при этом они вымокают с головы до ног.
Зато в марте дожди почти прекращаются, а уже в апреле- мае большинство появившихся в период ливней рек и ручьев пересыхает и можно беспрепятственно совершать дальние переходы. Вот почему испокон веков и вплоть до наших дней все войны в этом регионе велись исключительно весной и летом и прекращались с наступлением осени.
Израильтяне в момент возобновления библейского повествования стоят станом в Кадеше, и это, по мнению ряда исследователей, отнюдь не существующий и по сей день Кадеш-Барнеа, из которого Моисей посылал отряд разведчиков, а некое другое место, видимо, в районе нынешнего Эйлатского (Акабского) залива. Во всяком случае, из самого текста Библии вполне понятен задуманный Моисеем план военной кампании — он собирается прорываться в Ханаан не с юга, как раньше, а с востока, бросив свою армию через Иордан. Однако для реализации этого плана ему нужно было пройти через земли трех относительно крупных государств региона — Идумеи (Эдома), Моава и Аммона, причем так как их завоевание не входило в планы Моисея, то и поход ему нужно было продумать так, чтобы не изматывать свою армию в ненужных сражениях.
Избежать битвы с правителями этих трех стран можно было только одним путем — получить их согласие на беспрепятственный проход израильтян через их территорию, и Моисей искренне рассчитывал, что ему удастся об этом договориться. Расчет этот строился на том, что все три народа — идумеи, моавитяне, аммонитяне — были, в отличие от индоарийских народов Ханаана, семитами. Более того — их языки были очень похожими на еврейский, да и происхождение у них было родственное: идумеи считались потомками Исава-Эдома — брата праотца еврейского народа Иакова; а моавитяне и аммонитяне были потомками Лота — племянника Авраама.
Вот почему, все еще оставаясь в Кадете, Моисей направляет послов к царю Идумеи Адару с письмом, текст которого приводится в Пятикнижии.
«Так сказал брат твой Израиль: знаешь ты о всех бедах, с которыми мы встретились. Отцы наши переселились в Египет, жили мы в Египте долгое время, и египтяне делали зло нам и отцам нашим. Но когда мы воззвали к Богу, Он услышал наш голос и отправил посланца вывести нас из Египта. А теперь мы в Кадеше, городе у твоей границы. Дай, пожалуйста, нам пройти по твоей стране. Не пойдем мы по твоим полям и виноградникам и не будем пить из колодцев твоих, пока мы не выйдем из твоих границ, будем мы идти царским путем, не свернем ни вправо, ни влево» (Чис. 20:14—17).
Текст этого письма чрезвычайно показателен. Моисей начинает его с того, что напоминает царю идумеев Адару о братских узах, связывающих их с евреями, взывает к его милосердию и, одновременно, самим тоном письма заверяет его в своих самых мирных намерениях. Напоминает он и о Боге Авраама, Исаака и Иакова, который, вероятнее всего, должен был быть знаком идумеям и, вероятно, почитался ими, правда не как единственный Бог, а один из сонма богов. И уже после этого Моисей переходит к изложению своей просьбы: он просит дать евреям возможность пройти по тянущейся через все его царство с юга на север мощеной столбовой дороге, которая во все времена играла важную роль в этом районе. При этом Моисей гарантирует Адару, что его народ не причинит его царству никаких убытков — не потопчет посевы, не нанесет ущерба садам и виноградникам и даже не станет пользоваться водными источниками Идумеи.
Однако, прочитав письмо, царь Адар отнесся к послам Моисея необычайно холодно и в ответном послании не только отказал вождю израильтян в их просьбе, но и пригрозил, что, если они попытаются пройти этой дорогой без его разрешения, он бросит против них всю свою армию: «Ответил Эдом: не пройдешь через меня, или выйду с мечом навстречу тебе!» (Чис. 20:18).
В сущности, этого владыку сильного и процветающего государства можно было понять. Адар не доверял обещаниям Моисея, видя в евреях-кочевниках огромную толпу варваров. Что бы ни говорил их вождь, контролировать такую массу народа и столь большое поголовье скота было невозможно: в какой-то момент то или иное стадо все равно сбилось бы с пути и начало бы топтать посевы. Да и в то, что взятого с собой израильтянами запаса воды хватит на время прохода для них и для их скота, Адар не верил. Но самое главное — он, по всей видимости, был связан еще и некими тайными обязательствами с соседями, видевшими — и не без оснований — в надвигавшихся из пустыни кочевниках угрозу самому своему существованию.
Однако Моисей прекрасно понял опасения царя Идумеи и потому, не обращая внимания на оскорбительный и угрожающий тон ответа, направил к нему послов с новым письмом:
«Будем мы держаться торной дороги. Если мы или наш скот выпьют твоей воды, мы уплатим полную цену, без сомнения. Мы хотим только пешком пройти» (Чис. 20:19).
Таким образом, во втором письме Моисей вновь гарантирует неприкосновенность посевов и водных источников идумеев, оговаривая при этом, что если опасения Адара все же оправдаются и евреи воспользуются местными колодцами, то сполна заплатят за использованную ими воду. Однако и этот аргумент не произвел на идумеев никакого впечатления. Вновь дав послу Моисея отрицательный ответ, они стали подтягивать свою армию к границе, так что стоявшие в Кадеше евреи увидели, как вдалеке ощетинились копьями хорошо вооруженные и обученные полки Адара: «Но он (царь Эдома. — П. Л.) сказал: "Не пройдешь. И выступил Эдом против него с многочисленным народом и с рукой сильной". И отказался Эдом позволить Израилю пройти через границу его, и отошел Израиль от него» (Чис. 20:20).
И все же почему в своем первом письме Адару Моисей обещал не трогать водных источников, а во втором признавал, что они могут понадобиться евреям, и высказывал готовность заплатить за воду? Что могло произойти за тот короткий промежуток времени, который разделял два этих письма? Если следовать логике Библии, ответ на этот вопрос ясен.
«И пришли сыны Израиля, все общество, в пустыню Цин в первый месяц. И разместился народ в Кадеше, и умерла там Мирьям, похоронена была там, и не было воды для общества...» (Чис. 20:1).
Напомним, что, согласно мидрашу, на протяжении всего времени странствий в пустыне евреев сопровождал «колодец Мирьям» — на каждой новой стоянке евреи обнаруживали каменную глыбу, которая словно сопровождала их по пустыне и из которой начинала течь вода, едва они заканчивали разбивать свои шатры. Талмудические источники настаивают на том, что Бог даровал евреям это чудо «в заслугу Мирьям». Если Моисей воплощал собой всю суровость закона, был прежде всего военным и политическим лидером; если Аарон олицетворял собой рвение в служении к Богу, то Мириам, согласно сказаниям, была самим воплощением доброты и участия. Она являлась той самой, необходимой в любых властных структурах фигурой, к которой может прийти простой человек, чтобы излить душу и попросить о помощи или заступничестве, а потому пользовалась всеобщей любовью. И вода, этот извечный символ блага у многих народов планеты, начинала изливаться из скалы на каждой стоянке в награду за душевную щедрость Мириам — так, во всяком случае, это понимали евреи.
Согласно мидрашу, скончавшаяся на 125-м году жизни Мириам умерла не от болезни или старости, а в результате «поцелуя Всевышнего»: до последней минуты жизни Мириам ничем не болела, не испытывала никаких страданий — просто, когда настал ее час, душа ее покинула тело. И в это же время перестала течь вода из «колодца Мирьям», словно Бог хотел показать, что чем дальше, тем больше евреям придется полагаться не на чудеса, а на самих себя, самостоятельно справляясь с возникающими на их пути трудностями.
Вот почему Моисей просил царя Идумеи во втором письме не только разрешить пройти через его территорию, но и дать возможность за плату пользоваться колодцами. Ответ царя Адара поставил Моисея перед непростым выбором. Он мог принять его вызов и начать войну, но с учетом родства между двумя народами это была бы братоубийственная война. Но он мог и отступить и, сделав крюк, выйти сразу в степи Моава. И Моисей выбирает второе, снова уводя свой народ в безжизненные пески и камни пустыни. Это его решение вызывает вполне понятное недовольство народа: «...И не было воды для общества, и собрались они против Моше и Аарона. И спорил народ с Моше и сказали так: "Лучше было умереть нам, как умерли наши братья пред Богом. Зачем привели вы собрание Бога в пустыню?! И зачем вывели нас из Египта?! чтобы привести нас в это дурное место, лишенное посева и смоковниц, и винограда, и фанатов. Да и воды нет для питья!"» (Чис. 20:2—5).
На первый взгляд перед нами — повторение уже не раз возникавшей в прошлом ситуации: столкнувшись с трудностями, народ обращается с претензиями к Аарону и Моисею, требуя от них эти трудности решить. И претензии вроде бы те же самые...
Но это — только на первый взгляд.
Стоит внимательнее вчитаться в текст, чтобы понять, какая огромная разница разделяет эти претензии и те, которые звучали 40 лет назад. Никто уже не требует от Моисея и Аарона вернуть их в Египет. На этот раз народное собрание возмущено другим: почему вместо того, чтобы вступить в бой с идумеями, приблизив народ тем самым к желанному обладанию обещанной землей, Моисей опять увел их в пустыню, в это «дурное место», где и воды-то для питья толком нет (то есть какая-то вода есть, но ее мало!)?!
Моисей считает, что столкновение с Идумеей было опасно? Но стоило ли вообще ему выводить народ из Египта, если он боится опасностей?! И не лучше ли пасть в бою, как те, кто ослушался Моисея после истории с разведчиками, чем продолжать бродить по пустыне?!
Таким образом, это — совсем другой бунт, и Бог относится к нему, согласно комментаторам, совершенно по-другому. Однако высказанные в лицо претензии выводят Моисея из себя, и в гневе он перестает правильно воспринимать слова Бога и точно им следовать. Как следствие происходит одно из самых драматических, с точки зрения религиозного человека, событий Пятикнижия.
«И говорил Бог, обращаясь к Моше, так: "Возьми посох и созови все общество, ты и Аарон, брат твой, и скажите скале у них на глазах, чтобы дала она воду. И извлечешь ты для них воду из скалы и напоишь общество и скот их". И взял Моше посох, бывший перед Богом, как он и повелел ему. И созвали Моше и Аарон собрание перед скалой, и сказал им Моше: "Слушайте же строптивые: не из этой ли скалы извлечь нам для вас воду?" И поднял Моше руку свою, и ударил по скале посохом своим два раза, и обильно потекла вода, и пило общество и скот его...» (Чис. 20:7—11).