[107], хотя из описания последующих событий можно понять, что все эти годы основной пищей евреев был все тот же падавший с неба ман; что в течение этого времени постепенно ушли из жизни те, кто выходил из Египта, будучи вполне взрослым, сформировавшимся человеком, да и те, кто был совсем молодым, успел повзрослеть и войти в почтенный возраст. Но за это же время пяти-шестилетние мальчишки, цеплявшиеся при выходе из Египта за мамину юбку, превратились во взрослых, зрелых мужчин, способных командовать полками. Появились новые тысячи и тысячи молодых, здоровых воинов, выросших на просторах пустыни, знавших о Египте лишь из рассказов отцов и дедов, но зато с молоком матери усвоивших мысль, что это им предстоит завоевать для своего народа землю, текущую молоком и медом; землю, в которой ветви деревьев провисают под тяжестью плодов, а виноградниках созревают гроздья, каждое из которых с трудом могут поднять четверо взрослых мужчин.
То, что в этой земле, возможно, живут грозные великаны их не пугало – наоборот, они жаждали помериться с ними силами и, готовясь к грядущим битвам, днями напролет тренировались во владении пращой, копьем и мечом. Слушая с детства рассказы о чуде рассечения моря; о том, как все евреи слышали голос Бога у горы Синай, о том, как Бог гневался на тех, кто осмеливался нарушать Его заповеди и выступать против Моисея, они не испытывали сомнений в своей Богоизбранности и с трепетом внимали словам Моисея, Боговдохновенность которых не вызывала у них никаких сомнений.
Словом, по самому своему образу мышления, по своему мировоззрению и мироощущению они были совершенно иными людьми, чем их родители, не говоря уже о дедах и прадедах. В сущности, это был уже другой народ, явно находившийся в стадии, которую Л.Н. Гумилев называл пассионарной активностью и жаждавший эту активность реализовать.
Прервав рассказ о происходящих событиях на том, как Моисей подавил вспыхнувший в пустыне бунт, Пятикнижие точно обозначает дату возобновления рассказа – месяц нисан 2487 года по еврейскому летосчислению, то есть март-апрель 1272 г. до н. э. Именно в начале этого месяца Моисей решает, что пришло время вести евреев на завоевание земли обетованной.
То, что эти события разворачиваются именно ранней весной, безусловно, не случайно. Тот, кто бывал на Ближнем Востоке, знает, что примерно с ноября по март здесь идут такие проливные дожди, что кажется и впрямь разверзлись все хляби небесные. Прокладывая себе путь между холмами пустыни, вода несется по ней бурным потоком, увлекая за собой огромные камни. Пересекать эти то и дело возникающие на пути реки невозможно; оставшиеся же участки суши превращаются от дождя в вязкое месиво, по которому и люди, и животные передвигаются с огромным трудом – не говоря уже о том, что при этом они вымокают с головы до ног.
Зато в марте дожди почти прекращаются, а уже в апреле-мае большинство появившихся в период ливней рек и ручьев пересыхает и можно беспрепятственно совершать дальние переходы. Вот почему испокон веков и вплоть до наших дней все войны в этом регионе велись исключительно весной и летом и прекращались с наступлением осени.
Израильтяне в момент возобновления библейского повествования стоят станом в Кадеше, и это, по мнению ряда исследователей, отнюдь не существующий и по сей день Кадеш-Барнеа, из которого Моисей посылал отряд разведчиков, а некое другое место, видимо, в районе нынешнего Эйлатского залива. Во всяком случае, из самого текста Библии вполне понятен задуманный Моисеем план военной кампании – он собирается прорываться в Ханаан не с юга, как раньше, а с востока, бросив свою армию через Иордан. Однако для реализации этого плана ему нужно было пройти через земли трех относительно крупных государств региона – Идумеи, Моава и Аммона, причем, так как их завоевание не входило в планы Моисея, то и поход ему нужно было продумать так, чтобы не изматывать свою армию в ненужных сражениях.
Избежать битвы с правителями трех этих стран можно было только одним путем – получить их согласие на беспрепятственный проход израильтян через их территорию, и Моисей искренне рассчитывал, что ему удастся об этом договориться. Расчет этот строился на том, что все три народа – идумитяне, моавитяне, аммониятне – были, в отличие от индоарийских народов Ханаана, семитами. Более того – их языки были очень похожими на еврейский, да и происхождение у них было родственное: идумеи считались потомками Исава-Эдома – брата праотца еврейского народа Иакова; а моавитяне и аммонитяне были потомками Лота – племянника Авраама.
Вот почему, все еще оставаясь в Кадеше, Моисей направляет послов к царю Идумеи Адару с письмом, текст которого приводится в Пятикнижии:
«Так сказал брат твой Израиль: знаешь ты о всех бедах, с которыми мы встретились. Отцы наши переселились в Египет, жили мы в Египте долгое время и египтяне делали зло нам и отцам нашим. Но когда мы воззвали к Богу, Он услышал наш голос и отправил посланца вывести нас из Египта. А теперь мы в Кадеше, городе у твоей границы. Дай, пожалуйста, нам пройти по твоей стране. Не пойдем мы по твоим полям и виноградникам и не будем пить из колодцев твоих, пока мы не выйдем из твоих границ, будем мы идти царским путем, не свернем ни вправо, ни влево» (Числа, 20:14-17).
Текст этого письма чрезвычайно показателен. Моисей начинает его с того, что напоминает царю идумеев о братских узах, связывающих их с евреями, взывает к его милосердию и, одновременно, самим тоном письма заверяет его о своих самых мирных намерениях. Напоминает он Адару и о Боге Авраама, Исаака и Иакова, который, вероятнее всего, должен был быть знаком идумеев и, вероятно, почитался ими, правда не как единственный Бог, а один из сонма богов. И уже после этого Моисей переходит к изложению своей просьбы: он просит дать евреям возможность пройти по тянущейся через все его царство с юга на север мощеной столбовой дороге, которая во все времена играла важную роль в этом районе. При этом Моисей гарантирует Адару, что его народ не причинит его царству никаких убытков – не потопчет посевы, не нанесет ущерб садам и виноградникам и даже не станет пользоваться водными источниками Идумеи.
Однако, прочитав письмо, царь Адар отнесся к послам Моисея необычайно холодно и в ответном послании не только отказал вождю израильтян в их просьбе, но и пригрозил, что если они попытаются пройти этой дорогой без его разрешения, то он бросит против них всю свою армию:
«Ответил Эдом: не пройдешь через меня, или выйду с мечом навстречу тебе!» (Числа, 20:18).
В сущности, этого владыку сильного и процветающего государства можно было понять. Адар не доверял обещаниям Моисея, видя в евреях-кочевниках огромную толпу варваров. Что бы ни говорил их вождь, контролировать такую массу народа и столь большое поголовье скота, было невозможно: в какой-то момент то или иное стадо все равно сбилось бы с пути и начало бы топтать посевы. Да и в то, что взятого с собой израильтянами запаса воды хватит на время прохода для них и для их скота, Адар не верил. Но самое главное – он, по всей видимости, был связан еще и некими тайными обязательствами с соседями, видевшими – и не без оснований – в надвигавшихся из пустыни кочевниках угрозу самому своему существованию.
Однако Моисей прекрасно понял опасения царя Идумеи, и потому, не обращая внимания на оскорбительный и угрожающий тон ответа, направил к нему послов с новым письмом:
«Будем мы держаться торной дороги. Если мы или наш скот выпьют твоей воды, мы уплатим полную цену, без сомнения. Мы хотим только пешком пройти» (Числа, 20:19).
Таким образом, во втором письме Моисей вновь гарантирует неприкосновенность посевов и водных источников идумитян, оговаривая при этом, что если опасения Адара все же оправдаются, и евреи воспользуются местными колодцами, то сполна заплатят за использованную ими воду. Однако и этот аргумент не произвел на идумеев никакого впечатления. Вновь дав послу Моисея отрицательный ответ, они стали подтягивать свою армию к границе, так что стоявшие в Кадеше евреи увидели, как вдалеке ощетинились копьями хорошо вооруженные и обученные полки Адара:
«Но он (царь Эдома – П.Л.) сказал: «Не пройдешь. И выступил Эдом против него с многочисленным народом и с рукой сильной. И отказался Эдом позволить Израилю пройти через границу его, и отошел Израиль от него» (Числа, 20:20).
И все же, почему в своем первом письме Адару Моисей обещал не трогать водных источников, а во втором признавал, что они могут понадобиться евреям и высказывал готовность заплатить за воду? Что могло произойти за тот короткий промежуток времени, который разделял два этих письма? Если следовать логике Библии, ответ на этот вопрос ясен:
«И пришли сыны Израиля, все общество, в пустыню Цин в первый месяц. И разместился народ в Кадеше, и умерла там Мирьям, похоронена была там, и не было воды для общества…» (Числа, 20:1)
Напомним, что, согласно мидрашу, на протяжении всего времени странствий в пустыне евреев сопровождал «колодец Мирьям» – на каждой новой стоянке евреи обнаруживали каменную глыбу, которая словно сопровождала их по пустыне и из которой начинала течь вода, едва они заканчивали разбивать свои шатры. Талмудические источники настаивают на том, что Бог даровал евреем это чудо «в заслугу Мирьям». Если Моисей воплощал собой всю суровость Закона, был прежде всего военным и политическим лидером; если Аарон олицетворял собой рвение в служении к Богу, то Мирьям, согласно сказаниям, была самим воплощением доброты и участия. Она являлась той самой, необходимой в любых властных структурах фигурой, к которой может прийти простой человек, чтобы излить душу и попросить о помощи или заступничестве, а потому пользовалась всеобщей любовью. И вода, этот извечный символ блага у многих народов планеты, начинала изливаться из скалы на каждой стоянке в знак награды за эту душевную щедрость Мирьям – так, во всяком случае, понимали это евреи.