це Египта — в кровь. Что касается проказы, то это страшное заболевание было хорошо знакомо египтянам того времени (вспомним, что, согласно преданиям, и дочь фараона, и ее брат, новый фараон, болели проказой) и считалось у египтян неизлечимым. А, следовательно, то, что Моисей мгновенно, что называется, легким движением руки исцелялся от проказы, также должно было повергнуть и евреев, и египтян, по меньшей мере, в изумление. Однако при этом не чудеса, а именно те слова, которые Моисей должен был передать евреям от имени Всевышнего, должны были стать доказательством истинности его миссии — эти слова были своего рода паролем посланца Всевышнего, передававшимся из уст в уста в течение более двух столетий.
Но Моисей продолжает упрямиться и прибегает к последней имеющейся у него отговорке — он напоминает ему о своем физическом недостатке, да и вообще о том, что он не является искусным оратором и вряд ли сможет убедить в чем-нибудь евреев или фараона:
«И сказал Моше Богу: "Прости меня, Господь, но человек я не речистый — ни со вчера, ни с третьего дня, когда ты заговорил со служителем Своим, ибо я косноязычен и заикаюсь". И ответил ему Бог: " Кто дал уста человеку, и кто делает его немым или глухим, или зрячим или слепым — не Я ли, Бог?!
Итак, иди, и Я буду повелевать устами твоими и укажу тебе, что говорить". И сказал Моше: "Прости меня, Господи, но пошли того, кого Ты всегда посылаешь"» (Исх. 3:10—14).
Хотя выражение «...ни со вчера, ни с третьего дня, когда ты заговорил со служителем Своим» большинством комментаторов воспринимается в переносном смысле, в значении «никогда», некоторые считают, что эти слова следует понимать буквально. Тогда получается, что этот разговор Моисея с Творцом мира затянулся аж на три дня. Три дня Бог убеждает Моисея принять на себя миссию пророка и вождя нации, а тот отказывается, напоминая в ответ, что он, во-первых, заикается, а во- вторых, за годы пастушеской жизни вообще отвык от общения с людьми, а тем более от произнесения каких-либо речей. И, наконец, с горькой усмешкой он добавляет: «Пошли того, кого Ты всегда посылаешь», — то есть кого угодно, но только не меня — я слишком хорошо помню, как повели себя евреи после того, как я убил египтянина: вместо того чтобы поднять восстание, они начали осыпать меня попреками и в конце концов донесли на меня фараону. «Их невозможно вывести из рабства потому, что они стали рабами по самому своему образу мышления» — вот подлинный смысл ответа Моисея Богу.
Ряд комментаторов Писания считают, что косноязычие и заикание Моисея в глазах Бога было не недостатком, а достоинством — в этом случае в те минуты, когда он сам обращался к народу с теми или иными словами, сама его гладкая речь должна была восприниматься как чудо, доказательством того, что его устами говорит Всевышний. Однако уже упоминавшийся раввин Ш. Р. Гирш утверждает, что в данном случае Библия преподает человечеству один из первых уроков политграмотности: следует разделять дар красноречия и мудрость и понимать, что эти два качества редко проявляются в одном человеке в одинаковой степени. Поэтому, писал раввин Гирш, выбирая лидеров общин (и политических лидеров вообще), мы должны следовать урокам Библии и принимать в расчет прежде всего их мудрость, а не умение красиво говорить.
Но тут Бог явно показывает, что Ему начинают надоедать препирательства со Своим избранником, и ставит окончательную точку в этом разговоре:
«И разгневался Бог на Моше, и сказал: "Ведь знаю Я, что Аарон, брат твой, левит, он будет говорить. И, увидев тебя, возрадуется в сердце своем. И будешь говорить ему, а Я буду влагать слова в уста его, а Я буду повелевать твоими устами и его устами, и укажу вам, что делать. И будет так: он тебе будет устами, а ты будешь ему вместо Всесильного. И посох этот возьми в руку свою, ибо им ты будешь творить все эти знамения » (Исх. 4:14 - 17)
Судя по этому отрывку, Ааарон, очевидно, еще в дни юности Моисея в Египте был известен как искусный оратор, и теперь ему предстояло стать тем человеком, который говорил бы с народом от имени Моисея, облекал бы его слова и идеи в стройную и изящную речь. Как бы то ни было, поняв, что Бог закончил разговор, Моисей спускается с Синая, возвращается в дом своего тестя Иофора и сообщает ему о своем намерении направиться в Египет. Он решил не рассказывать Иофору о явленном ему откровении и о своих планах возглавить еврейский народ и вывести его из рабства. Нет, он объясняет Иофору свое желание посетить Египет сугубо личными целями: стремлением на старости лет еще раз увидеть места своего детства и юности и повидаться с теми родными, которые еще живы.
И вновь предание вносит поправку в этот разговор Моисея с тестем: оно утверждает, что Иофор с легкостью согласился отпустить в Египет Моисея, однако стал категорически возражать против того, чтобы Моисей взял с собой в Египет жену и двух сыновей — так как накануне его возвращения домой с Синая Сепфора родила еще одного мальчика. Иофор испугался, что когда дочь и внуки окажутся в Египте, к ним отнесутся как к евреям, то есть обратят в рабство.
Слова тестя подействовали на Моисея, как холодный душ: он задумался над тем, а не будет ли он сам арестован как убийца, как только пересечет границу Египта. Однако Бог снова вступает в разговор с Моисеем и спешит его успокоить: «И сказал Бог, обращаясь к Моше в Мидьяне: "Иди, возвратись в Египет, ибо умерли все люди, стремившиеся лишить тебя жизни"...» (Исх. 4:19).
Уже по дороге в Египет Бог, согласно Библии, объясняет Моисею вкратце, как будут развиваться события дальше — что фараон «ожесточит свое сердце», а затем и сам Бог ожесточит сердце фараона, так что тот отпустит евреев не сразу, а лишь после того, как на Египет обрушатся жесточайшие бедствия:
«И взял Моше жену свою, и сыновей своих, и посадил их на осла, и отправился назад в страну египетскую. И взял Моше посох Всесильного в руку свою. И сказал Бог, обращаясь к Моше: "На пути обратно в Египет помни обо всех чудесах, которые Я поручил тебе совершить, и сделай их на глазах фараона — а Я укреплю сердце его, и он не отпустит народ. И скажешь ты фараону: Так сказал Бог: Израиль — мой первенец! Говорю Я тебе: отпусти сына моего, дабы Мне он служил, но ты отказываешься его отпустить, и вот убиваю Я твоего сына, твоего первенца!"...» (Исх. 4:21—24).
А вот далее следует вообще нечто странное:
«И было в пути на ночлеге — настиг Бог Моше и хотел умертвить его. И взяла Ципора острый нож и обрезала крайнюю плоть сына своего, коснулась ног Моше и сказала: "Ибо жених крови ты мне". И отпустил Он его. Тогда сказала она: "Нужна тебе кровь — кровь обрезания"» (Исх. 4:24—26).
Этот эпизод всегда вызывал особо язвительные насмешки атеистов, видевших в нем доказательство небрежности и нелогичности тех безвестных еврейских священнослужителей, которые, по их мнению, являлись подлинными авторами Пятикнижия.
В самом деле, с одной стороны Бог — Творец Вселенной поручает Моисею наиответственнейшую миссию и велит ему отправиться в Египет, а с другой — нападает на него ночью и хочет «умертвить» его, да вдобавок, напоминая языческих идолов, требует крови ребенка — пусть и, в отличие от этих кровожадных идолов, только «крови обрезания», иссечения крайней плоти. Воистину выходит, что Всевышний и Сам не понимает, чего он хочет от Моисея!
«Вот, значит, как этот библейский бог ценил спасителя народа еврейского, что чуть было не умертвил его сына, и спасла его мать, обрезав кусочек его полового органа», — писал Ем. Ярославский в «Библии для верующих и неверующих», этом классическом образце советской атеистической литературы.
Однако даже если стать на точку зрения этих авторов и признать, что Пятикнижие отнюдь не было продиктовано Моисею Богом, что Моисей вообще не являлся его автором, а оно было составлено гораздо позже на основе двух, а то и четырех различных текстов, подчас основанных на одних и тех же народных преданиях, но все же по-разному интерпретирующих Сущность Бога, то все равно трудно заподозрить этих неведомых его составителей в недостатке ума и таланта. И если текст Пятикнижия и в самом деле проходил жесткую жреческую редактуру, то этим редакторам ничего не стоило просто сократить этот противоречивый эпизод — и легко убедиться, что текст в этом случае ровным счетом ничего не потерял.
Но тем не менее данный эпизод в нем присутствует. А это, в свою очередь, означает, что либо он и в самом деле имеет фактическую основу и является неотъемлемой частью текста Пятикнижия, либо он имеет колоссальную смысловую и идеологическую значимость и не содержит глубинного противоречия с предшествующим текстом, либо и то и другое вместе.
К примеру все тот же критически настроенный читатель может предположить, что по пути в Египет Моисей внезапно тяжело заболел (скажем, сильно простудился — резкие перепады дневных и ночных температур в Синайской пустыне способствуют простудам) и, чтобы умолить Бога послать ему исцеление, Сепфора сделала обрезание сыну, как бы принеся его крайнюю плоть в жертву.
Но вот как трактуется этот эпизод в классическом комментированном издании Пятикнижия издательства «Сончино»:
«"И было в пути на ночлеге" — буквальный перевод использованного выражения в соответствии с его простым смыслом должен быть следующим: по причине поведения (Моше) на стоянке, где он расположился на ночлег. Мидраш ориентируется на простой смысл этого выражения и объясняет, что именно в поведении Моше вызвало столь сильный гнев Всевышнего. Рассказывается, что это был день, когда Моше должен был сделать обрезание сыну (то есть восьмой день после его рождения. — П. Л.), пока не закончился день, так как обрезание не делают ночью. Однако Моше, прежде чем сделать обрезание, занялся устройством ночлега. Если бы речь шла об обычном человеке, такое поведение можно было бы считать незначительной ошибкой. Но Моше, направлявшийся в Египет, чтобы предупредить фараона, что не только неповиновение приказам Всевышнего, но даже промедление с их исполнением наказывается смертью, не был простым человеком — и потому Всевышний так строго отнесся к его проступку. Поведение Моше на стоянке привело его к тяжелому заболеванию, и Ципора сразу же догадалась, в чем причина болезни, угрожающей жизни Моше.