— А я думал, Ваше Величество, что Его Святейшество римский папа…
— Святой отец осуществит помазание, а император Наполеон — коронование, — твердо заявил Наполеон.
— Римский папа никогда не согласится приехать во Францию, — высказала сомнение Жозефина.
— Жозефина имеет в виду… — начала я.
— Жозефина? — оборвал Наполеон.
— Ее Императорское Величество имеет ввиду, — повторила я с трудом проглатывая застрявший в горле комок, — что Его Святейшество не согласится помазать самопровозглашенного императора.
— Ну что же, поживем — увидим, — заметил Наполеон и поднял глаза к потолку, будто надеясь узреть хотя бы мельком райские кущи.
Наступило молчание. Наполеон сидел, погруженный в собственные мысли, лишь время от времени по лицу пробегала лукавая улыбка, и никто — таково уж было неписаное правило нового императорского двора — не имел права заговаривать с ним первым. Не то чтобы я его боялась, но промелькнувшее перед этим в его глазах восхищение вселило в меня надежду, и я решила терпеливо ждать до тех пор, пока мы с Наполеоном не останемся наедине. Через два дня, когда императорская семья все еще находилась в Сен-Клу, я уговорила Бурьена допустить меня к августейшей особе.
— Ваше Величество, мадам Мюрат, — доложил многострадальный секретарь.
Наполеон восседал за письменным столом. Был полдень. Он, встав с рассветом, читал донесения, писал приказы, отдавал устные распоряжения. Я стояла возле стола минут пять, прежде чем Наполеон соизволил поднять глаза и заметить мое скромное присутствие.
— А… мадам Мюрат.
— Ваше Величество…
— Более сотни высокопоставленных чиновников бывшей Республики, — проговорил Наполеон, — с радостью согласились занять должности в различных ведомствах империи. Все они без исключения голосовали за казнь короля Людовика XVI. Весьма примечательно.
— Весьма, — повторила я.
— Из всех маршалов, которым я пожаловал эти звания, — продолжал он, — ни один не отказался от подобной чести, а ведь большинство из них еще два дня назад были непоколебимыми республиканцами. Опять весьма примечательно. Им нравится звучание новых королевских титулов. Великолепно! Теперь они не смогут насмехаться над моим.
— Увы! — вздохнула я. — У меня нет титула, над которым можно было бы посмеяться.
— Прекрасно! Теперь вы поймете, почему я не пожелал ставить вас в неловкое положение. Но перейдем к другим вопросам. Эта война с Англией… Как, по-вашему, мне следует в данном случае поступить?
Отвлекаясь от своих забот, я постаралась сказать именно те слова, которые, на мой взгляд, он ждал от меня.
— Сейчас это всего лишь война на море, хотя морских сражений пока не было. У англичан нет войск на континенте… пока.
— Пока?
— Ваше Величество, я считаю, что вы должны вторгнуться в Англию прежде, чем англичане высадятся во Франции.
— Вот здесь приказ, — сказал Наполеон, беря со стола листок, — о создании новой французской армии. Назовем ее английской армией. Почему вам так ужасно хочется стать принцессой? Из-за денег? — спросил он, неожиданно перескакивая на другую тему.
— Как из-за денег, Ваше Величество?
— Жозеф и Луи будут получать по два миллиона франков в год. Высокое положение требует высокого вознаграждения.
«Чудесно», — подумала я, стараясь подавить пробудившуюся алчность.
— Возможно, Ваше Величество, — вслух проговорила я, — вам не по карману содержать одну настоящую принцессу. Я не имею в виду Жюли и Гортензию. Ведь у них лишь почетные титулы.
— У меня неограниченные ресурсы. Ответьте все-таки на мой вопрос, мадам. Значит, деньги, не так ли?
— Нет, просто высокое общественное положение.
— Прекрасно, — усмехнулся Наполеон. — Представитель рода Бонапартов стремится к величию! Тогда скажем так: только титул, без денег.
— Деньги меня не интересуют, — ответила я, с трудом подавляя обиду.
— Я вам не верю. Вы останетесь простой мадам Мюрат и будете довольствоваться тем величием, который содержится в этом титуле.
— Но это несправедливо! — крикнула я. — Полина ведь принцесса.
— Но не империи. Какой титул вам больше по душе: старый или новый?
— Прежние тоже когда-то были новыми, — заметила я дипломатично. — Ваши, то есть новые, будут существовать вечно.
— Как же вы стараетесь подбирать правильные слова, — сухо рассмеялся Наполеон, — или то, что вы считаете правильными словами. Но они меня не переубедили. А теперь ступайте и засвидетельствуйте свое почтение императрице.
У меня сильно застучало в висках и разболелась голова.
— Или я уйду от вас принцессой Каролиной, или же, как простой человек, отправлюсь в изгнание, — вскричала я в сердцах.
— В изгнание? И куда же вы собираетесь уехать? Быть может, в Италию? Все равно. Просто скажите мне, когда вы будете готовы покинуть Францию, и я сделаю все возможное, чтобы ускорить ваш отъезд.
Стук в висках и головная боль усилились. Ярость душила меня, красный туман скрыл бесстрастную физиономию Наполеона. Мои ноги подкосились, и впервые в жизни я упала в обморок. Придя в чувство, я увидела, что лежу на кушетке и надо мной склонился личный доктор Наполеона. Сам он стоял позади с мертвенно бледным лицом и выглядел очень напуганным.
— Швейцария мне больше нравится, чем Италия, — проговорила я, когда доктор ушел. — Я поеду в Швейцарию.
— Вы останетесь во Франции! — заявил твердо Наполеон.
— Ваше Величество?..
Наполеон бросился к письменному столу и вернулся с каким-то документом в руке.
— Это объявление, — сказал он, — появится в следующем номере «Moniteur». Прочтите.
Разобрать почерк Наполеона чрезвычайно трудно, но я смогла понять смысл написанного. Три сестры императора становились принцессами, а их мужья — принцами империи. Довольная, я с изумлением взглянула на Наполеона.
— И вы написали все это, пока я лежала без чувств?!
— Я приготовили еще вчера вечером, — широко улыбнулся он. — Скрыл же потому, что хотел посмотреть, как далеко вы способны зайти.
— Так значит, вы с самого начала просто дразнили меня!
— Именно… принцесса.
Конечно, он говорил неправду — мой неисправимый брат. Я сразу заметила: чернила едва просохли.
Когда я сообщила Мюрату новость, он сперва очень удивился, а потом чрезвычайно обрадовался. Он ходил по комнате, расправив плечи, держа спину подчеркнуто прямо, несомненно, уже воображая себя в новой великолепной форме собственного изобретения.
— Итак, ты снова обставила Жозефину, — усмехнулся Мюрат.
— Что ты имеешь в виду?
— Она была против того, чтобы вы, сестры Бонапарта, сделались имперскими принцессами. Одна из служанок подслушала ее разговор с Наполеоном и рассказала моему камердинеру, а тот — мне.
— Чем бы ей отплатить? — спросила я сердито.
— Разве ты ей уже не отплатила… принцесса.
— Но этого мало, Мюрат!
— Могу представить себе только одно, — пожав плечами, серьезно заметил Мюрат. — Уговори императора — если, конечно, сможешь, — сделать Жозефину всего лишь зрителем на церемонии коронации. Если она не будет коронована, ее титул останется пустым звуком.
Эта мысль мне сразу пришлась по душе. С некоронованной императрицей легче развестись. И вместе со своими братьями и сестрами я охотно сделаю все возможное, чтобы Наполеон развелся с Жозефиной; особенно теперь, когда не осталось надежды, что моего сына Ахилла объявят преемником Наполеона.
— Но ничего не предпринимай, — предупредил Мюрат, — пока постановление не появится в «Moniteur».
— Дельный совет, принц Мюрат, — одобрила я.
Итак, о приготовлениях к коронации Наполеона.
— Я против самой идеи коронации, — заявил вполне серьезно брат Жозеф на семейной конференции.
Называя это событие «семейной конференцией», я не оговорилась. Участвовали только прямые члены клана Бонапартов, никакой родни со стороны жен или мужей. Жозеф, Луи, Элиза и я. Другие, имевшие право присутствовать, все еще пребывали за пределами Франции. Оба, Люсьен и Жером, по-прежнему упорно держались за женщин, с которыми вступили в брак вопреки воле Наполеона и, по всей вероятности — как казалось в то время, — навлекли на себя вечный гнев нового императора.
— Почему ты против коронации? — спросила я Жозефа. — Ведь ты поначалу соглашался, когда мы впервые обсуждали этот вопрос.
— С тех пор у меня было время серьезно об этом подумать. Коронация вызовет раздражение у республиканцев. Франция по существу республиканское государство и, рано или поздно, вернется к республиканской форме правления. Зачем без нужды восстанавливать против себя республиканцев?
— Ты говорил об этом с Наполеоном? — поинтересовалась Луи.
— Да, говорил, — Жозеф тяжел вздохнул.
— И он тебя высмеял?
— Он лишь спросил меня, готов ли я отказаться от моего титула.
— А ты готов? — вмешалась я.
— Никто из нас не намерен отказываться от приобретенных титулов, — заявила Элиза.
— Разве имеет какое-то значение, коронован Наполеон или нет? — спросила я. — Он все равно император Франции.
— Без коронации, — пояснил Жозеф, — титул «император» в глазах республиканцев значит столько же, сколько и «первый консул», и такое положение их более или менее устроило бы.
— Ты хочешь сказать, — вмешался Луи, — что у тебя нет желания стать преемником Наполеона в качестве императора?
— Я, возможно, до этого не доживу, и ты тоже.
— У меня два сына, — заметил Луи. — При нормальном развитии событий они переживут всех нас.
— Но прежде Наполеон должен объявить одного из них своим официальным преемником или усыновить обоих.
— Но у меня тоже есть сыновья, и прежде всего Ахилл, — напомнила я.
— Ахилл, Ахилл, — передразнил Луи.
— Твои сыновья, — почти закричала я, — самые ненавистные для Жозефины внуки!
— Но они также племянники Наполеона.
— Как и мои сыновья!
Начиналась свара, а я меньше всего этого желала.
— Мне наплевать, даже если Наполеон коронуется десять раз. Я добиваюсь только одного: не допустить коронации Жозефины.