Что он там выберет? Ближайшую гостиницу, в которой найдется кровать, на которую можно упасть? Тоже неплохо.
Как кстати я предупредила маму, чтобы она отвела Маруську в школу завтра. То есть уже сегодня, получается.
Нет, первый мой вариант отметается, когда на моих глазах — а я все-таки поглядываю сквозь сомкнутые ресницы на дорогу — мы проплываем мимо неплохой гостиницы, которая сгодилась бы даже Ветрову, с его-то привычкой к самому лучшему.
Или Влад совсем разорил его счетами за свои услуги, и теперь ему по карману только дешевая гостиница “без звезд”? Да что-то не было похоже!
Сбывается второй вариант, который я просто взяла на заметку. Через три четверти часа Ветров выруливает на хорошо знакомую мне улицу.
— Я даже не сомневалась, что ты меня сюда притащишь, — тихо хмыкаю я, глядя, как потихоньку приближается к нам тот самый дом.
Который когда-то был нашим с ним.
— Ну, не в машине же ночь коротать, — честно говоря, он мог придумать отмазку и покрепче, но я сейчас абсолютно не в том настроении, чтобы его изобличать.
— Будешь вести себя прилично? — я гляжу на Ветрова с легкой иронией. — Дашь слово?
— А ты поверишь моему слову? — И он опять не отвечает прямо. Буду ли я ставить галочку “взять на заметку”? Да было бы зачем. Все мне с ним уже ясно, осталось только понять, что я буду делать с его намерениями.
И в принципе — с ним.
Четыре часа утра — самое время для обращения лицом к прошлому. К тому, чтобы встать на его пороге и ощутить, как першит в горле от невысказанного.
Я бы сказала ему, что он мудак. И стратегии у него — мудацкие. Только это равносильно признанию моего поражения вслух.
Но боже, это же как вскрыть казавшуюся уже зажившей рану, окунуться с головой в воспоминания, пока вроде бы абсолютно спокойно расстегиваешь молнию на ботинке.
— За восемь лет ты так и не нашел времени сделать новый ремонт? — я выпрямляюсь и сама понимаю, что прячу за этим насмешливым тоном.
— А ты думала, — твердые ладони Ветрова ложатся на мои плечи, спуская с них куртку и будто оставляя меня без доспеха, — что я все поменяю после тебя?
Ну…
Я ожидала, что, вышвырнув меня из своей жизни, он поменяет тут все. Чтобы привести сюда ту самую, достойную, подходящую ему по всем параметрам.
А тут такое ощущение, что только пыль восемь лет протирали. Даже книги, кажется, вынув из книжного шкафа, возвращали на то же место на полке.
Яр встает за моей спиной, и у меня перехватывает дыхание.
Я разным его видела сегодня — или уже вчера, если считать педантично время на часах. Расслабленный, спокойный, разъяренный…
Сейчас настало время для Ветрова-моего-проклятия.
Того, что заставляет меня замереть одним только своим жадным дыханием.
— Я так и не смог, — он не совершает ни единого поползновения, более того, он даже рукам не дает воли, всего лишь стоит, прислонившись лбом к моему затылку, — сначала оставлял все как есть, чтобы не позволить себе забыть, что один раз я уже доверился чувствам и был предан.
— Я тебя не предавала, — и зачем я это говорю вообще? Зачем оправдываюсь. Мало того, что это всегда бесполезно, так он вроде как уже в курсе.
— А вот я тебя предал, Ви, — горячие пальцы ложатся на мою лопатку, прожигая тонкую ткань моей водолазки.
Да, милый, я помню. И не думала забывать.
Я шагаю вперед. Прочь от него, от всего того, что заставляет в моей груди шевелиться раскаленные осколки. Прохожу недалеко — всего несколько шагов. Даже из прихожей не выхожу.
— Ты её не снял? Это чудовище?
Господи, как же хочется расхохотаться.
Эта картина на стене. Несуразная, абстрактная, и на самом деле — дешевая, я купила её из-за того лишь, как дико она смотрелась посреди выверенного профессиональным дизайнером интерьера. Хотя, как сказать, дешевая. Я на неё грохнула две последние стипендии. Просто то, как она смотрелась именно в этой квартире, в этой обстановке…
— Я же тебе тогда сказал, ты сама попросишь, чтобы я её снял.
Да, он мигом меня раскусил, что сие безобразие куплено назло. Потому что он увез меня на две недели на море и не дал поучаствовать в этом несчастном ремонте.
— Я хотела хотя бы выбрать цвет обоев, — бурчу я и прикрываю глаза.
Боже, как его перекосило при виде этого шедевра.
И как я смеялась и требовала, чтоб мое мнение уважали, иначе я…
Так и не придумала тогда, что сделаю. Меня отвлекли.
Картину Яр повесил из принципа, заявив: “Еще посмотрим, кого эта дрянь выбесит первым”.
Три года ходила мимо, закатывала глаза, угорала на саму себя, и… не снимала.
И он не снял. Восемь лет не снимал. Из-за данного мне в дурном запале слова. И сейчас смотрит на меня и ехидно улыбается.
А я все сильнее хочу тишины.
И целовать эти пропахшие сигаретами и несказанными словами губы.
— Кое-что я все-таки поменял, — Ветров прихватывает меня за локоть и втаскивает в одну из комнат. Да, я помню, именно здесь мы планировали детскую. И комната долго стояла пустой, просто потому что…
Не получалось.
Я не была готова?
Черт его знает, почему.
Впрочем, это уже позади. И комната уже не пуста.
— Как думаешь, Машке понравится?
— Ты озвучь ей фразу “личная комната”, ей уже понравится, — фыркаю я, — ведь нынешнюю она пока что делит со мной.
— И все-таки?
— Ты снова все сделал сам, — укоризненно роняю я, задумчиво скользя пальцами по резной белой спинке кровати.
— Я столько всего для неё не сделал, что решил сделать хотя бы это, — взгляд Яра жжет и не отпускает меня ни на секунду, — тебе не нравится?
— Нравится, — я чуть покачиваю головой, — только боксерскую грушу тебе все-таки придется включить в этот интерьер. Мы без неё жить не можем.
Он все-таки услышал меня, запомнил, что Маруська не относится к категории девочек-принцесс, и явно старался убрать из проекта этой комнаты всю зефирность, но при этом сохранить ощущение, что это — комната для девочки.
И смотрится свежо — все, от голубых стен, до светлого ковра на паркете.
На туалетном столике гордо гарцует белоснежный пегас.
— И все это…
Потому, что он уже готовился забрать её себе?
Или?
— Я ведь уже говорил тебе, Ви, — Ветров укоризненно хмурится, — и соглашение о передаче этой квартиры в вашу с Машкой собственность я тебе дал. Ты его собиралась обдумать.
Да, припоминаю.
Просто со всеми этими потрясающими историями, как же много отступило на второй план и вылетело из головы.
Меня вообще-то жутко трясло от ощущения, что завтра, точнее, уже сегодня, мне выдадут назначение на место главы переводческого отдела, а я совершенно не имею понятия, как с этим справляться.
И Козырь же с ума сошел…
Только об этом я не хочу думать сейчас.
— У тебя есть кофе? Сваришь? А не то мы все-таки заснем и гнусно прогуляем работу.
Вся эта ночь будто соткана из мгновений, что нам не положены. И этот ритуал — из их числа. Там, в прошлой жизни, он тоже варил мне кофе. И никаких кофе-машин, это убивало всю суть ритуала, когда я стояла у окна в кухне и пускала слюнки на эти бесконечно залипательные плечи и невозможную пятую точку.
И тогда варка кофе у него тоже занимала возмутительно мало времени.
— Крепкий как смерть, ты ведь по-прежнему его пьешь? — Яр протягивает мне чашку.
— И никакого сахара, — откликаюсь я, забираю кофе и снова сбегаю от Ветрова. Теперь — на лоджию, не заморачиваясь даже на то, чтобы обуться. Тут теплые полы и панорамные окна, можно пялиться на поднимающееся над высотками солнце, не надевая ничего кроме пижамы.
Мне никак не удается перейти в тот самый режим, когда я могла смотреть в его глаза, и внутри меня ничего не дрожало. А если и дрожало — то это хотя бы удавалось погасить.
Впрочем, я даже не надеялась, что он даст мне от себя сбежать. В его-то квартире!
Догоняет. Сжимает пальцы на моей талии.
— Давай уже поговорим о нас, Ви, — от его пробирающего насквозь голоса у меня, кажется, даже в пяточках что-то вибрирует. — Мне не нравится, что ты молчишь.
— Ну, давай поговорим, Яр, — тихо соглашаюсь я, — только давай я сразу скажу, что ты от этого разговора будешь не в восторге.
25. Спрос и предложение
Она даже разворачивается ко мне, чтобы видеть мое лицо. Хорошо.
Недовольно морщит нос, заставляет меня убрать руки, опущенные на её талию. А вот это плохо. Хоть и ожидаемо.
— Я не рассчитываю, что ты сейчас возьмешь и бросишься мне на шею, родная, — я улыбаюсь достаточно миролюбиво.
— А на что ты рассчитываешь, Яр? — Викки склоняет голову набок, глядя на меня вроде и снизу вверх, но ощущения выигрышного положения у меня абсолютно нет. — Что я выпишу тебе счет на моральный ущерб, ты отправишь мне чек, и мы сделаем вид, что ничего не было? Этих восьми лет не было? Как и моей карьеры, о которой я мечтала с пятнадцати лет?
Это паршивая тема для разговора, на самом деле, но без её обсуждения никак обойтись нельзя.
И что мне ей отвечать? Что я был уверен, что её любовник не позволит ей нуждаться? И какие у меня при этом шансы обойтись сегодня без отбитых частей тела?
— Я даже не думал ничего такого, — я покачиваю головой, — я слишком хорошо тебя знаю.
— Хорошо? — Вика саркастично изгибает бровь. — Ой ли? Так хорошо, что был уверен, что я сплю с Завьяловым? Что для меня важнее его деньги, чем наша с тобой жизнь?
— Сейчас я понимаю тебя лучше, — поправляюсь я, — тогда я позволил себе слишком много глупости.
— А я тогда тебя любила, Яр, — она говорит это так сухо и бесстрастно, что именно это и заставляет меня лишний раз закусить кончик языка, — я любила тебя так, что когда ты ушел, я еще два года ждала как идиотка, что ты вернешься. Я любила тебя так, что позволяла тебе кроить мою жизнь. Хочешь, чтоб мы поженились? Пожалуйста, давай поженимся. Прямо сейчас, и ничего мне не нужно, ни платья, ни гостей, к черту все эти формальности, дело ведь не в том, чтобы метнуть золотую пыль до небес. Ведь я для тебя, ты для меня, мы друг для друга, разве кто-то еще нам может быть нужен?