Именно в этом эпизоде многие комментаторы усматривают доказательство того, что Моисей был прежде всего пророком, своего рода идеальным преемником и передатчиком сообщаемой ему Богом информации, и все его выдающиеся качества вождя объясняются не врожденными чертами его личности, а лишь потому, что он исполняет указания, отдаваемые ему Свыше.
«Нет для нас ничего более назидательного, чем эта информация о самом первом юридическом институте еврейского государства, приводящаяся непосредственно, перед главой о даровании Закона, – писал раввин Ш.-Р. Гирш. – Моше сам по себе был столь далек от образа гения-законодателя, столь скромен был его талант организатора, что он должен был учиться самым первым элементам государственного устройства у своего тестя. Человек, который измучивал себя до крайнего изнеможения и которому и в голову не пришло принять такое и простейшее решение, равно выгодное и ему, и его народу; человек, для которого необходимо было выслушать этот очевидный совет от Итро, такой человек никогда не смог бы дать народную конституцию и законы из собственной головы, такой человек был только – именно поэтому – наилучшим и самых верным инструментом Бога»[79].
Однако трудно допустить, что Моисею, выросшему во дворце фараона и бывшему в свое время знатным вельможей, были не знакомы элементарные принципы организации власти и управления народом. И в связи с этим данному эпизоду напрашивается другое, куда более естественное и логичное объяснение.
Дело в том, что Древний Египет был, по меткому замечанию В.В. Струве[80], «бюрократической монархией». Бюрократический аппарат этой страны был поистине огромен и крайне сложен; каждое прошение, каждое дело любого ее жителя, от вельможи до простолюдина, до вынесения по нему окончательного решения должно было пройти огромное множество инстанций, что вызывало понятное возмущение народа. Не исключено, что Моисей поначалу намеренно попытался решать все дела лично и на месте, чтобы таким образом не уподобляться египятнам и избежать обвинения в бюрократизме. Но Иофор убедил его, что такой порядок решения дел лидером целой нации попросту немыслим, представляет собой в итоге другую крайность, и передача им своих властных полномочий и раздление ветвей власти является разумным и необходимым шагом.
Вместе с тем децентрализация власти и появление отчетливых низовых властных структур настоятельно требовало и создания некого единого и обязательного для всех законодательного кодекса, которым эти структуры могли бы руководствоваться. И таким кодексом и стала Тора – «Пятикнижие Моисеево».
Так как Моисей предупредил народ, что у горы Синай произойдет некая мистерия, которая кардинальным образом изменит всю его последующую жизнь, то в еврейском стане царило необычайное воодушевление, невольно способствовавшее возникновению чувства всеобщего братства, любви и единения.
Когда евреи окончательно обустроились у Синая, Моисей «поднялся к Богу». Обычно под этими словами подразумевается то, что Моисей взошел на гору Синай и там говорил со Всевышним «лицом к лицу». Однако такие выдающиеся еврейские философы, как Абарбанель и Рамбам (Маймонид) настаивают на том, что это был подъем в состоянии медитации: физическое тело Моисея осталось на земле, в еврейском стане, но его душа унеслась в горние выси для общения с Творцом Вселенной. Как мы увидим дальше, Моисей в совершенстве владел искусством медитации, мог находиться в этом состоянии сколько угодно долго и пока он пребывал в нем, его тело казалось безжизненным.
В момент этого разговора с Богом Моисей получил указание о том, какими словами он должен объяснить народу смысл грядущей мистерии: если народ Израиля возьмет на себя бремя Его закона, он станет совершенно особым народом, который на протяжении всей последующей истории будет храним Богом как его самое дорогое сокровище и который в итоге принесет знание о Едином Боге всему остальному человечеству. И можно, повторим, верить или не верить в Бога, однако нельзя не видеть исполнения данного обещания: несмотря на все выпавшие на его долю испытания, еврейский народ продолжает свое существование и религия, основание которой было положено у подножия Синая, в итоге привела к рождению двух мировых религий – христианства и ислама.
Вернувшись в свое физическое тело (либо вернувшись с горы Синай), Моисей вновь призвал к себе старейшин, которым поручил немедленно собрать весь народ, чтобы он мог передать ему слова Бога.
Иосиф Флавий приводит довольно длинную речь, которую Моисей произнес в тот день перед евреями. Моисей начал с того, что сейчас он говорит с ними не просто как сын Амрама и Йохевед, а как посланник Творца Всевышнего и именно так они должны относиться ко всем его указаниям. Следует признать, что это был чрезвычайно удачный прием для убеждения в неоспоримости его лидерства – прием, к которому затем на протяжении тысячелетий интуитивно или вполне осознанно будут прибегать многие народные вожди. С одной стороны, Моисей провозглашает, что он – один из народа, в принципе, такой же рядовой член общества, как и все остальные – многие еще наверняка помнят его родителей, многие числят себя друзьями его семьи. И этот посыл – «Я один из вас» – невольно помогает толпе отождествлять себя с ее лидером, внушает любовь к нему.
Но с другой стороны, определяя свое лидерство как миссию, исходящую Свыше и потому не подлежащую оспариванию, внушающую священный трепет и благоговение, он неизмеримо поднимается над толпой и делает все свои указания подлежащими исполнению без всякого их обсуждения.
Однако, как выясняется из дальнейшего текста Библии (Исход, 24), Моисей отнюдь не требовал от народа слепого повиновения. В этой же своей речи он объяснил, что суть союза, который евреи заключат у Синая с Богом, состоит в принятии на себя обязательств верности Его законам, и тут же разъяснил, в чем именно будут состоять эти законы, несущие в себе поистине Высшую Правду и Высшую Справедливость. Вместе с тем речь Моисея была столь убедительна и зажигательна, что сынов Израиля охватила гордость за выпавшую им судьбу стать первыми на земле носителями Божественного закона, и ни у кого не возникло и тени сомнения в том, стоит ли участвовать в предстоящей мистерии, или нет.
Тогда Моисей и объявил о том, что прежде, чем Бог будет лично говорить с ними, Он предписывает евреям в течение трех дней очищать свои тела и души. Все мужчины и женщины должны были окунуться в водоеме с проточной водой и окунуть в них свои одежды и, кроме того, в течение всех трех дней очищения им было запрещено вступать в интимные отношения. При этом в эти дни им не просто запрещено подниматься на гору Синай, но и даже притрагиваться к той земле, которая находится за чертой, предупредив, что нарушителя этого запрета ждет сверхъестественная смерть.
И эти условия, как сообщает Библия, были приняты сынами Израиля с воодушевлением: «И ответил весь народ, как один, и сказали: «Все, что Бог сказал, сделаем»…» (Исх., 19:8).
Видимо, уже после этого Моисей записал все сказанное им в свиток, положив таким образом начало написанию одной из главных книг человечества – Торы или «Пятикнижия Моисеева». Сам этот свиток рассматривался им как текст договора между еврейским народом и Богом, и его завершающие слова – «И ответил весь народ, как один, и сказали: «Все, что Бог сказал, сделаем» – были равносильны подписи, которую каждый еврей поставил под текстом этого договора.
Закрепление же договора, согласно древнему обычаю, должно было сопровождаться закланием животным и совместным пиром, и потому на следующее утро Моисей поставил у стана жертвенник, возле которого воздвиг двенадцать обелисков, каждый из которых символизировал одно из колен Израилевых. Затем он взял в руки и стал громогласно зачитывать написанный им накануне свиток, и вновь народ выдохнул в едином порыве «Сделаем и услышим!», выражая тем самым готовность безоговорочно выполнять волю Творца.
После этого началось заклание жертвенных быков, кровь которых Моисей собрал в специальную чашу. Половину этой крови он вылил на жертвенник, а оставшейся половиной, по одной версии, стал кропить весь народ, а по другой – окропил все двенадцать обелисков, символизировавших этот народ. Но, независимо от того, какая из этих версий является верной, смысл этого ритуального действия Моисея был прекрасно понятен всем собравшимся – это была священная кровь союза, заключаемого между Богом и Израилем.
Уже после этого Моисей объявляет новое повеление Бога: он снова должен подняться на гору Синай, и до определенного места его должны сопровождать туда его брат Аарон, сыновья Аарона Надав и Авигу, а также семьдесят старейшин. Под почтительное молчание толпы эта процессия из 74 человек начала подниматься на окутанную туманом гору. Здесь, на указанном им Моисеем месте они остановились, и их посетило чудесное видение: «И увидели они Всесильного Бога Израиля; а под ногами Его – нечто подобное кирпичу из сапфира, прозрачного, как небесная высь…»
Тысячи комментаторов Библии ломали на протяжении столетий головы над толкованием этих слов. При этом всем им было понятно, что свидетели этого чуда не могли видеть Бога, так как Он не имеет образа, и слова про Его ноги – не более, чем попытка, передать свои впечатления в доступных человеческому восприятию терминах. Ряд комментаторов считает, что Моисей, Аарон, Надав, Авигу и старейшины видели Престол Славы Всевышнего, выглядевший так, словно он был сделал из сапфира, однако следует учитывать, что и Престол Славы – это не некое подобие трона, а духовное понятие.
Абарбанель утверждает, что они видели некую первичную материю, протовещество, из которого была сотворена Вселенная, и из этой же материи, а не из обычного сапфира и были сделаны первые Скрижали Завета, переданные Богом Моисею. Другой еврейский философ – Бахья – считает, что эти слова Библии означают, что Моисей и его спутники погрузились в состояние глубокой медитации и приобщились к Высшему знанию, Абсолютной мудрости. При этом он исходит из того, что как драгоценный камень сапфир считается символом мудрости и не случайно его название созвучно еврейскому слову «сефер» – «книга». Кроме того, мистики уподобляют сапфир третьему глазу, а сам третий глаз всегда ассоциируется с цветом сапфира, передающим состояние медитации, сосредоточенности на каком-то объекте.