вать:
— Это псы только на улице страшные, когда из подворотни выскакивают. А когда стоишь и ждешь… Хотя цапали поначалу.
Бильбао уже заметил два свежих шрама — на боку и немного выше правого колена.
— Потом, эти овчарки меня знают, уже не первый раз я с ними дерусь. И последнюю — думаешь, до смерти зашиб? Ничего с ней не случилось. — Он чуть нахмурился. — Правда, скоро валять такого дурака не придется, тут один хочет против меня своего кавказца выставить. Представляешь, бой через месяц, а уже ставки делают. Хорошо получу, если…
Немного помолчали, и Бильбао спросил:
— Хочешь, найду тебе нормальную работу?
— Нет! — решительно ответил Скрипач. — Здесь меня всё устраивает. Я деньги честно отрабатываю. Они мне нужны. Сеструху мою, Натку, помнишь? В Ростове учится? Так вот, у нее мать померла, надо помочь, а то ведь так диплом и не получит. Да и самому прибарахлиться не помешает. И еще Лукашу малость подкинуть.
— Он что, тоже в Москве?
— А то где же.
— В наперсток играет?
— Нет. Сидит в грязной гостинке, новое что-то изобретает. Говорит, миллионами замысел пахнет. Но пока и на чай у него не хватает, так что…
К ним подошла Марина, сказала Бильбао:
— Твоя крысавица заснула. Не подумай, что я ревнивая, но чего ты такую серенькую выбрал? Хочешь, получше найду? Себя в постоянные спутницы не предлагаю, ни мне, ни тебе это не нужно, будем жить без оков, только поверь, Бильбао: ты и эта… — Она посмотрела в сторону машины, где спала Инна. — Вы не пара. Увози ее и отдай папе с мамой.
— Я сейчас увезу ее к себе домой, — ответил Бильбао.
Марина кисло улыбнулась:
— У тебя портятся вкусы. Тебе надо спать с королевами.
— Я не буду с ней спать.
Он направился к машине, и Скрипач спросил уже вслед:
— Серега, ты придешь на мой бой с кавказцем?
— Нет. Я не люблю такие зрелища.
— Это будет настоящий бой, без подстав.
— Тем более, — сказал Бильбао.
Всю обратную дорогу Инна спала. Марина изредка косилась на нее, пренебрежительно хмыкала, но ничего не говорила. Только когда машина затормозила у подъезда дома и Бильбао взял на руки так и не открывшую глаз девушку, Сереброва заметила:
— Верю, что спать с ней ты не будешь. Она бесчувственная, радости это не доставит, так же? Если нужна радость, то…
Марина сделала паузу, словно приглашая его продолжить фразу, и Бильбао понял это:
— То я приду к тебе.
Она коротко засмеялась:
— Абсолютно верно. Но я, кажется, могу не только радость разделять, мой милый мальчик с юга. Отметь это на всякий случай в своей памяти.
Уложив Инну на кровать, Бильбао тотчас позвонил ее отцу, лишь для того, чтобы сказать, что все в порядке, за дочь не надо тревожиться и утром она будет дома.
— Я сейчас к тебе еду, — даже не дослушав Сергея до конца, выкрикнул Коган.
— Два часа ночи. К чему спешка? Если вы думаете, что я…
— Да не в дочери дело. Вернее, не только в дочери. Мне нужен ты.
Бильбао едва положил трубку, как на пороге комнаты показалась Инна.
— Я могу принять душ? — слабым голосом спросила она.
— Конечно. Я дам тебе новый халат.
— Это больно? — спросила она.
Бильбао не понял ее:
— Надевать новый халат? Вовсе не больно.
Инна еще неуверенно стояла на ногах, хмель не выветрился из нее, она придерживалась за косяк двери.
— Сережа, ты же знаешь, я имею в виду… Я сейчас стану твоей, после душа… Я никогда еще ни с кем… Но я хочу этого!
Она гордо вскинула головку, при этом страх все же отразился в ее глазах, как у партизанки, идущей на казнь. Бильбао сдержал улыбку:
— За тобой уже выехал отец. Через пятнадцать минут он будет здесь.
— И мы… И мы не успеем?..
— Это занятие не терпит суеты.
Она кивнула, глаза ее потеплели, видно, такой поворот событий все же устроил ее.
— Говорят, что если женщина выпьет, то это отразится на наследстве, а я не хочу… У нас все должно быть… — Она побледнела. — Ой, меня тошнит. Куда мне?.. Ой!
Бильбао проводил ее в ванную, включил чайник. Кофе он любит в зернах… Интересно, с чем пожалует Коган? Почему среди ночи? Чем вызвана такая спешка?
Яков Яковлевич действительно прибыл через четверть часа. Проходя на кухню, поинтересовался, где дочь, услышав ответ, кивнул:
— Пусть знает, что такое выпивка, в следующий раз умнее будет. И хорошо, что именно ты преподал ей такой урок. Кофе не заваришь?
— Этим как раз и занимался.
— Славно. Ученик из тебя вышел прилежный, теперь надо думать о равноправном компаньонстве. Налей себе коньяк, если хочешь. Я бы тоже выпил, но — за рулем.
Коган сел за столик, по-хозяйски, жестом приглашая Бильбао занять место напротив.
Из ванной раздался звон разбитого стекла, запах одеколона тотчас выплыл из-за закрытой двери. Коган безошибочно определил:
— «Душистый табак». Ты пользуешься такой дешевкой?
— Дань юности. Тогда он был модным.
— Больше Инна ничего там не разобьет?
— Пусть. — Бильбао присел на стул, стал разливать кофе.
Коган кивнул:
— Разобьет — купит. Завтра же выставь ей счет. Нолик в конце прибавь.
Бильбао улыбнулся:
— С вашей помощью, Яков Яковлевич, я человек совсем не бедный, так что прощу ей.
— Ты можешь стать богатым в полном смысле этого слова. — Коган добавил в кофе сахар, стал не спеша помешивать его, глядя на Бильбао. — Если согласишься заняться со мной проблемами нефти. Здесь крутятся настоящие деньги. Уже завтра нам с тобой надо будет позаботиться о том, чтобы их поток пошел в нужном направлении. Время терять нельзя — конкурентов очень много, потому приехал к тебе ночью.
— Завтра не могу, Яков Яковлевич. Он словно не услышал возражения.
— Мы должны застолбить свой участок, хотя и после этого спокойной жизни долго не увидим. Но игра стоит свеч. От нее зависит будущее наших детей и внуков. Наших, — повторил он, все еще не сводя взгляда с Бильбао. — Лично мне уже много не надо. Где-то через год я уеду — в Израиль, в Америку… Все оставлю вам. Тебе и Инне. Да, я хочу, чтоб вы были вместе. Готов заплатить тебе за это столько, сколько нужно для безбедной жизни в Москве. А в ценах столицы я немного разбираюсь. Отказываться не спеши, Сережа, — от такого предложения вообще грех отказываться.
— Я не покупаюсь, Яков Яковлевич, — хмуро ответил Бильбао. — Я привык деньги зарабатывать. А покупать меня не надо.
Коган, кажется, был готов к такому повороту, слишком поспешно сказал:
— Хорошо, забудь, что я сейчас наболтал, хотя ты позже поймешь, что я прав. Возможно, думаешь, что цена недостаточна за то, что свободу теряешь… Но — забудь, и начнем зарабатывать. Завтра будем решать вопросы по нефти. Опасное дело, и надо, чтоб мне кто-то прикрывал спину. Понимаешь, о чем я?
— Завтра я уезжаю в Ростов. — Бильбао не притронулся ни к кофе, ни к коньяку. — Уезжаю к женщине, Яков Яковлевич. Вполне возможно, привезу ее сюда.
Коган перевел взгляд на серебряную ложку, лежащую у сахарницы, в центре стола. Он выдержал весьма длительную паузу, прежде чем сказал:
— Ты не собирался этого делать раньше, обещал заняться Инной… Непредвиденные обстоятельства?
— Да, Яков Яковлевич.
— Девочка ждет от тебя ребенка?
— Нет. У нее умерла мать, и она осталась одна. Совсем одна.
Коган с облегчением вздохнул:
— Ну, это… Решаемая проблема, скажем так. Отложишь Ростов на пару дней…
— Я еду туда завтра.
Яков Яковлевич, кажется, удивился, вскинул густые темные брови:
— Сережа, даже будь ты моим зятем… — Он откашлялся, словно у него внезапно пересохло в горле. — Речь идет о миллионах, ты можешь это понять? Я приезжаю среди ночи и предлагаю тебе миллионы! По идее, это ты в темень должен бежать ко мне и напрашиваться в компаньоны, родственники, собутыльники…
— А я не бегу, — сказал Бильбао.
Коган сощурил глаза:
— Чем же ты руководствуешься? Если б у меня в твои годы появилась такая возможность…
Вышла из ванной Инна, темная ее челка и платье на плечах и груди были мокрыми: видно, она остужала водой виски. От Инны шел крепкий запах мужского одеколона. Неуверенно, боязливо она улыбнулась отцу:
— Мне плохо стало. И еще я разбила там что-то. Такая негодяйка!
Яков Яковлевич поднялся:
— Хозяин простил нам флакон одеколона. Так что раскланивайся, и поехали. — Не глядя на Бильбао, но уже ему, он сказал: — Возврата к сегодняшнему разговору не будет.
Глава 3
Солодовых лежал в большой светлой палате. На белых простынях особо выделялась его темная, но не здорового загара, а продубленная временем кожа.
В этот город Бильбао заехал только ради того, чтоб повидать своего бывшего шефа. Он не думал даже, что тот плох до такой степени.
— Хотите, я вас в центральную клиническую устрою, Василий Егорович?
— Нет, Сережа, нет. Это все уже. Ты какими судьбами сюда попал?
Бильбао коротко объяснил, потом добавил:
— Хотел и вас на пару дней в Москву пригласить, водки попить.
— Отпил свое. — Солодовых говорил это без горечи, даже с иронией. — Давай лучше вот о чем мыслями перекинемся. О Татьяне. Она плохая жена, сюда, кстати, не приходит, с твоим братом опять амуры крутит, но — бог ей судья. Может быть, из нее получится хорошая мать Денису, в чем пока не уверен. Зато уверен…
Он замолчал. Видно, длинный монолог забрал у него много сил, и надо было сделать передышку. Продолжил говорить Солодовых короткими фразами:
— Я дал твои координаты Елене, няне сына. Она обязательно свяжется. Толковая женщина. Многое тебе объяснит. Всё, теперь уезжай в Ростов.
На вечерней набережной плотным строем стояли лещатники со спиннингами. Рыба клевала неплохо, то и дело вздрагивали и звонили тяжелые латунные колокольчики.
«А у меня в Москве даже снастей нет, — подумал Бильбао. — Надо бы приобрести, съездить отдохнуть на базу. А лучше выкроить дней десять и махнуть на море, за бычками».