Иногда я пытаюсь составить план, даже «пишу» про себя некоторые главы этой книги. Стараюсь посмотреть на будущий «продукт» глазами издателя и читателя. Кажется, маловато будет там столь модного ныне «экшена», не будет хватать стремительного действия и прочих «штучек», что позволяют держать «на крючке» читающего, что делает книгу привлекательной для сценаристов и киношников.
Неужели в этой ситуации «ради красного словца» стоит додумывать, приукрашивать, точнее, просто врать? А что тогда скажут те, кто был здесь со мной? И вообще, разве будет иметь право на жизнь подобная книга?
И еще одна уязвимая сторона книги, которая пока существует только в моем воображении: не нашлось там места для… любви. Между тем, по законам жанра, она вроде бы как должна присутствовать в любом повествовании. Более того, тысячелетний опыт человечества доказал, что и на войне любви всегда находится место.
Тысячелетний опыт человечества я оспаривать не собираюсь, но в нашем отряде эта тема присутствует едва заметным и очень специфическим пунктиром. Верно, почти каждый из нас оставил в Отечестве ту, которая ждет. Кто жену, кто невесту, кто просто очень близкую и дорогую. Почему-то на привалах, у костра, в минуты общего искреннего общения эта тема не звучит. Будто отряд состоит сплошь из бобылей-холостяков.
Возможно, мои однополчане просто инстинктивно оберегают сокровенное от чужих глаз, недобрых языков. Чтобы никто это не оцарапал, никто не опошлил, чтобы наверняка сберечь свои чувства до возвращения. Очень целомудренный и, наверное, единственный правильный подход!
Находится ли здесь место для «военно-полевой» любви»? Конечно! Какая же война без этого! Правда, масштабы этого явления очень скромны.
Главное препятствие, наверное, языковой барьер. Как бы ни был похож сербский на русский, все-таки это – другой язык и объяснится на нем, тем более на деликатную тему с полутонами и нюансами не так-то просто. Тем не менее, объясняются. «Собеседницы» моих однополчан – искателей амурных приключений – чаще всего сербки из ополчения, хозслужбы которого базируются рядом с казармой, куда мы приезжаем с передовой на «одмор». Еще одна малосимпатичная, но, похоже, обязательная для всякой войны, деталь: «сердечный фронт» не бывает без потерь – кто-то уже обращался в санчасть по поводу венерического «недомогания». Не буду углубляться в детали и подробности, только факт остается фактом. Как тут не вспомнить скабрезный афоризм: «Война без триппера не бывает».
Ворочается и покалывает внутри один неудобный вопрос: «А имею ли я право на будущую книгу о Войне, пробыв на этой Войне всего два месяца?»
С одной стороны, этот отрезок времени невелик, чтобы делать серьезные выводы, чтобы во всем разобраться.
С другой стороны… Такого времени оказалось достаточно, чтобы кто-то из моих боевых товарищей шагнул в бессмертие. Тот же Костя Богословский геройски погиб, не пробыв и недели на югославской земле.
А тут все-таки целых два месяца. Включая двенадцатое апреля. День, который один, по объёму впечатлений, по силе этих впечатлений, по концентрации смертельного риска, может перевесить многие месяцы, а, возможно, и годы прочих военных будней. Другая грань проблемы – какими глазами увидеть все это, как «пропустить» через сердце, в каком виде выложить на бумагу? Очень важно здесь постараться. Чтобы и профессиональным ремеслом в полной мере воспользоваться. Чтобы не соврать, душой не покривить. Обязательно постараюсь.
Гуляли вечером по улицам Вышеграда. Обратили внимание на немалое количество молодых мужчин и парней. Возраст – 20–35 лет. И это в стране, о которой принято говорить, что «все население поднялось здесь на борьбу за правое дело».
Чуть позднее из разговора с четниками (боевые отряды сербских монархистов) выяснилось, что дезертирство и уклонение от воинской службы – бич здешних вооруженных сил. Это вовсе не значит, что сербы – плохие вояки. (На той стороне – проблемы те же самые, может быть, даже еще в больших масштабах.) Люди устали от войны. Плюс к этому надо учитывать: слишком многие до войны жили в здешних местах более чем сыто. (Сдавая жилье богатым туристам из ФРГ, Австрии, прислуживая отдыхающим и т. п.) Переход от сытости, изобилия и мира к лишениям и войне слишком резок для этих людей.
За всеми этими беглыми и отрывочными наблюдениями проступает поистине глобальная проблема наших братьев-сербов: цивилизация в чисто обывательском смысле, корыто с вкусными харчами, тихо пододвинутое в свое время изобретательным и коварным Мировым порядком, сделали свое «черное дело». В итоге в момент смертельной национальной угрозы сербы не смогли встать «все как один», не смогли обеспечить «единства фронта и тыла», не смогли дать достойный отпор внешним и внутренним врагам.
Конечно, оценивать соседей проще, чем решать те же самые проблемы у себя дома. Случись что-то похожее в России, не уверен, что русские смогут забыть о «колбасных» и «шмоточных» интересах и подняться в едином порыве против тех, кто замахнется на нашу Историю, Веру, Культуру. Впрочем, причем здесь сослагательное наклонение? На Русскую Историю, Русскую Веру, Русскую Культуру уже давно замахнулись! Да что там замахнулись! Наши национальные ценности уже не первый год целенаправленно перевирают, перелицовывают, а то и откровенно втаптывают в грязь! Разве это стало поводом для массовых возмущений, организованного протеста? Увы!
На этом фоне даже мы – те, кто отправился за тридевять земель помогать братьям сербам, выглядим, как бы это правильнее сказать, не самым правильным образом. Потому как, чего было тащиться с великими трудностями в такую даль помогать сербам в борьбе с Мировым порядком, когда тот же Мировой порядок вовсю беспредельничает у тебя дома, в твоем Отечестве?
Кстати, процент тех, кто отправился «помогать сербам», по отношению ко всем гражданам моего Отечества просто ничтожен. Большинство моих соотечественников заняты совсем другими, откровенно прозаическими делами. Как тут не вспомнить основную массу пассажиров поезда «Москва – София» с их почти агрессивным желанием «заработать денег» и почти теряющуюся среди них горстку русских добровольцев, едущих «воевать за сербов». Очень своеобразный, но весьма характерный, социальный срез нашего общества. Есть ли у такого общества будущее? На этот вопрос ответит только время.
В центре Вышеграда на одном из домов мемориальная доска, извещающая, что здесь жил и работал писатель Иво Андрич. Том его произведений лет десять простоял в моем книжном шкафу. Простоял нечитанным. Вернусь – обязательно прочитаю.
Только, разумеется, после того, как прочитаю все, что смогу найти про блаженную Матронушку. Возможно, она, действительно, спасла своих земляков (и не только земляков) 12 апреля в бою за высоту Заглавок.
Кто знает, может быть, и впредь эта русская святая будет сопровождать меня по жизни.
И кто знает, что еще ждет меня в этой жизни, за что я буду ей еще благодарен?
В который раз перелистываю блокноты со своими заметками. Сделаю все, чтобы из этих «обрывков» и «клочков» получилась книга. Правдивая книга о том, что видел, чувствовал, пережил. Книга, по сути, от «первого лица». Очень важно при работе над ней найти правильный тон, верную пропорцию в подаче глобального, масштабного, красивого и обыденного, мелкого, неказистого. Чтобы это обыденное не заслоняло масштабное, а масштабное, в свою очередь, не подавляло «прозу будней». Понятно, масштабное – это героическое, а мелкое – повседневное, бытовое.
Здесь будет сложно. Вечная проблема всех писавших о войне. Близкий пример – литераторы, писавшие о Великой Отечественной. За неверное соотношение между «великим и малым» любой из них запросто мог лишиться карьеры (а, подчас, и свободы в суровые сороковые-пятидесятые), партбилета, попасть в безжалостные жернова идеологических проработок. Для определения верной пропорции «правды Генштаба» и «правды окопной» требовалось особое чутье и строго партийный подход.
Кажется, меня эта проблема в «чистом виде» не коснется – ни масса бдительных цензоров, ни тупых партийных чиновников надо мной висеть не будет. Но куда деться от жестких требований момента? Как увиденное и пережитое совместить с «лучезарной» темой славянского братства, с государственно важной темой возрождения казачества? Да и много чего еще отсюда, из-за каменных брустверов положая видится совсем не так, как это сформулировано в чеканных передовицах патриотических газет и в умных статьях национально-ориентированных журналов. Дай Бог, чтобы меня как автора не «зашкаливало», чтобы не оступился ни в «чернуху» ни в «патоку».
Валера К., – одна из самых колоритных личностей в нашем отряде. Колорит определяют не только невесть где раздобытые диковинные высокие ярко-желтые сапоги. Всем запомнилось его нестандартное поведение во время боя на высоте Заглавок. Поливая короткими очередями отведенный участок вражеской территории, он виртуозно материл наступавших. «Черные» слова отечественного происхождения при этом органично переплетались с сербской бранью. Когда запас ругани иссяк, Валера набрал в легкие побольше воздуха и проорал в мусульманскую сторону:
– Эй, муслимы, погоди наступать! Русы кафу пьют!
Слова подкрепил делом. На скудном пространстве между палаткой и бруствером развел миниатюрный костер, водрузил на нем турку, куда высыпал горсть молотого кофе. Через несколько минут экзотический аромат плыл над позицией. Удивительно, что тогда и кофе у него не убежал, и участок противоположной территории без «огневого» внимания с его стороны не оставался.
Пустяк, нелепица, а для общего настроения, для поднятия духа в боевой обстановке – все очень кстати.
Вчера Валера с утра исчез. Вернулся к вечеру мертвецки пьяным… с канистрой ракии в руках. Рухнул на кровать и моментально заснул. Драгоценную ношу продолжал держать мертвой хваткой. Вряд ли кто смог ослабить эту хватку.