При этом Моисей честно предупредил, что Бог может разгневаться на бунтовщиков и жестоко покарать их.
Это предложение Моисея было принято, и таким образом ему удалось отсрочить дальнейшее развитие бунта, по меньшей мере, до утра следующего дня. Этот выигрыш во времени Моисей решил использовать для проведения сепаратных переговоров с каждой из основных групп заговорщиков, чтобы объяснить им, кто такой Корей и что на самом деле стоит за его требованиями «демократизации жизни общества».
В первую очередь Моисей направляется, разумеется, к левитам, так как ему крайне важно было вернуть, прежде всего, их доверие. При этом он произносит свою речь перед левитами в присутствии самого Корея, обращаясь то к нему лично, то ко всем левитам и тем самым показывая, что, в отличие от своего оппонента, он отнюдь не собирается действовать за его спиной:
«И сказал Моше Кораху: «Слушайте же, сыны Леви! Мало вам того, что выделил вас Всесильный Израиля из общества Израиля и приблизил вас к себе для совершения службы в Шатре Откровения Бога, чтобы стоять перед обществом, чтобы служить за них, и приблизил тебя и всех братьев твоих, сынов Леви, с тобой – а вы еще просите священнослужения! Поэтому ты и все сообщники твои собираетесь против Бога. Аарон же тут при чем, что вам роптать на него?!» (Числ., 16:8-10).
Таким образом, Моисей начинает свою речь с того, что напоминает левитам, что они и без того получили привилегированное положение в народе. Дальше он показывает, что от речей Корея пахнет дешевым популизмом и демагогией: все левиты по определению не могут быть первосвященниками и коэнами, следовательно, когда Корей требует этой должности для всех, он требует ее именно для себя. Что же касается Аарона, то он занял должность первосвященника исключительно потому, что таково было переданное Моисею поведения Бога – Аарон не домогался этой должности, не интриговал, как Корей, не пытался подкупить народ, да и сама эта должность, наряду с привилегиями, связана и с немалым числом тяжелых обязанностей.
И эта речь Моисея производит желанное впечатление: многие левиты снова с обожанием смотрят на своего вождя пророка, позабыв, что совсем недавно требовали его свержения. По одному из мидрашей, именно после этой речи Моисея сыновья Корея стали по другую сторону баррикад от своего отца и решили прекратить дальнейшее участие в бунте.
Поговорив с левитами, Моисей послал гонцов к Датану и Авираму с приглашением явиться в его шатер для откровенного разговора. Однако эти двое наотрез отказались прийти, заявив, что больше не считают Моисея вождем и не подчиняются его приказам, хотя Моисей ничего им не приказывал, а именно приглашал к себе для того, чтобы лицом к лицу прояснить позиции друг друга.
То, что Моисей решил обратиться к этим двоим отдельно от остальных, видимо, объяснялось тем, что, поддерживая Корея в его стремлении отстранить Моисея от власти, Датан и Авирам, по сути дела, создали свою фракцию внутри мятежников. В отличие от Корея, их не интересовала должность первосвященника. Они объединили вокруг себя ту часть народа, которая разочаровалась в Моисее как в лидере и решила вернуться в Египет, который здесь, в пустыне, представлялся им теперь настоящим раем. Датан и Авирам обвиняли Моисея в том, что он не выполнил ни одного своего обещания, что он так и не привел их в землю, текущую молоком и медом, обрек народ на медленную гибель в песках Синая. Словом, они утверждали, что Моисей потерпел полное фиаско как лидер, и только слепой может не видеть и не признавать этой очевидной правды. А значит, у него нет права на лидерство и его власти следует положить конец:
«И позвал Моше позвать Датана и Авирама, сынов Элиава, но они сказали: «Не пойдем! Разве мало того, что ты вывел нас из страны, текущей молоком и медом, чтобы умертвить нас в пустыне? Ты еще и властвовать хочешь над нами?! Не привел ты нас в страну, текущую молоком и медом, не дал нам по участку поля и виноградника! Неужели глаза тем людям выколешь? Не пойдем!» (Числ., 16:12-14).
Тогда Моисей сам направился к Датану и Авираму, жившим на расстоянии в 4000 локтей (около 2 км) от его шатра, однако эти двое вновь отказались как выйти к Моисею, так и принять его у себя в доме.
Обвинения Датана и Авирама в провале его миссии и своекорыстии вызвали особую боль в душе Моисея, который не извлек и никогда не пытался извлечь какие-либо материальные, да и какие-либо другие выводы из своего положения вождя. И не случайно Моисей сетует Богу именно на Датана и Авирама, а не на Корея:
«И весьма досадно стало Моше и сказал он Богу: «Не обращай внимания, пожалуйста, на дар их! Ни у кого из них не взял я ни одного осла, и зла не сделал никому из них» (Числ., 16:15).
Надо сказать, что в эту ночь не спал не только Моисей, но и Корей. Он тоже переходил от шатра к шатру, произнося одну зажигательную речь против Моисея за другой и призывая всех выйти утром на главную площадь стана и покончить с властью «тирана». При этом – если опять-таки верить мидрашу – Корей применял для убеждения народа те же аргументы, которые спустя более трех тысячелетий будут использовать в борьбе с религией марксисты: он утверждал, что десятина и пожертвования, которые евреи должны отдавать левитам и коэнам являются самым настоящим ограблением народа; что, опутывая людей множеством зачастую совершенно необъяснимых запретов, внушая им страх перед Богом, Моисей стремится поработить их и заставить безропотно обслуживать духовенство. И хотя он сам, Корей, тоже из левитов, он решительно против этих законов.
О том, в каком настроении находился в те минуты Моисей, насколько одиноким он себя чувствовал, свидетельствует его знаменитый псалом:
«Кто восстанет за меня против злодеев? Кто встанет за меня против творящих беззаконие? Если бы не Господь в помощь мне, скоро в могиле поселилась бы душа моя. Если говорил я – «Пошатнулась нога моя!» – милость Твоя, Господи, поддерживала меня. Когда много тревог у меня, утешения Твои ободряют мою душу. Станет ли другом Тебе сидящий на престоле нечестивости, делающий беззаконие законом себе? Толпами собираются они на душу праведника и кровь невинную обвиняют. Но был Господь – оплотом мне, и Бог мой – скалой защиты моей. И Он воздал им за беззаконие их и за злодейство их истребил, истребил их Господь, Бог наш» (Пс. 94 (93), 16-23).
Наконец, на исходе этой длинной ночи, едва забрезжил рассвет, тысячи людей начинают стекаться на главную площадь стана. Давайте попытаемся, основываясь на тексте Библии, взглянуть на происходившее дальше глазами человека из этой толпы.
Вот на площади появляется Корей и его 250 соратников. С величавым достоинством они держат в руках медные совки с зажженными благовониями, которые они собираются возложить на жертвенник, чтобы доказать, что каждый еврей может и имеет право служить в Храме, что никто из них ничем не хуже Аарона и его сыновей. Вот из своих шатров, расположенных всего в нескольких десятках метров от площади выходят Датан и Авирам вместе с детьми и женами. Они не собираются приносить воскурения на жертвенник, но всем своим видом они демонстрируют предвкушение удовольствия от предстоящего унижения Моисея.
А вот, наконец, появляются и Моисей с Аароном. За ними следуют Иисус Навин и несколько левитов в кожаных кольчугах и с мечами на бедрах, но Моисей жестом приказывает им оставаться на месте. Без всякой охраны, один, он выходит на центр площади и становится неподалеку от Корея и его приспешников, впрочем, и не слишком близко приближаясь к ним. Аарону же, который также держит в руках совок с благовониями, он велит встать рядом с 250 мятежниками.
По толпе в этот момент проносится глухой ропот недовольства, но в облике Моисея столько спокойствия и уверенности в себе, от него исходит нечто такое, что ропот стихает сам собой и на площади устанавливается мертвая тишина.
– Евреи! – говорит Моисей. – Эти люди убеждают вас, что я – самозванец, что я лгу, когда внушаю вам, что действую от имени Бога! Они твердят, что я просто придумываю от Его имени всякие запреты, чтобы дурачить вас; что я думаю только о своей выгоде и почестях и раздаю почетные должности только своим близким родственникам. Так или нет?!
– Да! – выдыхает в едином порыве толпа.
– Вы знаете, как я предложил разрешить наш спор, – продолжает Моисей. – Если Бог позволит им подойти к жертвеннику и принести свои воскурения – значит, правы они, а не я, и в вашей воле решить, как поступить со мной дальше. Но знайте также и то, что Бог приговорил их к смерти за дерзость. А потому, если вы не хотите разделить их участь, отступите в сторону от бунтовщиков, ибо вот-вот случится нечто страшное, и они умрут…
Моисей произносит эти слова с такой уверенностью, что толпа невольно подается назад и вокруг Корея и его сообщников образуется пустота. Отшатывается толпа и от шатров семей Датана и Авирама, однако лишь для того, чтобы снова замереть и увидеть, что будет дальше…
– Вы можете сказать: все мы – смертны, и даже если они умрут, это еще не доказательство, что я говорю вам только то, что мне говорит Бог, – снова берет слово Моисей. – Что ж, если они умрут обычной смертью, то считайте, что я и в самом деле все выдумал. Но я говорю вам: сейчас Бог сделает такое, чего вы никогда не видели – раскроет земля свои уста и поглотит все их имущество, и они живыми сойдут в Преисподнюю – и вы узнаете, кто прав и на чьей стороне Бог…
Не успел Моисей закончить эти слова, как раздался страшный грохот и на том месте, где стояли Датан и Авирам с их женами и детьми, также на месте шатров Корея и остальных мятежников разверзлась земля, поглощая и сами шатры, и находившихся возле них людей. Прошло не больше мгновения – и земля снова сошлась, словно воды реки, но на месте шатров абсолютно ничего не было. Люди даже не успели осознать, что произошло, как вдруг неизвестно откуда взявшееся ослепительно яркое пламя охватило тела Корея и его единомышленников, превратив их в живые факелы, корчащиеся и стенающие от боли. Они все еще продолжали кричать, когда земля расступилась уже под их ногами, увлекая их в бездну. Но странное дело – посреди всего этого ада спокойно, целый и невредимый стоит Аарон, и огонь не трогает его, и земля не расступается под его ногами.