— Париж — это еще не Франция.
На что Наполеон уверенно ответил:
— А для меня Париж олицетворяет всю Францию.
— Общественное мнение вновь выдержало испытание, — заметил вполголоса Наполеон, повернувшись к Мюрату и смотря к нему прямо в глаза. — Моя жизнь была в опасности. Все поняли, что я имею право защищаться от врагов-роялистов. Теперь путь свободен. Ничто меня не остановит. Вы, Мюрат, готовы подняться со мной еще выше?
— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил Мюрат без всякого энтузиазма.
Наполеон наклонил голову и, будто разговаривая с самим собой, продолжил еще тише:
— Говорят пожизненное консульство дало мне больше абсолютной власти, чем когда-либо ею располагали прежние французские короли. И это так. Говорят также, что не просто нанести смертельный удар Республике и, таким образом, убить революцию. С этим я не согласен, как и, я убежден, подавляющее большинство французов. Если бы последний король Франции сам покончил с феодализмом и возглавил революцию, он пребывал бы и сейчас на троне. Но он, не поняв чаяний людей, швырнул корону в сточную канаву. Я подниму ее и пожалую Франции не только короля, а императора.
Я взглянула на Жозефину; ее лицо выражало сострадание. Она втайне очень хотела восстановления на престоле Бурбонов, правда, ради своих личных интересов. Нетрудно было догадаться, о чем она думала в данный момент.
«Как долго еще этот новоиспеченный император согласится терпеть в надежде взять на руки в конце концов собственного сына?» Я отвернулась. Я ее не жалела, но от всей души желала, чтобы Жозефина оставалась женой Наполеона до конца ее или его жизни. Ведь нужно было учитывать интересы и моего сына Ахилла.
Глава восьмая
Чрезвычайно важное событие, — произнес Жозеф, оглядывая собравшихся за обеденным столом.
— Очень важное, — хором повторили мы, сосредоточив наши взоры на Наполеоне.
— Даже сверхъестественное, — добавил Жозеф.
— Сверхъестественное, — повторили мы, словно стая попугаев.
— Мы должны теперь называть тебя «Ваше Величество»? — спросил Жозеф хмуро.
— Пока еще этого не требуется, — ответил Наполеон довольно напыщенно.
Он не терял времени и действовал быстро. Еще не прошло и месяца после расстрела герцога Энгиенского, а в Трибунате уже выступил один из ставленников Наполеона — как их именовал Люсьен — и заявил, что настала пора распрощаться с политическими иллюзиями; победа, мол, принесла во Францию спокойствие, казна пополнена, законы обновлены, и теперь нужно закрепить достигнутое на вечные времена путем установления высшей наследственной власти в лице Наполеона Бонапарта и членов его семьи. Не только на Наполеона произвела сильное впечатление фраза: «В лице Наполеона Бонапарта и членов его семьи». Учреждая новую династию, Наполеон, не рассчитывая на возможность иметь собственных детей, решил использовать для придания веса и силы своим честолюбивым планам уже существующую семью. В дальнейшей речи депутат показывал, что титул «император», который следует присвоить Наполеону, более всего соответствует высокому престижу нации. Таково, по его словам, желание армии и народа. Всесильная армия стояла на первом месте, хотя данное обстоятельство старались не подчеркивать.
Только один депутат высказался против наследственной монархии. Но никто его не слушал. Предложение приняли и передали в Сенат. Исход был заранее предопределен — почти немедленное согласие с тем, чтобы, учитывая волеизъявление всех французских департаментов, провозгласить Наполеона Бонапарта императором Франции. Вот мы и собрались в Тюильри отметить это событие семейным обедом. Присутствовали вновь избранный император с Жозефиной, Жозеф и его жена Жюли, Луи и Гортензия (все еще вместе, но по-прежнему несчастливые в браке), Элиза с мужем, Мюрат и я, Люсьен пребывал все еще в ссылке, и мама, по собственному выбору, с ним. Полина находилась в Риме, а Жером, насколько известно, проявляя непослушание, путешествовал по Америке.
— Вопрос о твоем преемнике… — начал Луи, взглянув на Наполеона.
Мы все в ожидании посмотрели на него.
Наполеон внимательно оглядел нас по очереди и тихо рассмеялся.
— По этому вопросу, мой друг Луи, вскоре появится сенатус-консульт или постановление.
— Но можно ли узнать содержание этого важного постановления? — спросил Жозеф.
Лицо Наполеона сделалось непроницаемым.
— Ты хочешь, чтобы я выдал государственную тайну.
— Поскольку это затрагивает жизненно важные интересы членов семьи… — осмелилась я вставить.
— Зачем мучить нас неизвестностью? — заметил Луи раздраженно.
— Чтобы вы преждевременно не вцепились друг другу в глотки, — пояснил с таким же непроницаемым выражением на лице Наполеон.
— Или чтобы не вцепились в твою, — пробовала пошутить я.
— Бонапарт, пожалуйста! — умоляющим голосом проговорила Жозефина.
— Хорошо, — пожал плечами Наполеон, уступая. — В постановлении будет указано примерно следующее: «Империя — моя империя — наследуется по прямой мужской линии (он сделал паузу и, как мне показалось, с упреком взглянул на Жозефину). Если же у меня не окажется сына, то я имею право избрать своим преемником любого сына или внука кого-либо из моих братьев».
— Братьев, но не сестер! — заметила с возмущением я.
— Ну и ну, — проговорил Луи.
У Жозефа были только дочери, а у него два сына.
Не обращая внимания на комментарий, Наполеон продолжал вкрадчивым тоном:
— Если я откажусь от подобного избрания, то моими преемниками станут в порядке очередности Жозеф и Луи.
— Правильно, очень правильно, — радостно улыбнулся Жозеф.
Луи лишь хмурился.
— Этот вопрос еще окончательно не решен, — заявила я пренебрежительно.
— Постановление должно быть рассмотрено в департаментах, — напомнила Жозефина. — Могут пройти месяцы, прежде чем будет известна воля народа. Плебисцит — долгая история.
— Ну и что из этого? — заметил Наполеон высокомерно. — Мое желание известно. Я не намерен проводить месяцы в ожидании.
Ожидать пришлось менее восемнадцати дней. Восемнадцатого мая тысяча восемьсот четвертого года — через двадцать один месяц после того, как Наполеон был провозглашен пожизненным первым консулом — нас собрали во дворце Сен-Клу, где временно жили Наполеон и Жозефина.
Нашли мы их в галерее Аполлона. Жозефина оделась во все белое, как обычно, Наполеон облачился в новенькую военную форму. По сигналу гофмаршала мы сгрудились позади четы и стояли молча в наступившей тишине, напоминавшей церковную, пока не прибыли члены Сената. В этот день был опубликован сенатус-консульт, и достопочтенные сенаторы поспешили в Сен-Клу со своими поздравлениями. Наполеон и Жозефина — император и императрица! Станет ли Наполеон теперь, когда сделал Жозефину императрицей Франции, думать о разводе с ней? Едва ли. Вот вам и семейная война! Жозефина без всяких усилий со своей стороны одержала величайшую победу над Бонапартами.
После нескольких длинных и скучных речей Наполеон объявил свои императорские решения. Семнадцать генералов, в том числе и мой супруг, получили звание маршала империи.
«Будет ли этот красивый, но бесполезный маршальский жезл единственным вознаграждением Мюрату?» — подумала я, жадно вслушиваясь в дальнейшие слова Наполеона. Жозеф в мгновение ока превратился в великого Электора Франции, Луи — в коннетабля. Оба тут же были произведены в принцы. Его императорское высочество, принц Жозеф! Его императорское высочество, принц Луи! Меня буквально сбила с ног одна мысль. Теперь их жены — принцессы!
Я ждала, что Наполеон скажет еще, но он молчал, улыбаясь и как бы поддразнивая. Ничего для меня и сестры Элизы, абсолютно ничего! Только величайшим напряжением воли удавалось сдерживать ярость, меня буквально подмывало здесь же, в галерее Аполлона, в присутствии всех сенаторов, хорошенько отчитать нового императора.
Вечером состоялся семейный ужин, до смешного официальный и очень мрачный для меня и Элизы. Наполеон, казалось, преднамеренно старался унизить нас, обращаясь сперва к Жюли и Гортензии и с видимым удовольствием подчеркивая их новые титулы. Он походил на ребенка, забавляющегося новыми дорогими и ранее недоступными игрушками. Глубоко обиженная, я пила воду стакан за стаканом, воображая, что это вино, и даже почувствовала легкое головокружение.
Непривычное ощущение, но оно было.
— Наполеон! — не выдержала в конце концов я.
— Моя милая Каролина, — взглянул на меня ласково он. — Теперь вы должны говорить мне «Ваше Величество» и «Ваше Императорское Величество».
— Даже в семейном кругу?
— И в семейном кругу, мадам.
— Как смешно! Какое ребячество!
Вместо того, чтобы, как и следовало ожидать, выгнать меня из комнаты, Наполеон лишь нахмурился.
— Ах, если бы только мама была сейчас с нами, — сказала Элиза взволнованно.
— Зачем? — поинтересовался Наполеон.
Оробевшая Элиза проговорила, заикаясь:
— Порадоваться новому титулу, Ваше Величество.
— Чтобы иметь возможность, Ваше Величество, назвать вас Вашим Величеством, — вставила я.
В глазах Наполеона промелькнул огонек восхищения.
— Дорогая Каролина никогда меня не разочаровывает, — заметил он, быстро обводя глазами присутствующих. — Наша мама, — продолжал Наполеон, — то есть мать императора, должна отныне носить титул императрицы-матери, независимо от того, решит ли она вернуться в Париж или нет.
Жозеф откашлялся и с мрачным видом спросил:
— А как же Люсьен? Он что, совсем останется в стороне?
— Люсьен, мой бедный Жозеф, потерял всякое право на какой-нибудь титул.
Жозеф поспешно сменил тему.
— Ваше Величество, ходят слухи, касательно Италии… относительно вашего намерения стать королем Италии.
— Эти слухи вполне справедливы, Жозеф.
— А коронация в качестве императора Франции, Ваше Величество?
— Приготовления вскоре закончатся, — заверил Наполеон весело. — Я должен непременно короноваться, иначе мой титул будет пустым звуком. И я сам совершу церемонию коронации.