Нина Тимофеева (1935–2014)
Нина Владимировна Тимофеева – замечательная ленинградская, а потом московская балерина, которая блистала на сцене Большого театра в шестидесятых-восьмидесятых годах.
В моих детских воспоминаниях – серый дом в Брюсовом переулке, в котором живут артисты. Мы живем в квартире № 12, а внизу, прямо под нами, в квартире № 10, живет балерина Большого театра Нина Тимофеева. Я возвращаюсь из хореографического училища, поднимаюсь по лестнице, и вдруг дверь квартиры № 10 открывается и меня обволакивает дивный аромат дорогих духов, а потом появляется сама Нина Тимофеева. На ней необыкновенной красоты зеленое платье в пол, изысканные украшения, глаза ярко подведены. Она придерживает край платья и аккуратно спускается по лестнице, неся себя. Я прижимаюсь к стене и пропускаю это необыкновенное видение, провожая ее взглядом, пока она не скроется в пролете лестницы. Но проходит день, и я встречаю совершенно другую Тимофееву: она поднимается по лестнице в лыжном комбинезоне, в небрежно наброшенном на голову платке, завязанном, как у старушек, в теплых широких сапогах, она идет, немножко переваливаясь, раскачивающейся походкой. Я вызываю лифт и говорю: «Нина Владимировна, вот лифт подходит». «Мне не нужно, я тренирую ноги», – говорит она и поднимается на свой третий этаж пешком.
Такие разные воспоминания всплывают в моей памяти при упоминании имени Нины Владимировны Тимофеевой. Но есть и другие, самые яркие, которые оставались после спектаклей, когда она танцевала с моим отцом, Марисом Лиепой. Танцевали они много, и я это часто видела. Это всегда были грандиозные впечатления, будь то «Легенда о любви» или «Спартак», или просто я рассматривала фотографии тех спектаклей, которые были станцованы ими еще до моего рождения.
Мне бы хотелось, чтобы ее имя помнили и знали те, кто ценит классическое искусство и интересуется им, потому что эта балерина внесла очень большой и серьезный вклад в историю мирового балета и, конечно, русского балета. Она танцевала тогда, когда на сцене Большого театра царили такие выдающиеся мастера, как Плисецкая, Максимова, Бессмертнова, Сорокина, Васильев, Лиепа, Лавровский, Владимиров, и этот список будет неполным без имени Нины Тимофеевой.
В Большом театре она протанцевала тридцать два года, срок немалый для балерины. И до последних своих выступлений на этой сцене она сохранила выдающуюся технику, которой она блистала на протяжении всей карьеры, и тот магнетизм, который был в каждой ее партии. Ее танец отличался от того, каким нам кажется сейчас танец балерины, потому что при слове «балерина» мы представляем себе легкое, невесомое существо. Нина Владимировна была совершенно другой природы: с сильными, мускулистыми ногами, скупым, но невероятно выразительным жестом. Ее роли были страстными, сильными, ее героини были такими, и танец ее всегда был умным. О виртуозности Тимофеевой слагали легенды. Господь ей дал фантастический прыжок – высокий, сильный, с подходами совершенно не женскими, а мужскими, и она была ни на кого не похожа.
Безусловно, она запомнилась своими образами в трех балетах Юрия Григоровича: в «Каменном цветке» она танцевала Хозяйку Медной горы, в «Легенде о любви» – Мехмене Бану, в «Спартаке» – партию Эгины. Но была в ее карьере еще одна, очень важная для нее роль, которую она сделала на закате карьеры и станцевала совершенно великолепно! Роль была создана для нее: музыкальную партитуру написал Кирилл Молчанов, муж Нины Владимировны Тимофеевой, а поставил балет «Макбет» Владимир Васильев для Тимофеевой и для себя. Это был незабываемый дуэт и очень интересный спектакль. И не случайно потом его перенесли в труппу Кремлевского балета, где он шел с большим успехом. Мой брат, Андрис Лиепа, тоже танцевал в этом спектакле главную роль.
Родилась Нина Тимофеева в Ленинграде, в музыкальной семье. Дедушка и бабушка были оперными певцами и работали в Одесской опере. У бабушки было контральто, а у дедушки – драматический тенор. Выступали они в разных городах, в том числе и в Санкт-Петербурге, пели в Итальянской опере и в Театре музыкальной драмы при консерватории в Петербурге. Мама Нины Тимофеевой, Фрида Федоровна, тоже стала человеком искусства: она была музыкантом и работала концертмейстером в хореографическом училище в Ленинграде – играла в классе педагога Марии Федоровны Романовой, мамы Галины Сергеевны Улановой.
С детства все жизненное пространство девочки было заполнено искусством и музыкой, и не просто музыкой, а той, которая звучит на балетных репетициях, музыкой балетного экзерсиса в том числе. Мама, не желая оставлять дочку одну, часто брала ее с собой на работу. Это было так естественно – она сажала маленькую Нину рядом с собой, а иногда и вообще перед собой на рояль. Так девочка становилась частью всего происходящего, балет проник в ее детскую душу, и судьба ее была предопределена. А когда началась война и Кировский театр и училище были эвакуированы в Пермь, маленькая Нина тоже вместе с мамой оказалась там и полностью окунулась в театральную и школьную балетную жизнь. Про детские годы сама Нина Владимировна будет вспоминать: «В то время я не знала слов «не могу» и «не хочу», а лишь только одно слово – «надо». Я всегда была где-то в кулисах, всегда смотрела, как работают ученики школы. Как-то был концерт, и заболела девочка, нужна была замена для танца. Искали маленькую девочку, и мама мне сказала, что надо станцевать с другими девочками. Я согласилась, хотя перед выходом очень плакала. Но как только мама заиграла на рояле – испуг прошел, и я впервые вышла на сцену. Только потом я узнала, что этот номер поставил сам Леонид Якобсон. Но в тот день вместо иждивенческой продовольственной карточки мне выдали трудовую. Значит, я работала, как взрослая. А вскоре – зачислили досрочно в хореографическое училище».
Занятия в училище были уже после того, как закончилась война, в Ленинграде. Нина училась в классе Натальи Александровны Комковой, ученицы самой Вагановой.
Сама Комкова никогда не танцевала главные партии в балетах. Но для педагогического таланта это не самое главное, потому что быть педагогом – это чувствовать и видеть мельчайшие нюансы в исполнении учеников, уметь подсказать, как нужно сделать то или иное движение. Тимофеева научилась у своего педагога самодисциплине, которая потом будет помогать ей на творческом пути. Как это важно для артиста балета – научиться репетировать самой, видеть себя, самой исправлять свои ошибки. В выпускном классе училища юная Нина танцует партию Маши в «Щелкунчике», на следующий год – первый акт в «Спящей красавице», и на выпуске – па-де-де из «Лебединого озера».
В то время она уже работала до седьмого пота, не жалея своих сил. А получив диплом – стала артисткой Кировского театра. Ее судьба – это был тот редкий случай, когда ученица почти не «стояла» в кордебалете. Она сразу стала получать сольные партии.
По счастливой случайности уже в двадцать лет Тимофеева танцует главную партию в «Лебедином озере». Надо было заменить заболевшую балерину, а труппа уехала на гастроли. Руководил балетной труппой в то время хореограф Федор Васильевич Лопухов, он-то и дал спектакль юной Тимофеевой. Да, так бывает, что один раз ты станцуешь, но закрепить успех, станцевать спектакль так, чтобы заявить о себе как о сложившейся балерине – удается не каждой. А дебют Тимофеевой был заметным, на него тут же откликнулись ленинградские критики. Юрий Слонимский, Вера Красовская написали о том, что Тимофеева станцевала музыкально, академично, правильно. Это уже немало, но самое главное – все отметили, что это был танец не начинающей артистки, а балерины, у которой нашлись смелость и талант подчинить себе сцену и завоевать симпатию зрителя.
Тогда дебют пришли посмотреть знаменитая актриса Александринки Елизавета Ивановна Тиме, которая дружила с Улановой, и режиссер Леонид Сергеевич Вивьен. Они похвалили дебютантку, но просили ее не замыкаться в рамках своей профессии, а открывать для себя искусство, поэзию, музыку и живопись. Но Тимофеева, выросшая в творческой атмосфере семьи, всегда к этому стремилась. Юная Нина подружилась с Елизаветой Ивановной Тиме, и актриса, будучи бесконечно доброжелательным человеком, открыла ей много того, что было неизвестно Тимофеевой. Она открыла ей музыку Брукнера и Бартока, Рахманинова, живопись Эль Греко и Босха, иногда они читали Омара Хайяма. И это действительно были открытия, которые Тимофеева пронесла через всю жизнь. О ее интересе к искусству очень важно знать, потому что роли, созданные ей на балетной сцене, всегда были очень объемными, и мне кажется, что так не случается, если человек не погружен в мир искусства.
Тогда же талантливую молодую техничную артистку заметил хореограф Леонид Михайлович Лавровский и пригласил Нину в Большой театр. Трудно передать, какое смятение царило в ее душе: переезжать ли из Ленинграда в Москву, как ее там воспримут, в Большом? Как отнесутся к ней педагоги, артисты? Тогда Нина, наверное, думала о Марине Тимофеевне Семеновой, о Галине Сергеевне Улановой, которые тоже были воспитанницами ленинградской балетной школы, но потом переехали в Москву и стали московскими балеринами. А еще был Алексей Николаевич Ермолаев, да и сам Лавровский тоже переехал из Ленинграда в Москву. Потом пришло решение: нельзя отказываться от такого предложения, потому что Лавровский приглашает ее, веря в то, что эта балерина ему нужна, ему интересна и, значит, будет интересная творческая жизнь. И она пришла в Большой театр.
Труппа Большого театра тогда переживала смену поколений: Семенова уже не танцевала и была репетитором, Уланова и Лепешинская заканчивали карьеру, Плисецкая и Стручкова танцевали уже больше десяти лет и считались мастерами. А юная Тимофеева была блестяще выучена и оказалась настоящим кладом для Большого театра. Ее танцевальная манера невероятно подошла театру. Более того, в Ленинграде, наверное, ей было бы сложнее, потому что вся ее стать, мускулистые крепкие ноги, лицо – значительное на сцене, но лишенное миловидности, хотя не менее интересное от этого, ее темперамент, ее огромный прыжок, техника, которая становилась для нее средством выразительности, – все это было абсолютно