— Да, — кивнул Бильбао. — И горячее, и счет. Чтоб нас больше никто не тревожил. Мы уйдем отсюда тогда, когда посчитаем нужным.
— А как же кофе, чай?
— Минералкой обойдемся.
— Может, все-таки возьмем кофе? — сказал Сиротка.
— Бери только себе.
— Нет, тогда я тоже — пас.
В кабинете, приглушенный торшером, неярко горел свет, тяжелые шторы закрывали окно.
— Сюда хорошо баб водить, — сказал Сиротка.
— Или разборки устраивать. Никто ничего не увидит, не услышит. Правильно, брат?
Раньше Бильбао редко так обращался к Сиротке, но в последние встречи слово «брат» стало слишком уж частым.
Выпили по рюмке коньяку. Вошла официантка, поставила блюда, взяла из рук Бильбао крупную купюру:
— Сдачу сейчас занесу.
— Оставь ее себе на чай.
Она удивилась:
— Но здесь…
— Оставь.
Девушка вышла. Сиротка, глядя ей вслед, сказал:
— Там не на чай, там хватит, чтоб еще один такой стол накрыть. Ты денег не жалеешь, а они ведь любят счет, Сережа.
— Тогда о деньгах и поговорим. — Бильбао положил на стол дипломат, открыл его, полистал лежавшие в нем бумаги. — Хотя с этим добром ты сам разберешься. А чтоб лучше хранить его… — Он достал из кармана пиджака пистолет, протянул Сиротке. — Он заряжен, глушитель навинчен, пользуйся им только тогда, когда мозги не отключены. Теперь — о том, что деньги любят счет…
Сиротка кивнул, потянулся к бутылке, наполнил рюмки:
— Не переживай, из твоих — ни рубля не потрачу.
— Я не об этом, брат. Я разыскал Елену, ту, которая воспитывает сына Солодовых.
Лицо Сиротки напряглось, застыло побелевшей маской. Бильбао сделал вид, что не заметил этого, и продолжил:
— Деньги ей действительно пока не нужны, Василий Егорович обеспечил ее финансами. Но я тебе дал для женщины определенную сумму…
— Она отказалась брать, и я… Я верну все до копейки, хоть завтра.
Бильбао взял рюмку, миролюбиво, спокойно продолжил:
— Повторяю: сегодня я щедр, брат. Сегодня я многое узнал — о себе, о других… Хочешь, кое-что расскажу? После того, как выпьем?
Сиротка жадно проглотил коньяк, даже не притронувшись к закуске, посмотрел на брата:
— Что расскажешь? О ком?
— А о ком бы ты хотел? О себе?
Тот пожал плечами:
— Чего обо мне? Я вот он весь, перед тобой как на ладони…
— Не совсем. Когда-то ты сдал ментам Чуму, и этого я не ожидал…
— Я же объяснял тебе — это было в наших общих интересах.
Бильбао кивнул, встал из-за стола, подошел к шторам, чуть раздвинул их и посмотрел на улицу.
— Ладно, давно дело было, забудем. Начнем говорить о настоящем времени, брат. Ты знал, где живет Захар, и повел туда людей Благого. Именно потому Гладиатор открыл вам дверь, усадил за стол, стал угощать кофе. Сам он после больницы чувствовал себя неважно, сел на кровать, и вы его расстреляли.
— Ты что? — хрипло сказал за спиной Сиротка. — Чтоб я… Ты чего выдумываешь?
Но Бильбао пропустил его вопрос мимо ушей. Все так же глядя в окно, он продолжил:
— Благой вышел на тебя сразу после того, как я пристрелил его пса. О том, когда и на какой спектакль пойдет Наташа, он узнал от тебя. Как и то, что у меня оказались бумаги Когана. Сейчас тоже Благой наверняка знает, где конкретно и по какому поводу мы с тобой пьем коньяк. Наверняка он бы сам сюда пожаловал или попробовал пристрелить меня прямо у выхода из метро, но ему очень хотелось заполучить эти бумаги, которые я тебе сегодня принес. У тебя у самого кишка тонка, чтоб пустить пулю в брата, и виной тому не твои соображения этики, а элементарная трусость…
Бильбао оторвался от окна и повернулся к столу. Сиротка держал пистолет, рука его заметно дрожала, но ствол оружия был направлен точно в грудь Сергею.
— Я ошибаюсь и ты сможешь выстрелить, брат? — спросил Бильбао.
— Не сомневайся. — Рука Сиротки начала все же дрожать сильнее.
Сергей сделал лишь шаг навстречу ему, и Сиротка тотчас подтащил к себе дипломат, налег на него грудью:
— Стой, где стоишь! Иначе…
— Скажи, за что, брат? — спросил Бильбао. — Тебе много заплатили? Но я ведь даю несравненно больше.
— И скажу! — почти выкрикнул Сиротка. — Ты меня всю жизнь прессуешь! Мы выросли вместе, а бабы — твои, деньги — твои, всё — твое! Ты когда-нибудь считался со мной? Ты даже однажды ударил меня, я помню, я хорошо это помню! Я старше тебя на год! А ты мальчика на побегушках из меня делал! А сам — дурак! Мог бы иметь намного больше, если б не разбрасывался.
— Наши матери когда-то пустые бутылки на пляже собирали, чтоб хлеб купить, — сказал Бильбао. — Сейчас — я согласен, иногда и дурные деньги в руки шли. Но ни рубля из чужого кармана я не взял. А ты готов это сделать. Или все же не готов? Давай сюда мой дипломат.
Бильбао решительно пошел к столу, и Сиротка тотчас нажал на спусковой крючок. Вместо выстрела лишь клацнул затвор.
— Даже Благой сомневался, что ты сможешь выстрелить. — Бильбао спокойно сел на свое место, выпил минералки. — Потому он дал тебе не ствол, а порошок, так? Или таблетку, которую можно незаметно бросить в кофе. Ты так хотел заказать кофе…
Сиротка, все еще навалясь на дипломат, продолжая сжимать в руке ненужный пистолет, сказал тускло:
— Меня сдали. Кто, кто меня сдал? Кто подставил?
— Я не такой дурак, чтоб не решить подобную задачу самому, — ответил Сергей. — Все подсказки — на поверхности. И брось обнимать дипломат, ничего интересного в нем нет, только пустая бумага.
Сиротка никак не отреагировал на эти слова, взгляд его был пугающе пуст.
— Посидели, поговорили, пора и честь знать. — Бильбао поднялся, подошел к вешалке. — Я все же хозяин слова, брат. Раз тебе понравился мой полушубок — надевай его. Да оставь в покое кейс, сейчас макулатуру уже нигде не принимают.
Сиротка действовал как во сне, он, кажется, совсем перестал соображать. Механически надел полушубок, который протянул ему Бильбао, даже не поправил шапку, налезшую на глаза. Только с дипломатом не думал расставаться, сжимал ручку так, что побелели пальцы.
— Ну и черт с тобой, — сказал Бильбао.
Облачившись в пальто брата, Сергей вытащил из его кармана паспорт с вложенным туда билетом. Через два часа, оказывается, Сиротка должен был уехать в Ростов.
— Зачем? — спросил Бильбао, показывая на билет.
Брат глухо, обреченно ответил:
— Отсидеться, если шум поднимется.
— В том случае, если бы ты меня отравил и за дело принялась милиция? Напрасно страховался: ей сейчас хватает громких убийств. Я не депутат, не авторитет и не застрелен в центре города. Вот если б принародно грохнули, тогда… Так?
Сиротка не ответил. Губы его, правда, при этом дрогнули, он явно хотел что-то сказать, но не стал этого делать.
Бильбао продолжил:
— Может, тебе действительно уехать? Лучше — совсем. Это мой совет, но поступай как знаешь. Теперь ты для меня никто. Бычков ловить мы вместе никогда уже не будем.
— Каких бычков? — непонимающе спросил Сиротка.
— Это я так. Прощай.
Бильбао вышел первым и повернул не к метро, а в темную глушь улицы. Захотелось пройтись по морозному воздуху, никого не задевая плечами.
Сотовый телефон только пискнул, а Благой уже заорал:
— Не тяни! Что там?
— Они вышли, — сказала трубка.
— Они? Вдвоем, значит?
— Да. Бильбао идет к метро.
Благой отключил телефон и выругался. Ничего никому нельзя доверить! Неужели же так трудно подбросить в чашку кофе таблетку? Сделай это Сиротка, и все вопросы были бы сняты. Теперь надо действовать самому. Но может, это и к лучшему? Не с чужих слов, а своими глазами увидеть гибель врага.
— Бери ствол, — приказал он сидевшему рядом с ним в салоне машины парню. — Не жалей, весь рожок в него разряжай. Потом сразу дави на газ.
И сам вытащил «беретту».
Их машина стояла рядом с тротуаром, по которому шел тот, кто причинил Благому за последнее время столько хлопот. Ладно — перешел дорогу с нефтью и деньгами, ладно — убрал его лучших людей. Но Наташа… Это она только говорит, что ненавидит мужа, а сама может и вернуться к нему, это Благой чувствует, а у него чувства обостренные, как у волка. Нет, Благой не отдаст ее, он сделает все, чтоб она осталась только с ним. Он оденет ее в золото, будет сдувать с нее пылинки и уничтожит любого, кто посмеет даже взглянуть ей вослед.
Вот он приближается, Бильбао. Не перепутать. Полушубок, кейс тот же, с которым он и выходил из метро. Значит, разговор между братьями не получился, не отдал Бильбао бумаг Сиротке.
Пять метров. Пора.
Он выстрелил первым, и тотчас длинную очередь выпустил его напарник. Было видно, как тело жертвы дергалось от входящих в него пуль.
Благой выскочил из машины, вырвал из руки лежавшего дипломат, ловко вновь занял свое место на заднем сиденье белых, угнанных всего два часа назад «жигулей».
— Теперь гони!
Эпилог
На левом берегу Дона зима не чувствовалась. Снег лежал вперемешку с песком и не таял, но легкий ветер со стороны Азова дул теплый, гнал по небу не по сезону светлые, легкомысленные облачка.
Бильбао и Марина Сереброва сидели за столиком на летней открытой веранде кафе, пили чуть терпкое сухое вино.
— И ты Благого больше не видел? — спросила она.
— Ну почему же, видел. На следующее же утро после того, как погиб Сиротка, сел на электричку и поехал к нему в гости.
— Прямо вот так сел и поехал?
— Прямо вот так.
На этот раз в доме не было охраны, он вошел во двор, нажал кнопку звонка. Дверь открыл сам Благой. Открыл и стоял с перекошенным ртом, словно парализованный, глядя, как Бильбао достает пистолет и не спеша взводит его.
«Я стреляю вторым, — сказал Бильбао. — Сейчас мой выстрел».
И тут появилась Наташа. Не закричала, не бросилась заслонять Благого, просто стала рядом с ним и спросила: «Ты можешь, оказывается, убить человека?» Она, наверное, еще плохо знала того, с кем стала жить.