Затем Аарон отправил все собранные украшения на переплавку, чтобы затем вырезать идола из получившейся болванки. И тут снова версии расходятся. Одни мидраши утверждают, что во время этой переплавки золото – то ли под влиянием все того же Сатаны в облике ханаанейского жреца, то ли благодаря кому-то из египтян, владевшему колдовством – само собой приняло форму тельца. Другие источники утверждают, что находившиеся в стане египтяне изначально поместили золото в форму тельца – хорошо знакомого им Аписа, бога плодородия, одного из воплощений Осириса.
Согласно третьим мидрашам, в результате переплавки получилась вытянутая золотая болванка, которой Аарон резцом стал придавать форму тельца – что опять-таки позволяло ему потянуть время.
Четвертые настаивают на том, что евреи с самого начала требовали у Аарона сделать идола именно в виде тельца, так как во время Синайского откровения среди множества видений, которые перед ними предстали, было и видение тельца – духовного существа и в самом деле имеющего некое сходство с этим земным животным.
Как бы то ни было, когда телец был закончен, прибившиеся к евреям египтяне, опознав в нем знакомый им образ, но стремясь внушить евреям, что это и их бог тоже, закричали: «Вот божество твое, Израиль, которое вывело тебя из Египта!».
В этот момент у сына Мирьям Хура сдали нервы. Вспомнив наказ Моисея, он встал между народом и еще горячим от огня идолом и закричал:
– Опомнитесь, люди! Вспомните, что все мы слышали вон там, у Синая: ««Да не будет у тебя других Богов, кроме Меня. Не делай себе изваяния и всякого изображения того, что на небе наверху и что на земле внизу, и того, что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им, ибо Я – Бог, Всесильный твой, Бог-ревнитель… Не навлекайте беды на себя и своих детей!..»
Но закончить начатую речь Хур не успел – чей-то метко пущенный камень попал ему в лоб, и он рухнул на землю. С залитым кровью лицом Хур поднялся, но тут же был сбит с ног новым камнем, ударившим его в грудь. Камни все продолжали лететь уже и тогда, когда безжизненное тело Хура уже лежало на земле – сотни людей приняли участие в этой кровавой расправе.
Когда все было кончено, труп сына Мирьям отнесли за границу стана и бросили там, даже не похоронив. Нам остается только догадываться, с каким чувством смотрел на убийство племянника Аарон, прекрасно сознавая, что на его месте вполне мог быть он сам.
И, тем не менее, начать немедленно служение в честь тельца Аарон отказался, отложив его на завтра и объяснив это народу тем, что ему еще нужно сложить для этого жертвенник.
Сооружение жертвенника заняло у Аарона весь вечер, а утром, едва занялся рассвет, самые ретивые поклонники нового «божества» стали будить народ «на праздник». Так и случилось, что уже до полудня в честь тельца были принесены многочисленные жертвы, затем начался грандиозный пир, пляски, а вслед за ним и разнузданные языческие оргии…
И вот тут, на три с половиной тысячи лет опережая приемы кинематографа, в тексте «Пятикнижия» стремительно меняется ракурс, ближний план сменяется дальним, и мы вдруг видим все происходящее с иной точки – не изнутри еврейского стана, а так как это видится из Высших миров, беседующим между собой Моисею и Богу.
Точнее, Бог, согласно билейскому тексту, действительно, словно на огромном экране, видит все происходящее в стане, и от Него не остается сокрытой ни одна, самая мелкая подробность. Моисею же, как становится понятным из дальнейшего, этого видеть было не дано, он мог только знать о происходящем со слов Бога, и это обстоятельство, как мы скоро увидим, является ключом к пониманию дальнейших событий.
«И говорил Бог, обращаясь к Моше: «Иди вниз, ибо растлился твой народ, который вывел ты из страны Египетской. Быстро сошли они с пути, который Я заповедовал вам, – сделали себе литого тельца, и пали ниц перед ним, и принесли ему жертвы, и сказали: «Вот божество твое, Израиль, которое вывело тебя из страны Египетской»…» (Исх., 32:7-8)
Эти слова Бога звучат, как речь прокурора, уличающего подсудимого в нарушении закона. В самом деле, разве евреям не было сказано «Не делай себе изваяния и всякого изображения» – а они сделали золотого тельца! Сказано им было «не поклоняйся» – а они «пали ниц перед ним»! Заповедано им было «не служи им» – а они принесли ему жертвы! Наконец, самая первая заповедь звучала как «Я – Бог Всесильный твой, который вывел тебя из страны Египетской, из дома рабства» – но никто из евреев не возразил, когда перед ними провозгласили «Вот божество твое, Израиль, которое вывело тебя из страны Египетской»!
И дальше Бог вроде бы готов вынести смертный приговор еврейскому народу, а заодно делает Моисею… весьма заманчивое предложение;
«А теперь оставь Меня и воспылает Мой гнева на них, и уничтожу Я их, а от тебя произведу великий народ!» (Исх., 32:10).
Отказавшись менее чем через сорок дней от взятых ими на себе обязательств перед Всевышним, евреи вроде бы вполне заслужили такую участь. С другой стороны, если Всевышний произведет новый великий народ от Моисея, то Он никак не нарушит обетование, данное ему праотцам еврейского народа Аврааму, Исааку и Иакову о том, что он сделает их потомков великим и вечным народом – ведь Моисей тоже является потомком этих трех праотцов.
Но вот тут-то и оказывается, что Моисея такое изменение хода мировой истории никак не устраивает. Истинный глава народа, он не мыслит себя без народа и вне народа; сама его личная судьба неразрывно связана с судьбой его народа – и тем самым Моисей являет нам пример поведения вождя нации на все времена. Одновременно в самих словах Господа Моисей слышит скрытый намек на просьбу удержать Его от столь радикальных действий – ведь тот, кто уже принял решение, не обращается с просьбой к собеседнику оставить его и отойти в сторону, чтобы привести данное решение в исполнение – он просто свершает то, что задумал. Если это справедливо по отношению к человеку, то тем более справедливо по отношению к Богу. И Моисей решает использовать данный ему шанс, но как?! Видимо, осознав, что просто просить Всевышнего еврейский народ в данном случае малоэффективно, он приводит другие доводы.
Во-первых, говорит Моисей, подобным шагом Всевышний не только не будет способствовать осуществлению Своего трансцендентного плана о приведении всего человечества через евреев к признанию существования Творца и необходимости исполнять Его волю, но и породит искаженное представление о Нем.
Во-вторых, Моисей убеждает Всевышнего, что это будет прямым нарушением Его обетований Аврааму, Исааку и Иакову.
Но – самое главное! – в ответ на упреки Всевышнего в адрес Моисея о том, что это его народ сбился с пути, Моисей мягко и ненавязчиво поправляет Бога: нет, это – Твой народ, Ты сам назвал его Своим народом и таковым он и остается:
«И стал умолять Моше Бога Всесильного Своего, и сказал: «Зачем, Боже, гневаться Тебе на народ Твой, который вывел Ты из страны Египетской мощью великой и дланью могучей? Зачем допускать, чтобы египтяне говорили: на беду Он их вывел – чтобы убить их в горах и стереть их с лица земли. Отступись от гнева Твоего и передумай – не губи народ Свой! Вспомни Авраама, Ицхака и Яакова, рабов Твоих, которым Ты поклялся Самим Собою и говорил им: умножу потомство ваше, сделав его многочисленным, подобно звездам небесным, и всю ту страну, о которой Я говорил, отдам вашим потомкам, и будут они владеть ею вечно».
И передумал Бог, решив не делать того зла, которым он угрожал народу Своему» (Исх, 32:11-14).
Но значил ли отказ Бога от намерения уничтожить еврейский народ, что Тот окончательно сменил гнев на милость и собирается по прежнему исполнить данные праотцам этого народа обещание? Ответа на этот вопрос в тот момент Моисей так и не получил – он очнулся лежащим на жестких камнях горы Синай и обнаружил рядом с собой две сапфировые Скрижали Завета с выбитыми на них Десятью речениями. Согласно раввинистической традиции, эти, первые Скрижали Завета были квадратными, размером в 6 на 6 ладоней (48 на 48 см) и толщиной в 3 ладони (24 см). Эта же традиция утверждает, что эти, первые скрижали не были творением рук человеческих, а представляли собой трансформацию духовного, «небесного сапфира» в материальный сапфир, а потому вырезанный на них текст Десяти заповедей читался с обоих сторон одинаково.
Когда Моисей спустился с вершины Синая, его встретил Иисус Навин, и дальше они уже продолжили путь вдвоем. Вскоре их взору открылись шатры, стоявшие на окраине стана, и донесся несущийся из него гомон. Иисус пригляделся – и заметил неподалеку от одного из шатров брошенный на съедение диким зверям труп Хура.
– Что случилось? – спросил Иешуа учителя. – В стане идет битва?
– Не похоже, – ответил Моисей. – В шуме битвы боевой клич победителей всегда мешается с воплем терпящих поражение… Нет, я слышу только песнопения и крики восторга!
Чем ближе подходил Моисей к стану, тем мрачнее и тревожнее становилось у него на душе. Он вновь и вновь мысленно возвращался к своему разговору с Богом. И чем дальше, тем яснее осознавал, что сотворение золотого тельца означало крушение самой идеи единственности Бога, под знаменем которой и, по большому счету, ради которой и произошло освобождение евреев из египетского рабства. Даже если допустить, что евреи не отказались от веры в единственного Творца Вселенной и видели в тельце всего лишь «заместителя», «преемника» Моисея, это означало, что самому Моисею – человеку из плоти и крови – они приписывали некие черты божества, без которого Сам Всевышний, исключительно Своей волей, не может творить историю. И сама по себе эта мысль была посягательством на чистоту идеи монотеизма.
Но Библия утверждает, что в подлинную ярость Моисей пришел после того, как вместе с Иешуа дошел до центра лагеря и увидел отвратительные языческие игрища вокруг золотого тельца. Дело в том, что слова «и поднялись забавляться» многие комментаторы трактуют как эвфемизм сексуальной оргии.