– Ты не виновата, – уже спокойно, нормальным голосом сказал я. – Это же я запер Племянника в подземелье. Правда, у меня не было другого выхода. Значит, никто не виноват. Такова жизнь!
– Сэ ля ви! – воскликнул Покойник. Он любил встревать в чужой разговор.
Это самое «сэ ля ви» было известно каждому первокласснику, но Покойник произнес так, будто звал французский язык. Вообще, убежав со «старой дачи», он осмелел.
– Еще возможна погоня, – сказал я.
И Покойник сразу заговорил обыкновенно, по-русски:
– Какая?
– Племянник!.. Ну, а если Глеб не вернется, нам придется освобождать его!
Покойник умолк.
«Что же делать? – рассуждал я. – Не пойти ли в разведку? Но тогда мы наверняка опоздаем на электричку. Так, так, так… Где же выход? Может быть, мне одному остаться, а всем другим немедленно мчаться на станцию?» Я предложил это. И затаив дыхание ждал, что мне ответят: оставаться одному все-таки не очень хотелось.
– Давай вдвоем, – предложил Принц Датский.
– Пусть женщины уедут! – воскликнул я. Посмотрел на Покойника и добавил: – И ты с ними.
Покойник не возражал. Но Наташа не согласилась:
– Еще есть минуты. Несколько минут… Подождем. Одного я тебя не оставлю.
Меня! Одного! Хотя и Принц тоже хотел остаться… Она сказала про меня одного!
Если б это было не в холодном лесу, а в какой-нибудь другой обстановке, я бы, наверно, умер от счастья. А так я остался жить.
Хотя в следующую минуту могло показаться, что все мы умерли. Все пятеро!
Потому что мы затаили дыхание, прислушиваясь к тому, как чьи-то пятки шлепали по лужам и грязи. Они шлепали очень звонко… И вот появился Глеб.
Вернее сказать, возник!
– Что у тебя в руках? – спросил я.
– Ботинки… Чтобы не падать… Скорее! Скорее… Погоня!
– Где?
Мы помчались!.. Но, даже задыхаясь от бега, я все-таки умудрился спросить Глеба:
– Он?
– Да… Очень был благодарен…
– Благодарен?
– Ну да… Очень хотел… Меня до станции… А их, говорит, убью! Ну, и я… Пока он за плащом…
Глеб, как всегда, не дотягивал фразы. Но тут уж трудно было его не понять, сколько он пережил!
«А все-таки, если б не он, вообще бы ничего не случилось! – опять пришла мне на бегу упрямая мысль. – Значит, все равно будет дорасследование. Надо довести до конца!..» Глеб теперь был с нами, я уже за него не волновался, и желание забыть все и простить куда-то сразу исчезло.
Так иногда бывало дома со мной… Если мама начинала меня ругать, я убегал и долго слонялся по улицам. Или сидел где-нибудь у товарища. А когда возвращался, мама вновь за меня принималась. И тогда Костя по секрету мне сообщал: «Пока тебя не было, она волновалась, и называла тебя ласковыми словами, и готова была простить… А вот появился, успокоилась – и опять за свое. О женщины! Кто их поймет?» Я не был женщиной. Но с Глебом у меня получалось так же, как у мамы со мной. Сэ ля ви!
На этом мои рассуждения прекратились. Прервались… Потому что сзади мы услышали топот ног. Тяжелый, увесистый…
– Это Григорий… – с ужасом, задыхаясь то ли от бега, то ли от страха, прошептал Глеб. – Он вас… И тебя первого! Он обещал…
Я тоже не сомневался, что Племянник выполнит свое обещание. И убьет меня!
Или в крайнем случае оторвет голову…
– Надо уйти от погони! Успеть! – скомандовал я шепотом, чтобы Племянник не услышал моего голоса.
Покойник бежал впереди: он боялся больше нас всех! Но и меня покидало мужество.
– Быстрее! Быстрее! – крикнул я во весь голос. Шептать было уже не нужно: Племянник наверняка видел нас. Его горячее дыхание было у нас за спиной.
Я обернулся. Ну да, это он! Племянник!.. Огромная темная фигура с каждой секундой приближалась, нагоняла нас…
«Все погибло! Мы не справимся с ним, – промелькнуло в моем сознании. – Но если даже возникнет борьба и мы неожиданно возьмем верх, победим его, электричка все равно за это время уйдет… Да мы и не победим! Женщины и Покойник не в счет. Остаемся мы трое – Принц, Глеб и я. Но как еще поведет себя Глеб? Неизвестно. Ведь это он все придумал! Он!.. Все случилось из-за него. Значит, может быть, в борьбу вступим мы с Принцем вдвоем… Наташа, конечно, бросится мне на помощь. Но я этого не допущу. «Спасайся! Беги!» – крикну я. И прегражу Племяннику путь своим телом!» Все эти мысли пронеслись в моей голове за какое-нибудь мгновение. Топот погони был уже рядом… Совсем рядом! И жаркое, обжигающее мне спину дыхание Племянника… Вот сейчас! Сейчас все погибнет! Все мои усилия и находки окажутся ни к чему. Еще один его шаг… Только один! Ужасный, тяжелый… И он поравняется с нами! Уже поравнялся. Уже!..
– Опаздываем, ребята? – раздался рядом взволнованный мужской голос.
Я повернул голову – и увидел (уже не сзади, а сбоку!) высокого мужчину в плаще и с портфелем.
– Опаздываем на электричку? – переспросил он.
– Разве? – ответил я, готовый обнять и расцеловать его.
– Увидел, что вы бежите, и тоже помчался. Хотя и нельзя: сердце выскакивает…
«Наверно, больное! Как у Наташиной мамы…» – подумал я. Я любил этого незнакомого человека в плаще. Я обожал его!
Глава XII,самая короткая и самая последняя (в этой повести!)
С одной стороны к платформе неумолимо приближалась электричка, а с другой приближались мы.
«Если бы мы успели, тогда бы все наши родители остались живы в прямом и переносном смысле этого слова! Тогда все мои догадки, находки, сомнения и мучения оказались бы ненапрасными!» С этой мыслью я взбежал на платформу.
Судьбе было угодно, чтобы как раз в этот момент и электричка тоже поравнялась с нею.
– Садитесь! – крикнул Глеб. – А я билеты…
– Не надо! – ответил я.
«Лучше пусть нас всех оштрафуют, но зато родители будут живы-здоровы!» Я успел так подумать, но не успел объяснить это Глебу, потому что он уже ринулся к кассе. Он хотел совершить еще один подвиг: ему нужны были смягчающие вину обстоятельства!
Машинист высунулся из окна и глядел вдоль состава. Никто не вышел, и никто, кроме нас, не собирался садиться. Мужчина в плаще, оказывается, ждал электричку из города и вообще зря торопился.
Проводница последнего вагона помахала зеленой лампочкой: можно было трогаться. С ее точки зрения…
Что было делать? Вскочить в вагон и уехать без Глеба? Покойник вскочил. А все остальные не знали, как поступить. Покойник высовывался и печально глядел на нас всех:
– Разве не ясно? Она сейчас тронется…
А Глеб все еще стоял, пригнувшись, возле окошка кассы.
Двери вздохнули, словно сочувствуя нам, и медленно стали закрываться.
Голова Покойника все еще торчала, и казалось, двери вот-вот зажмут ее с двух сторон.
– В какую-то миллионную долю секунды идея озарила меня.
– Осторожно, ребенок! – заорал я. Я знал, что эти слова – «Осторожно, ребенок!» – всегда очень сильно действуют.
Двери, не успев прихлопнуть Покойника, медленно поехали обратно.
– Где ребенок?! – крикнул злой, испуганный машинист.
– Во-он! – неопределенно ответил я, зная, что время неумолимо работает на нас.
– Да где же?
– Во-он! – Я указал на печальную морду Покойника, который все еще высовывался из тамбура.
– Я думал, он под колесами…
– Большое спасибо! – ответил я машинисту, потому что необходимая нам минута была окончательно выиграна: Глеб бежал от кассы с билетами.
Мы ворвались в вагон! Двери облегченно вздохнули, словно были рады за нас, поехали навстречу друг другу, захлопнулись… И мы наконец-то отправились в город, домой!
Мы успели на последнюю электричку! Наши родители были спасены. Чувство законной гордости переполняло меня.
– Вот… билеты! Купил… – сказал Глеб, садясь рядом со мной.
– Не думаешь ли ты так дешево откупиться? – шепнул я ему.
И сразу же пожалел о своей необдуманной фразе: ведь расследование еще не было закончено. Значит, никакой грубости! Я все должен раскрыть до конца.
Только вежливо, без насилия!
Вагон был пустой… Я пошел в самый конец, сел на лавку и позвал:
– Глеб, если хочешь, подойди, пожалуйста. Если хочешь…
Он подошел и снова сел рядом.
– Нет, сядь напротив: я должен видеть твое лицо. Займемся мотивами…
– Какими? – спросил он, вздрогнув. И пересел.
– Мотивами преступления.
– Ты потом все Наташе…
– Ни за что! Никому! Можешь быть абсолютно спокоен. И откровенен, как с родным человеком!
– Нет, пусть она обязательно… Я не хотел, чтоб ее мама… Я по другой причине. – Глеб неожиданно громко, прямо на весь вагон крикнул: – Наташа!..
Она подошла и села возле него.
– Я думал все выяснить тайно, но Глеб хочет, чтоб и ты слышала, знала…
– Что слышала?
Я уже не злился на Глеба: он дал мне возможность рассказать Наташе обо всем, что я выяснил там, в подвале, обо всех своих догадках, находках, открытиях. И я рассказал… Ведь он сам попросил об этом!
– Пойдем дальше, – сказал я. – Итак, мы установили, что Нинель не звонила. И ехать сюда нам одним не разрешала. А кто же звонил? Не торопись. Хорошенько подумай!
– Моя двоюродная сестра, – еле слышно признался Глеб.
– Так, так, так… Вот, значит, зачем ты из всех болезней выбрал для Нинель именно ангину: болит горло, голос хриплый и не похож. Понятно, понятно… Зачем же тебе нужно было, чтоб мы поехали без нее? И чтоб все думали, что Нинель разрешила? Не торопись. Правду, одну только правду! Ничего, кроме правды!..
– Мне мама рассказала про собрание… Там некоторые родители… За то, что Нинель нам самостоятельность… Ну, разрешала одним ездить на стадион и вообще… Говорили, что если она еще…
– Стоп! – крикнул я, потому что испугался, как бы Глеб все до конца не раскрыл, не рассказал сам.
А между тем догадка озарила меня так ярко, как никогда еще раньше не озаряла! И я мог продолжить его рассказ, окончательно доказав, что прозвище свое ношу недаром, не просто так.
– Следите за мной! – торжественно сказал я. – Следствию все абсолютно ясно. Конечно, я должен во всем сомневаться. Но я не сомневаюсь, что было так… Именно так! И никак иначе! Ты, Глеб, решил: если Нинель еще раз предоставит нам самостоятельность (да еще какую: разрешит одним ехать за город!), родители добьются, чтобы она ушла из нашег