Это было наилучшее положение для того, чтобы различить слова в ревущем голосе природы. Вдохновенный вождь переводил слова, которые он слышал в протяжных громоподобных раскатах. Земля стонала: уже не одну неделю все ее пласты смещались, орбита была нарушена, ось оси сбиты, ее океаны обрушились на континенты, ее моря превратились в пустыни, ее горы сдвинулись, ее острова затонули, ее реки потекли вспять – мир, залитый лавой, засыпанный метеоритами, с зияющими безднами, с горящей нефтью, извергающимися вулканами, качающейся землей, мир, окутанный дымом и паром.
Перемещение слоев земли и появление гор, землетрясения и извержения вулканов соединялись в дьявольском грохоте. Этот голос звучал не только в пустыне Синая; весь мир должен был слышать его. «Небо и земля гремели… Горы и холмы сдвигались», – говорится в Мидраше. «Громок был рев небес и земля отвечала ему эхом», – говорится в эпосе о Гильгамеше. У Гесиона «огромная земля стонала, когда Зевс поразил Тифона своими громами: «земля издавала ужасный грохот, как и бескрайнее небо над ней».
Сближение двух заряженных тел могло также производить трубные звуки, варьирующиеся по мере возрастания или уменьшения разделяющей их дистанции. Кажется, что это явление описано у псевдоФилона как «перекличка труб между звездами и их Владыкой». Здесь мы можем проследить происхождение пифагорейского понятия «музыка сфер» и мысли о том, что звезды рождают музыку. Согласно мидрашиму, трубный звук на горе Синай имел семь различных ступеней высоты (или нот), а раввинская литература о «небесной музыке», услышанной в момент явления. «При первом звуке небо и земля сдвинулись с места, моря и реки повернулись вспять, горы и холмы покачнулись на своих основаниях».
Гомер описывает подобную же ситуацию следующим образом: «Бескрайние просторы земли и небеса над ними звучали, как голос трубы». «Мир весь сгорает в звуках рога», – говорится в Волуспе.
Согласно еврейским преданиям, все народы слышали гром законоположительной речи…»[77]
Таким образом, Великовский, как впрочем, и многие другие сторонники подобной версии Синайского откровения, отнюдь не спешит записать Моисея в фокусника, сумевшего ввести в заблуждение целый народ и внушить ему свои идеи. Нет, Моисей, дескать, и сам искренне верил, что слышит голос Бога, то есть наравне со всеми другими подвергся религиозной экзальтации.
Однако при всей своей любопытности гипотеза Великовского имеет и немало слабых сторон. К примеру, все историки убеждены, что колесницы на вооружении египетской армии появились именно при гиксосах, а так как Библия утверждает, что фараон преследовал евреев именно на колесницах, то значит, исход все же происходил позже вторжения гиксосов.
А потому давайте все же обратимся к той картине происходящего, которую рисует сама Библия. Тем более, что картина эта, как верно замечают и еврейские, и христианские теологи, содержит множество деталей, которые до сих пор не в состоянии объяснить ни один из исследователей-атеистов.
Пятикнижие предельно четко обозначает дату прихода евреев к горе Синай – 1 сивана 2448 года по еврейскому летосчислению, то есть спустя два с половиной месяца после того, как они покинули Египет, примерно в начале июня. Для самого Моисея это было одновременно исполнением и того, что обещал Всевышний во время Своего первого открытия ему в пламени неопалимой купины, и, одновременно, выполнением взятого на себя обязательства. Все, что говорил ему Бог тогда, во время их первого разговора сбылось, и вот он снова здесь, у таинственной горы Синай, на этом «святом месте».
Очевидно, еще во время движения по пустыне Моисей направил посланцев Мидьян к своему тестю Иофору, и обозначил ему гору Синай как место их будущей встречи. Кто знает, что творилось в душе Иофора после того, как он получил письмо от Моисея; какие мысли роились в его голове? Он прощался с зятем, когда тот, по меньшей мере, внешне и по своему общественному статусу был простым пастухом, а теперь ему предстояла встреча с великим вождем, человеком, за которым идут тысячи людей и который опирается на свою армию…
Как тот примет его после столь чудесного своего превращения? Признает ли он его дочь в качестве супруги, а двух сыновей, Гершома и Элиэзера, – как своих законных наследников? Однако уже первые минуты встречи рассеяли все эти сомнения – Моисей не только показал, что не собирается отрекаться от своей семьи из Мадиама, но и наоборот, всячески демонстрируя почтение к тестю и любовь к жене и детям, постарался подчеркнуть, что он остался прежним Моисеем, и гордыня совершенно не коснулась его:
«И пришел Итро, тесть Моше, и сыновья его, и жена его к Моше в пустыню, где находился он в стане у горы Всесильного. И передал он Моше: «Я, тесть твой Итро, иду к тебе, и жена твоя, и двое сыновей ее с нею». И вышел Моше навстречу тестю своему, и поклонился, и поцеловал его, и приветствовали они друг друга, вошли в шатер…» (Исх., 18:5-7).
Разумеется, вслед за Моисеем, вышедшего навстречу Иофору в сопровождении своего брата Аарона и его сыновей Надава и Авигу, вышел из шатров и весь народ – приход тестя Моисея и его жены и детей стал значительным событием в еврейском стане, в котором немедленно начали готовиться к праздничному пиру.
Моисей, любивший Иофора, высоко ценивший его ум и духовные поиски и в какой-то степени считавший себя его учеником, спешил после долгой разлуки рассказать тестю обо всем, что с ним произошло за эти месяцы. Иофор с увлечением слушал рассказ зятя об обрушившихся на Египет казнях; о том, как они выходили из этой страны; о чуде рассечения моря и битве с Амалеком. Вместе с ним, как зачарованная, слушала рассказ мужа и Сепфора, и, говорит мидраш, когда Моше дошел до того, как весь народ вслед за ним и за Мирьям пел восторженную песню Господу, она даже всплакнула из-за того, что не видела своими глазами этих чудес и что ей не довелось петь вместе со всеми. Согласно другому мидрашу, за этот свой плач Сепфора удостоилась того, что в следующем своем воплощении появилась на земле в образе пророчицы Деборы, песнь которой в честь победы над Сисрой считается одним из самых древних и прекрасных поэтических творений.
И все-таки Иофор слушал рассказ зятя несколько иначе, чем дочь. Он жадно ловил его слова о Боге, о Его указаниях Моисею, о том, как Он проявлял Свою власть над природными явлениями, животным миром и людьми, и чем дальше, тем больше убеждался в том, что именно Моисею, а не ему было явлено то откровение, которого он ждал всю жизнь, и что на этот раз речь идет не о неком бездушном идоле или об отвлеченной идее, а о раскрытии подлинного Владыки мира. В сущности, Иофор сам давно уже пришел к идее Единого Бога как единственной силы, управляющей природой и человеческим обществом, но теперь он получил этому доказательства.
«И радовался Итро всему тому благу, которое сделал Бог Израилю, вызволив его из Египта. И сказал Итро: «Благословен Бог, который избавил вас от руки египтян и от руки фараона, который избавил этот народ от власти Египта. теперь узнал я, что Бог выше всех божеств: поразил он их тем, что они злоумышляли против вас»[78] (Исх., 19:9-11).
Затем было принесение жертвоприношений и, само собой, пир в честь Иофора, в котором приняли участие Аарон и все старейшины Израиля.
Дальше Библия задает нам еще одну загадку:
«И было назавтра: сел Моше судить народ, и стоял народ около Моше с утра и до вечера. И увидел тесть Моше все. что делает тот народу, и сказал: «Что это ты делаешь народу?! Почему это ты сидишь один, а весь народ стоит перед тобой с утра и до вечера?!» И сказал Моше тестю своему: «Потому что приходит народ ко мне вопрошать Всесильного. Когда бывает у них дело, доходит оно до меня, и я сужу между одним человеком и другим, и объявляю законы Всесильного и указания Его». И сказал тесть Моше: «Нехорошо то, что ты делаешь. Изнеможешь и ты, и народ этот, который с тобою, ибо слишком тяжело для тебя это дело, и не сможешь ты один совершать его. А теперь послушайся меня: я посоветую тебе, и будет Всесильный с тобою: будь ты у народа посредником Всесильного, и представляй ты дела Всесильному. А им сообщай законы и указания и указывай путь, по которому им идти, и дела, которые им делать. Ты же выбери из всего народа людей дельных, боящихся Всесильного, людей правдивых, не терпящих корысти, и поставь их над народом главами тысяч, главами сотен, главами пятидесяти и главами десяти. И пусть они судят народ во всякое время, и будет: всякое важное дело представят они тебе, а всякое дело малое судить будут сами. Если сделаешь так, и Всесильный повелит тебе это, то сможешь устоять, и весь народ этот прибудет на свое место в мире». И послушался Моше тестя своего, и сделал все, что тот посоветовал…» (Исх., 19:13-24).
Таким образом, поначалу, увидев Моисея, восседающего на троне и стоящий перед ним с утра до вечера народа, Иофор обвиняет зятя в гордыни. Моисей в ответ объясняет, что гордыня тут совсем ни при чем: он разбирает каждую жалобу и отвечает на вопросы каждого человека отдельно. Но Иофор настаивает на том, что даже если гордыня и в самом деле здесь совершенно ни при чем, то в любом случае, заставляя людей часами стоять на ногах, Моисей демонстрирует неуважение к народу и предлагает простой и логичный выход из создавшейся ситуации: децентрализовать власть, назначить различные судебные инстанции и делегировать им свои полномочия, оставив за собой лишь решение важнейших, судьбоносных для нации проблем. И после того, как Моисей вопросил Бога о том, угоден ли Тому совет Иофора, Моисей назначает тысячников, сотников и десятников.
Комментаторы расходятся во мнениях, когда именно Иофор подал этот совет Моисею: одни считают, что разговор между ними происходил на следующее утро после прихода тестя Моисея в стан израильтян, другие – что гораздо позже, уже после того, как Моисей спустился с Синая со вторыми Скрижалями Завета и «сел судить народ». Однако на самом деле, не так уж важно, когда именно произошел этот разговор. Куда важнее, что в связи с ним возникает резонный вопрос: что же это за лидер, который не додумался до столь обычного, принятого практически у всех народов способа управления?