Закрываю за собой дверь, закрываю и глаза. Это что я сейчас только что чуть не сделал?
Светлане стоит сказать спасибо только за одно, когда я открываю глаза — она не добавляет к тысяче моих внутренних укоров еще столько же своих. Просто молча сверлит меня взглядом и едва заметно покачивает головой.
— Проводи меня, Яр, — напоминает она, — я без понятия, где тут можно найти ключи, да и очень сомневаюсь, что вот так просто попаду в замочную скважину.
— Да, — я киваю и припоминаю, в каком именно месте домика я сегодня видел связку ключей. Видел же. На каминной полке, кажется.
Никаких язвительных замечаний, вообще ни слова от Клингер я не слышу, пока мы спускаемся, пока я иду в гостиную и возвращаюсь обратно к входной двери, только когда я уже открываю дверь, и на пороге возникает до убийственности мрачный Эд — только тогда Света ловит меня за рукав свитера, чуть повыше локтя, заставляя к себе обернуться.
— Она сейчас не в себе, ты ведь понимаешь? — пытливо уставившись мне в глаза, интересуется она.
Я просто киваю, потому что никаких дополнительных слов тут не надо.
— И завтра ты получишь по первое число, а то и до конца жизни впечатлений от взбучки хватит, — добавляет Света и получает еще один мой кивок. Да, да, именно так все и будет.
— И все равно вернешься?
— Я обещал, — хрипло откликаюсь я, снова припоминая сжатые в горькой усмешке губы моей Викки. Хотя только ли в этом дело?
Я просто смертельно хочу вернуться сам. И плевать уже на все последствия, нет никаких сил дальше дожидаться и терпеть.
— Ты самоубийца, Ветров, — Света критично покачивает головой, — хотя, Вика тоже молодец. Чудить так чудить, ни в чем себе не отказывая.
— Я бы сказал, кто тут самоубийца, — лениво роняет Эд, стоящий на самом пороге и упирающийся плечом в косяк, — но не люблю озвучивать настолько очевидные вещи. Сладкая, семи минут ожидания и так достаточно, чтобы я потерял терпение. Я же жду тебя все четырнадцать.
— А я, может, хочу довести тебя до подлинного зверства, — парирует Светлана, но тем не менее склоняется за туфлями и шагает к Козырю. Судя по всему, моя порция нотаций мной уже получена и добавки не будет.
Козырь обвивает Светлану за талию и уводит её в ночную темноту, лишь раз обернувшись ко мне и округлив глаза.
— Не вздумай там облажаться, Ветров. Я, между прочим, на тебя деньги поставил.
Никогда и никого в своей жизни я не посылал так далеко и витиевато, как Козыря сейчас.
Никогда не говори никогда, Яр. И не зарекайся, что ты никогда в своей жизни не пошлешь генерального директора своей компании в очень далекое путешествие, куда пешком добираться замучаешься.
Я не остаюсь дожидаться его реакции, лишь торопливым шагом снова взбегаю по лестнице. Даже если Эд вдруг решит затащить обиду... Не, он сам нарвался, должен понимать.
Есть мизерный шанс, что Вика спит, так будет проще…
Нет, не спит. Уже сама избавилась от джинс, и залезла под одеяло, и когда я присоединяюсь к ней — недоверчиво касается моего плеча.
— Вернулся все-таки?
— Прости, что заставил ждать.
Восемь лет. Отличная задержка. Меня реально можно только за смертью посылать.
— Простить? — Викки задумчиво пробует это слово на вкус, будто примеряя это предложение ко мне. — Что ж, я подумаю…
Еще один поцелуй я у неё все-таки краду — теплый и глубокий, жизненно необходимый для меня сейчас. То единственное, чем я должен утолить свою похоть. Без продолжения.
— Не хочешь? — болезненно хмыкает Вика, когда заставляю её отодвинуться и отвожу её руки от себя. — Противно с неравной?
Иногда моя умница ведёт себя как форменная дурочка. Я тут с трудом сдерживаюсь, а она несёт всю эту чушь. Про неравную.
Мои пальцы касаются гордого подбородка. Никогда бы не отрывал от неё рук, дайте только волю.
— Я тебя хочу, — хрипло отвечаю я, и это ровным счетом никак не очерчивает ту жажду, что меня сейчас иссушает, — я тебя так хочу, что скоро свихнусь на этой почве. Но не так. Ты не в себе.
И считаешь все это сном.
А мне нужно именно твоё желание, твоё, а не вина в твоей крови.
— Не-на-ви-жу!
Вика обиженно дуется, отворачивается от меня, даже не догадываясь, насколько сильно я сейчас хочу её сцапать. Сжать в руках, снова подмять под себя, снова услышать возбуждение в судорожном дыхании.
Но пользоваться её слабостью сейчас — грязно.
Я даже спать с ней сейчас не имею права. И касаться пальцами голого плеча. И слышать её обиженное пыхтенье, перерастающее в ровное сонное дыхание.
Все это я просто себе позволил.
Хотя, будем честны и откровенны, заснуть с ней рядом все равно не получается. Только лежать, поглаживая пальцами рассыпанные по подушке пряди, и думать.
Ничего проще не стало после этого поцелуя. Только хуже. И я уже совсем не могу без неё обходиться. И не смогу терпеть никого рядом больше. Никаких её «промежуточных», за которыми она пытается от меня спрятаться.
Во сне Викки придвигается ближе, прижимается щекой к моему плечу. Такая теплая, такая близкая...
Спи, родная, спи.
Я уже представляю, с какими словами ты проснешься…
17. С добрым утром.
Просыпаться совершенно не хочется.
Я так давно не высыпалась… А тут — утро уже явно не раннее, вокруг тишина, почти до самой маковки меня укутывает теплое одеялко, а на талии лежит крепкая мужская рука.
Боже, как давно я не позволяла себе ничего подобного.
Стоило так бояться. Может, и страшно, но какой же кайф в результате. И на душе такая тишь, в кои-то веки. Будто одной вот этой руки достаточно, чтобы отвести от меня и ураган, и цунами.
И как тут просыпаться?
Не-е-ет, хочется только сильнее укутаться в одеялко, двинуться спиной, наткнувшись на мужскую же грудь, добиться, чтоб сосед по кровати в полудреме прижал тебя к себе покрепче и поглубже уйти обратно. В негу.
Вот если бы еще так противно не зудел телефон…
Эта сволочь вибрирует на тумбочке, безумно меня раздражая и заставляя подрагивать стоящий рядом стакан с водой.
Минуту я надеюсь, что звонящий возымеет совесть и усвоит, что в такую рань, в воскресенье звонить не стоит. Даже если сейчас вдруг за полдень — воскресенье же! Дайте чуть-чуть поваляться. Спрятаться под одеялом от всего того вороха забот, что меня ожидает.
Ага, сейчас.
Минута. Две. Три…
Под конец копошиться уже начинает даже мужчина за моей спиной, и я начинаю ощущать себя нехорошо. Мой же телефон зудит и мешает спать.
Волевым усилием я таки переползаю поближе к краю кровати, нашариваю телефон почти вслепую — ресницы разлеплять совершенно не хочется, кладу таки трубку себе на ухо.
— Да-а… — выходит не особенно приветствие, скорее зевок.
— С добрым утром, милая, — как может теплый голос Ника оказаться холодным душем? А вот очень даже может. С кем же это тогда я…
Я распахиваю глаза, торопливо промаргиваясь. Вчерашний день — картинка, на которой я не фокусировалась, быстренько восстает в моей памяти особо крупными паззлами. Судя по всему, мелкие еще на подходе…
Скачки, Ник, опирающийся на плечо медички и нетвердым шагом шагающий к машине медиков, вино, что притащила Клингер, и Ветров… Очень много Ветрова. Ох-х…
— Я тебя разбудил, да? — голос Ника в трубке становится виноватым, в то время как я прикусываю губу от понимания, кто именно сейчас может оказаться моим соседом по постели.
— Да, немного, — тихонько произношу я, ощущая горло слегка осипшим, — у тебя все нормально? Ты в больнице или все-таки отправился домой?
— Если бы меня отпустили, я бы не домой рванул, — вздыхает Ник с очень красноречивым подтекстом, а я в уме возношу осанну тому, что его не отпустили и он не застукал вот это все. Иначе бы картинка вышла… Маслом!
— Ты меня навестишь? — мягко просит Ник, и я прикрываю глаза, будто на моей шее плотно сомкнули удавку. Но навестить — это нормально.
Да и поговорить нам, судя по всему, есть о чем…
— Конечно, навещу, может быть, завтра?
— Было бы волшебно.
Ох, вряд ли ты так будешь думать, Ник, после моего визита…
Тело за мной приходит в движение. Я осознанно отстраняюсь от самой страшной мысли, кто бы это мог быть, вариантов у меня на самом деле очень немного. Но…
Все против меня.
И мужские руки крепче прихватывают меня за талию, плотнее придвигают к себе.
— Ну, с добрым утром, родная, — сопровождается поцелуем в плечо. Еще и об шею мне своей щекой небритой трется! Да что он там о себе возомнил?
И все-таки, господи, спасибо, что он сказал свое «доброе утро» шепотом! Иначе… Пока на прямой линии Ник… Это было бы… Кхм!
— Ник, я тебе перезвоню позже, ладно?
Сбрасываю вызов я торопливо, даже не дождавшись ответа, пока сердце прыгает где-то в горле. Твою мать! Твою, Виктория Титова, мать, да научить тебя не пить, и не делать глупостей по пьяни!
Переворачиваюсь лицом к «соседу» я уже практически в панике, потому что почти догадалась. И совсем не готова оказываться лицом к лицу с правдой.
Да!
Да-да-да — все я угадала верно! И одно только тихое «не-е-ет», которое достается только той подушке, в которую я уткнулась лицом. Лишь бы не видеть этой довольной, ужасающе выспавшейся рожи…
Память услужливо подбрасывает горсточку мелких «паззлов» о вчерашнем вечере.
«Это все, что ты можешь. Молча уйти. Молча вышвырнуть…»
Я это сказала? Ему? Боже, почему я не родилась немой, а?
Ведь достаточно было того, что я ему высказала в первый раз. Ведь самое верное решение — делать вид, что меня уже не волнует его уход. Все что угодно, но не это. Ведь есть куча всего другого, к чему я могу выдвинуть претензии. И почему из раза в раз из меня лезет именно это?
Если бы я могла — я бы расковыряла ветровскую черепушку, чтобы узнать ответы на свои вопросы. Что было? Чего не было? И почему не было?! Настоящее почему, а не то, что он мне там наплел…