовольные изменения в освященную временем традицию. Она будет считать, что все общественные установления прежнего режима были санкционированы законом данной страны. И тогда свободные люди, превращенные в рабов такой сатанинской тиранией, обречены оставаться рабами на вечные времена. Таково проклятие незыблемости, присущее освященным веками общественным институтам…
Когда скончался царь Египта, сыны Израиля поняли, что им суждено вечное рабство, и они застонали от своего рабского положения… Не тяготы непосильного физического труда заставляли их страдать: они были достаточно сильны многое могли вынести; кроме того, существовала возможность изменения к лучшему в обращении с ними. Их стоны были вызваны тем, что теперь они навечно приговорены к рабству в результате смерти прежнего царя»