— Ответ один, и вы его знаете, — сказал наконец Бильбао.
— Ошибаешься. Если бы я знал…
— Вы не зря сказали, что у Когана есть для меня стоящее предложение. А с вами мне надо расстаться. Вот и решение проблемы. Ничего сложного.
Наверное, Солодовых эти слова было слышать неприятно. Он опустил глаза и сказал тише обычного:
— Я сделаю так, что ты не останешься на меня в обиде.
Все эти дни Сиротка избегал с ним встреч. Не звонил, не заходил, не напоминал о себе другими путями.
Столкнулись они совершенно случайно. Бильбао вышел от Солодовых и сразу же направился в свой любимый подвальчик — пить кофе.
Сиротка сидел за угловым столиком, перед ним стояла опорожненная наполовину бутылка вина и в пепельнице дымилась гора окурков.
Увидев Бильбао, он натянуто улыбнулся:
— Серега? Вот не ожидал…
— Встретить меня на свободе? — спросил тот. Бильбао взял крепкий кофе, сел напротив Сиротки, положил на стол кулаки. Он был абсолютно спокоен, с минуту рассматривал брата, так, будто не видел его сто лет. Сиротка, оказывается, быстро вошел в новую роль, по крайней мере, пальцем в носу уже не ковыряет и грязную тельняшку носить не будет. Но если б только это изменилось в нем…
— Зачем ты сдал Чуму ментам?
Сиротка, конечно же, ждал этого вопроса, ответил быстро:
— А иначе они бы не отпустили тебя! Они бы тебя сгноили там!
— Так, значит, ты ради меня старался?
— Конечно! Ну, скажи, какая нам польза от Чумы? Он там расколется, своих выдаст — и хорошо! И всё ладушки! А не выдаст — его проблемы. Главное — ты на свободе! Эх, братишка!.. Давай по коньячку возьмем, а?
Бильбао поднялся, так и не выпив кофе, не попрощавшись с братом, вышел.
Домой идти не хотелось.
Он свернул на одну из тех улиц, которую когда-то обследовал по заданию Ивана Николаевича Петрова. Меж старыми раскидистыми тополями стояли ржавые гаражи. Тротуар был почти пуст, и только за светофором, у входа в центральный универмаг, толпились люди. Он свернул туда, прошел сквозь толпу.
— Сережа!
Голос женщины он не узнал, решил, что обращаются не к нему, и продолжил свой бесцельный путь, пока его снова не окликнули:
— Сережа, Калганов!
Теперь он обернулся. За спиной стояла жена Якова Яковлевича Когана.
— Здравствуйте, Сережа. А мы вот решили с Инночкой пробежаться по магазинам. — Только теперь Бильбао увидел, что на ступеньках универмага стоит и Инна. Она вскинула руку в приветствии. — Сумку покупками набили, а машину не взяли. Вы не поможете донести к дому? Тут ведь недалеко, если помните, всего три квартала.
Сумка оказалась хоть и объемной, но совсем не тяжелой, и приглашать для нее носильщика женщинам было, конечно же, не обязательно. Но не скажешь же им об этом. Бильбао все равно делать в этот вечер было нечего, и тем не менее он подумал: хотя бы на чай не пригласили.
Однако разговор жена Когана начала именно с этого:
— Сейчас организуем легкий ужин. Вы составите нам компанию за столом? Яков Яковлевич уже уехал в Москву, — вопрос с жильем решается, и мы с Инночкой надеемся, что квартиру нам дадут нормальную. У вас тоже квартира там будет. Вы ведь приняли уже решение работать с Яковом Яковлевичем? Если нет, то принимайте, не пожалеете, честное слово! Мы с Инночкой очень надеемся, что вы будете рядом. Вы такой надежный, а в чужом городе, особенно на первых порах…
Она стрекотала без умолку, а Инна молчала, время от времени бросая на Бильбао робкие взгляды.
Вот и их дом, подъезд, этаж, дверь. Занеся сумку в прихожую, Бильбао решил все же раскланяться и уйти, но жена Когана решительно заявила:
— Нет, мы вас не отпускаем! Я бегу на кухню, а ты, Инночка, займи гостя. Проходите в гостиную.
Отказывать было неудобно, и Бильбао сел за журнальный столик в глубокое мягкое кресло.
— Мама очень хорошо к вам относится и хотела бы, чтобы вы у нас бывали чаще, — сказала Инна, опускаясь в кресло напротив. При этом она тщательно, обеими руками, натянула платье на колени, хоть оно было совсем не мини.
— А ты этого хотела бы? — спросил он.
— Да, — тихо ответила та, опустила глаза и покраснела.
«Иван Сергеевич Тургенев, — подумал Бильбао. — Это его героиня: дворянская девушка тихого уездного городка. Впрочем, и в столице она не станет светской дамой».
Он с трудом подавил зевок.
В тот же день, уже поздним вечером, Бильбао еще раз встретился с Сироткой. Пришедший к нему брат был выпивши.
— Я специально на грудь принял, чтоб легче говорить было. Я во многом не прав, конечно, не спорю. Но мы же все не ангелы, так, братан?
— Наверное, — согласился Бильбао.
— Точно! Ты тоже… Когда руку на меня поднял…
— Сиротка, я хочу спать. Завтра у меня много дел. Ты с чем пришел?
— Знаю, что дел много. Уезжаешь ведь. Как видишь, я тоже это знаю, только почему-то не от тебя, хотя ты мне первому должен был рассказать…
— Короче, Сиротка.
— Ладно, короче так короче. Я с шефом беседу имел, ну, с Солодовых. Он сказал, что мог бы поставить меня на твое место, если бы ты… Ну, как это… Рекомендовал меня. У него все равно нет подходящей кандидатуры. А я ж не полное дерьмо, Бильбао, я уже многому научился.
— А рекомендация жены Василия Егоровича не устроит? Татьяна за тебя похлопотать не хочет?
Сиротка болезненно поморщился:
— Не подкалывай. У нас с ней всё… — Он развел руками. — Ты же сказал когда-то, чтоб я к ней не подходил…
— Ты меня не послушался, ты подходил, так что не ври.
Сиротка тяжело вздохнул.
— Ладно, братан, речь ведь сейчас не о ней. Обо мне речь. Мы же вместе росли…
Часть третьяЧеловек без имени
Глава 1
В Москву он приехал впервые и, конечно же, был более чем уверен, что тут его никто не знает. И вдруг…
В самом центре, на Горького, где бодренько, несмотря на почтенный возраст, восседал на лошади князь Долгорукий, кто-то схватил его за руку, и женский голос восторженно прокричал:
— Ну это вообще полный прикол! Бильбао! Какими судьбами?
Женщина эта выскочила к нему из темной иномарки. Дверь машины, застывшей у обочины, оставалась открытой, возле нее стоял молодой амбал в красном пиджаке и при бабочке. К нему уже спешил милиционер в капитанских погонах, с полосатым жезлом в руке. Амбал был спокоен. Зато женщина подняла руку и быстро зашевелила пальчиками, крикнула гаишнику:
— Все нормально, капитан, это я.
Милиционер, без сомнения, узнал ее, тут же умерил свою прыть, улыбнулся, но сказал:
— Проезжайте, все равно нельзя здесь стоять, начальства полно.
В отличие от стража порядка эту полноватую женщину с копной светлых, цвета созревшей пшеницы, волос Бильбао не узнал. Она, кажется, была этому лишь рада, потащила его к машине:
— Поехали! Слышал же мента — нельзя здесь останавливаться, даже мне! — Она почти затолкала его на заднее сиденье, сама села рядом, а амбалу в бабочке только и сказала: — Вперед, на мое место падай. И не оглядывайся: мы, может быть, целоваться будем. Гони ко мне, Гоша.
Последние слова были уже обращены к водителю, иномарка тотчас сорвалась с места, а женщина весело и по-свойски хлопнула Сергея по плечу:
— Ну прикол! Всё не узнаешь?
— Нет, — ответил Бильбао.
— А так?
Она сорвала пышный парик, под которым оказались короткие, ежиком, темные волосы. И тотчас помолодела, стала как бы худее, меньше ростом.
— А так — нормально. — Бильбао улыбнулся. — Так ты Нина.
Теперь эту женщину он узнал. Нина, певица, отдыхавшая в их городке, на улице, ведущей к пляжу.
— Ну-ка, скажи, что тебе во мне больше всего нравилось?
Бильбао бросил нерешительный взгляд на парней, сидящих впереди, и Нина уловила это:
— Не обращай на них внимания. Мальчики знают свой шесток. Так вот, если ты забыл, то я напомню: тебе нравилась моя задница! Я не думаю, что она подурнела с тех дней.
Нина весело расхохоталась, но быстро оборвала смех:
— Бильбао, я тебя тоже не узнаю. Сразу узнала, а теперь — нет. Ты чего такой замороженный? Будто в Москву от импотенции приехал лечиться. А? И вообще, какими здесь судьбами оказался?
— Теперь я здесь работаю.
— Да? Вот здорово! У меня сексуально озабоченных подруг — хоть пруд пруди, сведу тебя с ними, пусть узнают, что такое бабье блаженство. Гоша, — обратилась она опять к водителю, — багажник затоварить надо, я не знаю, что у меня дома в холодильнике.
Машина остановилась у магазина, Гоша и красный пиджак пошли за покупками, а женщина тут же обняла Сергея и коротко поцеловала его:
— А ты давно из дому.
— Как ты определила?
— У тебя губы были чуть соленые и пахли морем. Полный прикол! А сейчас этого не чувствуется. Но все равно волнительно, черт возьми!.. Знаешь, после того, как ты меня там отлюбил, я ведь на следующий год приехала, но узнала, что тебя нет, — и адью через день! Ой, Бильбао, какая же ты сказочка! Не женился, случаем? У меня сегодня останешься?
Он не успел ответить, потому что дверцу распахнул Гоша:
— Марина, есть соленые огурцы — брать?
Она лукаво взглянула на Калганова:
— Ты коньяк все еще закусываешь огурцами? Он тоже задал встречный вопрос:
— Ты что, имя сменила?
— А как же! Нина — это не для современных афиш, понимаешь? Не звучит! Марина Сереброва — это уже что-то, правда?
— Так ты — Сереброва? У меня твои кассеты есть. И по радио часто слушаю, но не думал…
Он запнулся, и она продолжила:
— Не думал, что у меня, кроме задницы, и голос неплохой? — Затем к Гоше: — Бери огурцы. И фруктов, побольше фруктов. Какие из них лучше потенцию поддерживают? Или тебе стимуляторов не надо?
И она опять заразительно рассмеялась.
Нина-Марина уже успела поездить с гастролями по Европе, заработала на евроремонт и мебель, у нее есть свой водитель и охранник. Ее приглашают на телевидение и радио, на светские тусовки. Она успела побывать замужем.