Еще один удивительный поворот в жизни этой женщины – ее любовь с Карлом Густавом Маннергеймом. Многие годы об этом не упоминалось, потому что личность Маннергейма была персоной нон-грата в Советской России. Трудно сказать, когда они познакомились. Конечно, он был поклонником ее таланта. Статный, высокий, с внешностью викинга, он был сыном шведского барона и финской графини. Занимал очень высокое положение. Авторитетный в монархических кругах – именно он возглавлял коронационную процессию императора Николая II, а после русско-японской войны был командирован Николаем II в Китай с секретной миссией – разработать план русского вторжения в Китай. Туда он проделал путь верхом от Ташкента, а когда вернулся в Россию в 1916 году, много рассказывал Екатерине о Китае. Гельцер вспоминала эти рассказы, когда работала над образом Тао Хоа в балете «Красный мак». Но так случилось, что, какую бы вы ни взяли книгу с биографией Екатерины Васильевны Гельцер советского периода, об этой огромной части ее жизни, об этой самой большой ее любви ничего не известно… Так как она не оставила ни воспоминаний, ни автобиографии, то эта часть ее жизни раскрывается только сейчас. А может быть, Гельцер и не хотела, чтобы она раскрывалась: судьба свела ее с мужчиной, который был невозможен и не сочетаем с Советской Россией того времени. Конечно, это была драматическая история.
Маннергейм был ловеласом, любителем женщин, увлекался балеринами. Как он сам говорил, предпочитал любовь на расстоянии: «мне по душе запретные сады, куда лишь изредка допускаются избранные». Но кажется, что с Гельцер все было по-другому, или хочется верить, что все было по-другому… К тому времени, когда они познакомились, Маннергейм уже успел бросить жену и двух дочерей в Париже. Гельцер называла его «ясноглазый рыцарь» и до конца жизни хранила у изголовья кровати спрятанный от посторонних глаз портрет. И еще один невероятный факт: дальние родственники утверждают, что в 1903 году у них родился сын Эмиль, но ни в одном официальном источнике нельзя прочитать об этом. Удивительно, как возможно было все это скрывать? Крестила ребенка Тамара Карсавина, мальчик жил в имении под Дмитровом. Поначалу Маннергейм вообще не виделся с сыном – он делал карьеру, переезжал в разные страны, воевал, залечивал раны в госпиталях и на водах. И уже подросшего сына родители определили в швейцарский пансион. Это разделило их – мать и сына. Можно представить, какая незаживающая рана была в душе этой женщины.
В январе 1924 года ярый враг советской власти барон фон Маннергейм в последний раз приезжает в Россию для того, чтобы обвенчаться с Екатериной Гельцер. Невесте в это время под пятьдесят, а жениху – около шестидесяти. Говорят, что на венчание благословил молодых сам Патриарх Тихон, и оно состоялось ночью, в церкви на Поварской. После венчанные супруги решили обязательно проститься с умершим Лениным! Для Маннергейма Ленин, с одной стороны, непримиримый враг, а с другой – человек, даровавший свободу и независимость его стране – Финляндии. В Москве стояли страшные морозы, и за несколько шагов до гроба баронесса Маннергейм-Гельцер упала, а затем слегла с пневмонией и не смогла сделать то, о чем мечтал ее возлюбленный Карл: он хотел как можно скорее забрать ее в Финляндию (вскоре он станет президентом страны), но уезжать надо было быстро, и Маннергейм уехал один.
Последней баталией Маннергейма стала русско-финская война, на которой он расправился с финскими большевиками. А в 1939–1940 годах барон руководил оборонительной линией на Карельском перешейке, где потерпела поражение Советская армия. Именно тогда народную артистку побеспокоили органы: обыскали, изъяли портрет и письма Маннергейма и самое дорогое, что у нее было, – карандашный портрет сына работы Нестерова.
С сыном связан еще один эпизод: говорят, что в 1929 году он якобы приехал в Москву из Европы и был в Большом театре на балете «Красный мак», где танцевала его мать – Екатерина Васильевна Гельцер. Ей передали, что сын в зале, но… они не встретились.
Но все-таки несколько лет спустя мать увидела сына в просмотровом зале ТАСС, где для нее одной показывали финскую хронику, присланную Маннергеймом диппочтой. Ясноглазый рыцарь не забыл свою венчанную возлюбленную, несмотря на устоявшееся мнение о его холодности и расчетливости. А еще по выходным именно он зачитывал на коротких волнах по-русски финские новости. Так и вижу фигурку балерины, припавшую к радиоприемнику: она вслушивается в этот далекий знакомый голос, который произносит сухую информацию, и пытается уловить что-то личное…
Покинула Большой театр Екатерина Васильевна Гельцер в шестьдесят шесть лет. Но еще оставался долгий отрезок в двадцать лет, который стал временем потерь.
Ясноглазый рыцарь в конце войны стал Президентом Финляндии, хотя ненадолго: скоро подал в отставку. Оставив пост и страну, он переехал к сыну в Швейцарию, где тот медленно угасал в госпитале Лозанны. Отец закрыл сыну глаза и умер через месяц в Лозанне в 1951 году, а Гельцер узнала об этом только через несколько лет.
Уходит из жизни Василий Тихомиров, который до конца дней оставался преданным другом и близким человеком Екатерины Гельцер. На гражданской панихиде в Большом театре она произнесла: «Спасибо тебе за все, дорогой, любимый друг, за нашу огромную работу, за терпимость и терпение, за твою любовь к людям и желание, чтобы им было хорошо. Кланяюсь тебе до земли».
В конце 1962 года Екатерине Васильевне восемьдесят пять лет. Она давно уже не выходит из дома, но с удовольствием и радостью принимает поздравления. Удивительно, что сохранилась кинохроника о том, как она принимает делегацию из Большого театра: она сидит в кресле в своей нарядной гостиной (в той комнате, которую мы всегда называли «большой комнатой»), она окружена цветами, ей говорят речи, она радостна и возбуждена. Нам всегда казалось, что дух Екатерины Васильевны до сих пор живет в этом доме, наполняя его невероятно творческой и оптимистичной атмосферой.
Через месяц после этого юбилея великой Гельцер не стало. Она прожила долгую и удивительную жизнь. Она не оставила мемуаров, и в жизни ее много загадочного, много недосказанного.
А Фаина Георгиевна Раневская, которая стала ее другом, признавалась: «После моей Гельцер скучно стало в балете. Я не знала прелестней балерины на сцене и в жизни. Ушла эпоха».
Марина Семенова (1908–2010)
Как ни странно, но осталось так мало документальных кадров с танцем Марины Тимофеевны Семеновой. Но она принадлежит к тем балеринам, о которых существует предание, и оно передается из поколения в поколение. Это предание настолько ярко и велико, что мне захотелось внести и свой вклад в память об этой удивительной балерине – чтобы наши современники знали и помнили ее.
Для нашей семьи Марина Семенова – человек особенный. Мой отец, Марис Лиепа, очень трогательно относился к ней, благоговел перед ней. Он часто встречался с ней в репетиционных залах, потому что многие партнерши Мариса Лиепы были ученицами Марины Тимофеевны – Наталия Бессмертнова, Нина Тимофеева, Марина Кондратьева и другие. Репетиции были разные – они могли спорить, сердиться, даже браниться, но это ничего не значило, потому что внутренне мой отец всегда склонялся перед Мариной Тимофеевной. Из детства я вынесла обожание этой удивительной женщины. Помню, как отец брал меня с собой в день рождения Марины Тимофеевны, 30 мая, когда шел, чтобы поздравить ее. Он неизменно преподносил ей изысканные цветы, на моей памяти, вместе с роскошной хрустальной вазой, и французское шампанское, которое Марина Тимофеевна очень любила, и что-то еще. Все, чем отец мог выразить свое почтение Марине Семеновой – складывалось к ее ногам.
В моей жизни она сыграла очень большую роль. Мои смотрины были устроены Марине Тимофеевне, и она сказала: «Марис, ну – балерина! Балерина!» Конечно, это было сказано, чтобы сделать приятное моему отцу, но все-таки – балерина. Спасибо, Марина Тимофеевна! И в хореографическое училище я поступала с «Полечкой» на музыку Сергея Рахманинова, которую мне поставила Марина Тимофеевна Семенова. По просьбе моего отца она занималась со мной. На уроках буквально ползала вокруг меня на коленях, а иначе и нельзя выучить нашему искусству – все нужно поправлять: выворачивать ножку, спину, чтобы маленький человечек, маленькая балеринка могла физически запоминать эти ощущения, нужно «лепить» тело. Показы ее были безупречны. Читая статью Марины Тимофеевны о ее выдающемся педагоге Агриппине Вагановой, мне казалось, что все ее слова я могу отнести и к ней – Марине Семеновой: как она показывала, как образно говорила, рисуя руками в воздухе – «танцуй телом», «собери мышцы», «держи спину», и дальше… дальше… Я до сих пор помню каждое движение моего вступительного танца. «Полечка» начиналась проходами по кругу и бесконечными реверансами – направо, налево, направо, налево. Это было очень пикантно. Потом – небольшое па в середине зала, отход на диагональ, очень милые маленькие подскоки по диагонали, и заканчивалась она так же мило – реверансами: направо, налево, направо и налево. Эту «Полечку» я танцевала очень долго, и когда в первый раз поехала в пионерский лагерь – имела там большой успех: мне нашли белый хитончик, который украсили свежими розами, и я танцевала с неизменным успехом. И если так случится, что моя дочка Надежда будет когда-нибудь поступать в хореографическое училище – она, несомненно, будет танцевать «Полечку» Рахманинова, которую поставила мне когда-то Марина Тимофеевна Семенова.
Семенова стала моим первым педагогом балета. Я ездила к ней в знаменитую квартиру на улице Горького, вставала в ее комнате к станку под портретом Марии Тальони. Марина Тимофеевна сначала занималась вместе со мной и своим внуком Андрюшей – ей хотелось, чтобы Андрюша тоже пошел в эту профессию. Но потом я стала заниматься одна и, признаться, не очень любила это делать. Каждый раз, подходя к кнопке звонка, я думала: «Может быть, мне не откроют?» И однажды, не дожидаясь ответа на звонок, я кубарем скатилась вниз и была так счастлива «профилонить» (как говорила Марина Тимофеевна) урок! Надеюсь, мои теплые личные воспоминания никак не снизят пафоса темы, пафоса этой удивительной женщины и великой балерины. Она прожила очень долгую жизнь. Ее не стало в 2010 году, на 103-м году жизни. А знаменитый балеринский класс в Большом театре она давала до 95 лет.