«Молитва Моше, человека Божьего. Господи, обителью ты был для нас из рода в род. Прежде, чем родились горы и создал Ты землю и Вселенную, от века и до века – Ты Бог! Доводишь Ты человека до изнеможения и говоришь: «Возвратитесь, сыны человеческие!» Ибо тысяча лет в глазах Твоих, как день вчерашний… Ибо все дни наши прошли в гневе твоем, растартили мы годы наши быстро, как звук. Дни лет наших – семьядесят лет, а если сильны – восемьдесят лет, и надменность их суета и ложь, ибо быстро мелькают они, и умираем мы…» (Пс. 90 (89), 1-10).
Таким образом, в этом и в остальных своих псалмах Моисей утверждает все те же идеи монотеизма, провозглашает Бога вершителем судеб как отдельных людей, так и целых народов, несущего людям только благо. И даже если порой кажется, что в мире торжествует ложь и несправедливость, то эта картина обманчива. Само это ощущение, утверждает Моисей, возникает от того, что человеку не дано проникнуть в замыслы Бога, увидеть картину происходящего целиком, во временной преспективе и понять, что в итоге все оборачивается к добру. В итоге в жизни выигрывает всегда тот, кто делает свой выбор в пользу добра и выполнения нравственных законов Бога:
«Как величественны дела Твои, Господи, очень глубоки помыслы Твои. Человек невежественный не знает и глупец не понимает этого. Когда разрастаются нечестивые, как трава, и процветают все творящие беззаконие, это для того, чтобы быть истребленными навеки… И видел глаз мой, как пали враги мои, о восстающих на меня злодеях слышали уши мои. Праведник, как пальма расцветет, как кедр в Леваноне возвысится. Насажденные в доме Господнем, во дворах Бога нашего расцветут они. Еще и в старости расти будут, станут тучны и сочны, чтобы возвещать, что справедлив Господь, крепость моя, и нет в Нем несправедливости». (Пс. 92 (91), 6-10, 12-16).
Еврейские мистики уверждают, что, помимо их прямого смысла, в псалмах Моисея закодирован весь будущий ход человеческой истории и величайшие тайны мироздания, и все эти тайны были открыты ему именно тогда, во время пребывания пророка на горе Синай…
Между тем, дни проходили за днями, и с каждым новым днем в народном стане возрастала тревога: что будет, если Моисей не вернется к указанному им сами сроку? Кто вообще знает, что могло случиться с ним на горе Синай? Ведь в горах одинокого путника то и дело подстерегает множество опасностей: он может сорваться в пропасть, на него может напасть дикий зверь, его может завалить камнепадом в пещере. Наконец – кто знает? – он мог просто не выдержать встречи лицом к лицу со своим невидимым Богом и умереть от разрыва сердца!
Возможно, именно это все усиливающееся нервное напряжение и привело к тому, что евреи не то, чтобы сбились со счету, но ошиблись в определении срока возможного возвращения Моисея. Тот, говоря о сорока днях, имел в виду, что пробудет на Синае сорок полных суток, в то время как народ вел счет с того неполного дня, в середине которого пророк начал свое восхождение на гору.
На тридцать девятый день отсутствия Моисея в лагере началась настоящая паника. Кто-то бродил по стану, как помешанный и спрашивал, куда теперь идти, кто выведет их из этой пустыни – ведь без надежного проводника они будут блуждать в ней, пока не умрут от голода и жажды. Другие бились в истерике и вопрошали, где Моисей, что с ним стряслось, жив ли он вообще?! Третьи призывали на помощь Бога и, не получая ответа на свои мольбы, начинали поднимать кулаки в сторону неба. Напрасно Аарон и Хур ходили от шатра к шатру и пытались успокоить людей, убеждали их, что Моисей вот-вот вернется. Паника нарастала, и сеяли ее, в основном, «эрев рав» – прибившиеся к евреям египтяне. Теперь все происшедшее у всего сорок дней назад мнилось им иллюзией, видением, которому не стоило доверять, и они вспоминали о величественных храмах Египта, олицетворяющих мощь его богов.
В это время в лагере израильтян, говорит мидраш, и появился откуда ни возьмись ханаанейский жрец, который, согласно преданию, конечно, был никаким не жрецом, а самим Сатаной, этим ангелом-обвинителем, принявшим облик ханаанеянина.
– Стоит ли полагаться на какого-то призрачного невидимого Бога?! – вещал он. – Нет, следует задобрить божеств, реальных, которые помогут нам в наших бедах и горестях!
– Не слушайте его! – обратился к толпе Аарон. – Помните, что сказал вам Бог, когда вы стояли у Синая: «Я – Господь! Да не будет у тебя иных Богов, кроме Меня!». Вспомните клятву, которую вы дали Богу через Моисея!
– Моисей?! – умехнулся жрец. – Силою моих чар я могу вам показать, что случилось с вашим Моисеем!
Жрец воскурил благовония, и к небу взметнулся густой белый дым. Постепенно он развеялся, и перед глазами евреев предстало ущелье, на одном из отрогов которого неподвижно лежало тело их вождя.
Моисей был мертв – в этом больше не было никаких сомнений.
Глава 3. «Кто за Господа – ко мне!»
Давайте, читатель, чуть остановимся и попробуем снова посмотреть на происходящее глазами человека, не верящего в Божественную природу Синайского откровения. Ему не так-то сложно объяснить все происходящее с чисто рациональных позиций – скажем, с позиций социопсихологии.
Тот факт, что Моисей, побудив ведомый им народ пережить необычайный душевный подъем, неожиданно покидает его, можно объяснить, как угодно. Можно – тем, что реализовав определенную часть задуманного им плана, он почувствовал потребность уединиться и тщательно обдумать следующий его этап. Это звучит тем более логично, что для Моисея, как и для любого лидера, было крайне важно внушать людям ощущение, что у него продуман каждый шаг, что он прекрасно предугадывает последующее развитие событий и с легкостью находит решения возникающих по ходу дела проблем. Понятно, что, оставшись без вождя, еще совершенно неприспособленные к самостоятельной жизни и вдобавок абсолютно незнакомые ни с пустыней, ни с искусством выживания в ней, бывшие рабы просто не могли не запаниковать – их реакция на «исчезновение» Моисея выглядит вполне естественной и психологически оправданной.
Но можно найти уходу Моисея на сорок дней и куда более циничное объяснение. Скажем, его желанием доказать, что здесь, посреди пустыни, ему нет замены как лидеру – и с точки зрения этой версии он прекрасно понимал, что без него в лагере начнется паника и вернулся только после того, как она начиналась.
Но в том-то и дело, что вся дальнейшая логика повествования, весь последующий ход событий опровергает эти и другие подобные версии. Чтобы понять это, давайте снова вернемся ко все тем же древним источникам.
Мидраш говорит, что видение, вызванное принявшим облик языческого жреца Сатаной, не было ложным. Тело Моисея и в самом деле лежало в это время на отроге ущелья, и с точки зрения физических законов нашего мира было мертво или выглядело как мертвое. На время разговора с Богом, поясняет это предание далее, душа Моисея вышла из его материальной оболочки, и состояние, в которое погрузился пророк, не было простым сном – все процессы жизнедеятельности в его теле на этот период прекратились.
Видение мертвого Моисея настолько потрясло евреев, что даже те из них, кто до сих пор не поддавался общему настроению, впали в истерику. Тут обращенные в рабство египтянами и вышедшие вместе с евреями из Египта жрицы-моавитянки поняли, что пробил их час. Облачившись в прозрачные ритуальные одежды, взяв в руки бубны и призывно покачивая бедрами, они появились перед толпой.
– Не Бог мертвого Моше, а великие боги Египта и Моава поведут вас в землю Ханаанскую. Так воздайте же им почести! – пели они.
И вот уже наэлектризованная ими толпа обступает Аарона.
– Сделай нам божество вместо Моисея, которое поведет нас дальше, ибо этот человек, Моисей, который вывел нас из Египта – не знаем, что стало с ним!
Библия, как обычно, вмешает множество происходивших в эти часы событий в несколько коротких предложений:
«И сказал им Аарон: «Снимите серьги из ушей ваших жен, сыновей и дочерей, и принесите их мне». Снял весь народ золотые кольца со своих ушей и принес их Аарону. И взял тот из рук их, и обработал резцом, сделал литого тельца, и воскликнули они: «Вот твое божество Израиль, которое вывело тебя из страны Египетской!» И увидел Аарон, и построил жертвенник перед ним, и объявил Аарон: «Завтра – празднество в честь Бога!» И встали они назавтра пораньше, и вознесли жертвы всесожжения, и уселся народ есть и пить, и поднялись забавляться…» (Исх., 32:2-6).
Устные предания вновь рисуют все происходящее куда более подробно. Если верить им, увидев наседающую на него со всех сторон толпу, требующую сделать им идола вместо Моисея, Аарон испугался – испугался того, что его убьют. Но вот объяснения этому страху различные толкователи Библии дают разное. «Аарон испугался за народ – ведь, если бы тот убил его, то нарушил бы заповедь «Не убий». То есть вдобавок нарушения заповедей, касающихся отношений с Богом, евреи нарушили бы важнейшую заповедь, касающуюся отношений между людьми – и тогда бы точно подлежали уничтожению», – считают наиболее идеалистически настроенные комментаторы.
Однако другие комментаторы убеждены, что речь идет об обычном человеческом страхе: Аарон испугался не за народ, а за себя – за свою собственную жизнь, за жизнь своей семьи. А потому, прекрасно сознавая преступность требований толпы, вместо того, чтобы попробовать вразумить ее, предпочел сделать вид, что полностью подчиняется ее воле. На самом же деле он решил любой ценой тянуть время в надежде, что Моисей вот-вот вернется, и тогда все само собой образуется.
Именно поэтому он потребовал, чтобы для изготовления идола были собраны серьги из ушей жен и детей – он был уверен, что женщины не захотят так просто отдавать свои украшения. Так все и оказалось, однако мужчины были настолько охвачены религиозным экстазом, что, не слушая возражений, вырывали серьги из ушей своих жен, а также – чтобы быстрее завершить сбор необходимого количества золота, отдавали Аарону свои собственные украшения.