«Юнайтед фрут компани» была в то время жестокой репрессивной машиной, которая держала своих работников в форменном рабстве, а правительства – в повиновении при содействии ЦРУ. Проезд по Коста-Рике стал поворотным пунктом в жизни Эрнесто, а вслед за этим и в нашей жизни тоже. С этого момента существование каждого из нас уже происходило под влиянием политической деятельности Эрнесто.
Когда он прибыл в Гватемалу в январе 1954 года, эта маленькая страна в Центральной Америке была молодой демократией, которой правил сын швейцарского фармацевта Хакобо Арбенс Гусман. Арбенс был военным, однако при этом придерживался социалистических взглядов. Он принял участие в свержении диктатора Хорхе Убико, потом стал министром обороны, а в 1951 году его избрали президентом. Это были первые выборы на основе всеобщего избирательного права в истории Гватемалы.
Правительство Арбенса сразу же отметилось целой серией прогрессивных реформ. Оно поддерживало всеобщее избирательное право и трудовое законодательство. Оно начало аграрную реформу, заключавшуюся в национализации необработанной земли для передачи ее крестьянам. Самым крупным землевладельцем в стране была «Юнайтед фрут компани», и она крайне негативно отнеслась к преобразованиям. Угроза не замедлила появиться в лице госсекретаря США Джона Фостера Даллеса, который также был акционером «Юнайтед фрут» и который во время конференции министров иностранных дел заявил о правительстве Арбенса: «Коммунисты!» Это был призыв к свержению.
«Юнайтед фрут», Государственный департамент США и ЦРУ подготовили вторжение. Гватемала была изолирована, брошена своими соседями. В то время как происходила вся эта драма, Эрнесто и Ильда осматривали руины майя в Петене. Они узнали о произошедших событиях, когда вернулись в Гватемала-Сити. Первоначально Эрнесто не поверил в американское вторжение. А когда оно свершилось, то он был убежден, что президент будет сопротивляться. Но Арбенс безуспешно попытался купить оружие в Западной Европе. В конце концов, он вынужден был обратиться к Чехословакии. Отправленное к берегам Гватемалы оружие чешского производства было захвачено американцами, и те получили отличный повод для объявления Гватемалы «союзником Советского Союза». После этого американские бомбы посыпались на столицу. Оптимизм Эрнесто вмиг обратился в бунт. Он сразу же приступил к действиям и пытался организовать сопротивление со стороны различных групп: профсоюзов, политических партий и т. д. Он объявил Ильде, что у него имеется «надежный план», заключавшийся в том, чтобы «захватить стратегические пункты города, овладеть средствами связи и организовать засады на тех, кто попытается войти в город»[31]. Он тогда впервые заметил американские спецслужбы, которые стали за ним следить.
В Буэнос-Айресе мои родители страшно волновались. Они внимательно следили за событиями, будучи убежденными, что Эрнесто принимает участие в борьбе. Тон его последних писем не оставлял сомнений относительно его желания бороться с властями. 10 мая 1954 года он прислал нам письмо с такими словами: «Я мог бы стать очень богатым в Гватемале, но лишь пройдя через трудоемкую процедуру признания моего диплома и открытия клиники по борьбе с аллергией […] Но это означало бы самое ужасное предательство двух моих «я», соперничающих во мне – социализма и страсти к путешествиям».
Мы сидели без новостей в течение нескольких недель (в своем последнем письме он прислал мне марки и рекомендовал есть аргентинское мясо: «Пользуйся, братец, тем, что ты живешь в стране Америки, где лучшая еда»). Мои родители посчитали, что с этого момента их старший сын станет для них постоянным источником проблем. Моя мать прорабатывала от корки до корки не только прессу в поисках какой-либо информации о положении в Гватемале, но и литературу, учебники истории, короче говоря, все, что было связано с этой страной. Она хотела все знать, все понимать. Что за опасности подвергается там ее Эрнесто?
А опасности были вполне реальные, если даже аргентинский атташе при посольстве в Гватемале, некий Никасио Санчес Торансо, в отчаянии бегал в поисках Эрнесто Гевары по улицам Гватемала-Сити, чтобы предупредить об угрозе, нависшей над ним. Он действительно услышал имя этого своего соотечественника, и это был один из тех счастливых случаев, которые порой спасают жизнь. Он бегал повсюду: в штаб-квартиры профсоюзов, в бары, в студенческие центры. Когда он наконец нашел его, он прямо заявил: «Уезжайте немедленно. Они намерены вас убрать». «Кто и почему?» – спросил мой брат. «Не удивляйтесь, но имейте в виду, что посольство США в курсе каждого вашего шага. За вами следят. Вам остается только спасать свою шкуру. Я пришел, чтобы предупредить вас». Эрнесто был ошеломлен: «Я не предполагал, что это так серьезно! Но я не думаю, что эта история закончилась. Если мой план сработает…»
Ни один план не сработал. Окруженный и раздавленный американцами, Хакобо Арбенс подал в отставку 27 июня и бежал в Мексику. Разочарованию Эрнесто не было предела. Он несколько дней прятался, прежде чем нашел убежище в аргентинском посольстве. Ему предложили репатриацию. Он выбрал отъезд в Мексику.
Открыть мир или изменить его
Эрнесто был в Мексике в течение десяти месяцев. Казалось, что ему это нравилось. «Эта земля приняла меня со всем равнодушием крупного животного, без ласки, но и не показывая зубы», – написал он моей тете Беатрис, приехав в страну Панчо Вильи[32]. Он установил регулярные контакты с Улисом Пети де Муратом, поэтом и сценаристом, близким другом нашего отца, что позволило родителям время от времени получать о нем косвенные новости.
Письма Эрнесто выдавали чувство тревоги. Казалось, он разрывается между двумя противоречивыми позывами: вступить в бой или продолжить свои скитания. В октябре 1954 года, в ответ на новую мольбу моих родителей вернуться в Аргентину, чтобы возобновить медицинскую карьеру, он написал моей матери (которую он называл ласково «моя мама, моя маленькая мама»): «В глубине (и на поверхности тоже) я – неисправимый бродяга, и у меня нет ни малейшего желания покончить с этим ради сидячей карьеры. Моя вера в конечное торжество того, что для меня важно, абсолютна, но я до сих пор не знаю, буду ли я в этом актером или просто зрителем, заинтересованным действием. Горькие нотки, которые, похоже, некоторые из вас заметили в моих письмах, несомненно, связаны именно с этой двойственностью; истина же заключается в том, что мое бродяжничество всегда идет наперекор всему, и я не могу заставить себя покончить с этим». Эта боль ставила перед ним моральный вопрос, и это нашло подтверждение в письме, направленном его подруге Тите Инфанте в ноябре 1954 года: «Было бы лицемерием ставить меня в пример: единственное, чем я могу похвастаться, так это тем, что я смог избавиться от всего, что беспокоило меня, и теперь, даже когда я собрался участвовать в борьбе (особенно в социальном плане), я спокойно продолжаю свои путешествия по мере развития событий, не думая вернуться и бороться в Аргентине. Согласен с вами, в этом заключается моя главная проблема, потому что я стою перед страшной дилеммой между целомудрием (здесь) и желанием (странствовать, особенно по Европе), и я вижу, что готов торговать своими убеждениями со страшным бесстыдством всякий раз, когда возникает такая возможность».
Я уже это говорил: Эрнесто имел удивительную способность к самокритике. Он мог с поразительной ясностью проанализировать свои мельчайшие дефекты, слабые места и действия. Находясь в поиске выхода для своих идеалов, он стремился вести борьбу с империалистической эксплуатацией и палачами по всему свету. Или, для начала, в Америке. Открыть для себя мир или изменить его, жить или принести в жертву свое существование – таковы были фундаментальные вопросы, мучившие его. В то время они могли бы показаться пафосными, может быть, даже сумасбродными. Но учитывая то, что он потом совершил, все это приобретает особый смысл. Эрнесто погиб за свои идеи. Все просто.
Внутренний конфликт, не оставлявший ему ни дня передышки, нашел окончательный выход: Эрнесто познакомился с Раулем Кастро, младшим братом Фиделя. Этой встречей он был обязан Ильде Гадеа. Спутница Эрнесто с легкостью вращалась в кругах политических эмигрантов. Таким образом, они с Эрнесто регулярно посещали приемы и мероприятия, организованные политическими лидерами Перу, Гватемалы, Аргентины и… Кубы. После этой первой встречи Рауль и Эрнесто уже не расставались.
26 июля 1953 года братья Кастро предприняли атаку казармы Монкада в Сантьяго-де-Куба[33]. Нападение, цель которого заключалась в дестабилизации диктатуры на месте, закончилась жестоким провалом. Члены повстанческой группы были казнены или арестованы солдатами Фульхенсио Батисты. Во время суда Фидель сам защищал себя: он был адвокатом, и еще каким адвокатом! Его пламенная и красивая речь в пользу угнетенного кубинского народа под названием «История меня оправдает» длилась три часа. Она так взволновала страну, что в мае 1955 года под давлением народа Батиста вынужден был пойти на амнистию в обмен на обещание – его, совершенно очевидно, никто не собирался выполнять – не повторять попыток. После освобождения Фидель отправился в Мексику для подготовки своего возвращения на Кубу. Он восстановил свою повстанческую группу и назвал ее «Движением 26 июля».
Эрнесто впервые повстречал Фиделя вечером 7 июля 1955 года у подруги Ильды – некоей Марии Антонии. Дьявольскому случаю было угодно, чтобы эти два исключительных человека встретились только в тот момент, когда они стали нужны друг другу! Они сразу же оценили друг друга и всю ночь провели за разговором. Эрнесто был совершенно покорен. Что касается Фиделя, то ему потребовалось всего несколько часов, чтобы признать значение и потенциал Эрнесто. «Мне нужен этот парень», – так он должен был сказать себе. Пот