— Да, но она еще в реанимации, — Викки начинает звучать невесело, — мне кажется, что она там уже целую вечность, а еще и суток не прошло.
— Все будет хорошо, помнишь?
— Помню, — Вика тихонько вздыхает, и снова перед глазами рисуется, как она зябко ежится. В такие минуты особенно остро хочется её обнимать, отогревать и не выпускать ни на секунду.
Я в лепешку расшибусь, чтобы все действительно было хорошо. Чтобы у неё все было. А там, может быть… Может быть, она даст мне еще две недели? Месяц? Год? А после мы оба забудем, что вообще устанавливали друг для друга временные рамки.
После того, как я увидел ревность Викки воочию — я снова дал шанс и этой эфемерной надежде — когда-нибудь заново отстроить то, что я когда-то разрушил. Разумеется, ревность не доказывает ничего, кроме факта ее существования. Но я ей небезразличен. Больше, чем она мне озвучивает. Это уже озаряет дорогу.
Я ведь всерьез опасался, что и моих двух недель после всех этих волшебных новостей меня Викки лишит. Просто потому, что она слишком гордая. Снова пришлось бы с ней воевать, уламывать, изощряться на всякие многоходовки. Она же позволяет мне продолжать быть с ней рядом.
— Как же я к тебе хочу, — честно сознаюсь я, все еще намекая на то, что могу приехать, — просто к тебе и Машке. Можем мою справочку закатать в рамочку под стекло, чтоб не потерялась.
— И повесить тебе на грудь вместо ордена? — в голосе Викки начинают прыгать долгожданные смешинки.
Я многозначительно жду. Мог бы приехать сам, но мне хочется, чтобы она меня принимала. Раньше — она признавалась мне в любви по семь раз на дню — юная, жгучая, страстная. Чего мне недоставало, спрашивается? Сейчас мы вообще об этом не говорим. Просто потому что у нас не отношения, я исправно играю отведенную мне роль и ожидаю критической точки, отложив любые маневры на период после двух недель.
Вот будет стоять на своем — тогда мы и повоюем. А сейчас я пробираюсь в неё совсем другими путями. И торопиться и давить здесь себе дороже.
— Знаешь, я тут случайно приготовила целый противень запеканки, и мы с Маруськой точно с ним не справимся, — задумчиво тянет Викки, и я удовлетворенно улыбаюсь, — вот, если бы нас спас кто-нибудь прожорливый...
— Вызов принят, мэм, лечу на помощь.
— Красные боксеры не забудь, супермен, — хихикает Викки, и я на самом деле на пару секунд зависаю.
— Это твоя эротическая фантазия, Ви? Синее трико тоже прихватывать?
— Приезжай уже, Ветров, — она мягко фыркает как довольная кошка, — хоть без ничего, лишь бы побыстрее. Маруська утверждает, что без тебя есть не сядет. Спасай дочь от голодной смерти.
Без ничего — это хорошая часть её предложения. Вселяющая надежду, что вечер воздержания мне все-таки не грозит. Она ведь может поморозить меня некоторое время из-за Кристины, с неё станется.
Но я могу к ней приехать. Она позволяет.
Все хорошо.
Настолько хорошо, что даже кажется немного слишком…
Я приезжаю к дому Викки быстрее Влада. Даже прикидываю, подъезжая, что делать — подниматься ли к Ви и Машке или подождать брата. Думаю, Викки не будет против Влада и его новостей.
Хочется подняться, хочется, чтоб Машка в любимой своей манере повисла на шее, но отвлекаться от семейного ужина через жалких десять минут после начала я не хочу.
Ужин не семейный, приходится себя поправлять. Просто ужин. Маленькая неожиданная премия от Викки, непонятно за что. Ей бы меня голодом впору морить, а она…
Нет, все-таки будет очень паршиво, если две недели спустя она меня выставит. Да и что там осталось от тех двух недель? Дни сгорают как свечки, а Вика по-прежнему в своем коконе, и будто даже не собирается из него вылезать.
Я плохо стараюсь?
Мой взгляд цепляется за знакомую вывеску магазина через дорогу и накатывает. Ностальгия, мать её. И как далеко разросся бренд за восемь лет — на вывеске гордо пылает слово «сеть». А некогда едва сводили концы с концами, пытаясь удержать планку элитного цветочного бутика. Нет, ну это просто знак.
Я паркуюсь у магазина, захожу внутрь.
Да, они действительно разрослись, свежий стильный ремонт, гораздо больший ассортимент, исполнительная девица в сером жакете деловито атакует меня сразу на входе.
— Вам помочь? У нас сегодня хорошая скидка на розы…
Я заинтригованно поднимаю бровь, не говоря девочке ни слова, и она, только рассмотрев меня повнимательнее, ойкает, виновато прикрывая рот ладошкой. Да-да, я очень сомневаюсь, что по внешнему виду похоже, что меня интересует скидочный товар. Тем более — такая банальщина как розы, да еще жахлые — скидки в цветочных магазинах та еще лотерея.
— Пионы. Белые. Свежайшие. Большой букет. Такой, что если девушка решит дать им мне по морде — чтоб я отправился в нокаут.
У консультантки восхищенно округляются глаза, её коллега, пасущийся неподалеку от нас, более скептичен — косится на меня, явно прикидывая, чем это я мог накосячить для таких подарков.
Ох, парень, ты даже не представляешь.
Хотя цветы — это просто цветы. Жаль, что их так испортили, превращая в неизменный спутник мужской виноватой морды. Дарить-то их стоит в основном ради удивленных огромных глаз, ворчливого: "Спасибо, хоть не стоило", а еще, чтобы лишний раз убедиться — из всех самых красивых цветов мира тебе достался самый-самый.
Да, дорогая, я помню, на что мы с тобой договаривались. Но разве твой любовник не может подарить тебе цветов?
Наверное, мое нетерпение отображается на лице, но букет мне собирают в рекордно быстрые сроки, и он приятной тяжестью ложится в мои ладони. Осталось только сделать кружок по кварталу, чтобы нормально подрулить к подъезду, дождаться, пока охранник поднимет шлагбаум, пропуская меня во двор.
Черный блестящий мерседес, стоящий прямо у ограждения, отделяющего придомовую территорию, я замечаю сразу. Странно. Этот дом элитный, на каждую квартиру есть по два парковочных места на парковке внутри дома, и чтоб такую дорогую тачку бросили просто так в углу, на отшибе... Мне мерещится какая-то возня там, за машиной, но пока я подъезжаю, пока приглядываюсь. Ну, не может же там происходить ничего серьезного? Куда охрана смотрит вообще?
И кстати, где охрана — шлагбаум не открывают ни после первого, ни после второго гудка?
— Яр!
Это было громко, звонко, как прилетевший в спину топор. Я вылетаю из машины, забыв, что встал на проезде, не заглушил двигатель, да даже ключи не взял.
Я разглядел!
Там, у этого самого черного мерседеса бьется, отбиваясь от двоих амбалов сразу, моя Викки…
41. Беда, которую не звали
— Мам, я не хочу с вареньем запеканку.
Кто ожидает, что беда придет в твой дом именно с такими словами?
Вот и я не ожидаю.
Я морщу нос и испытующе смотрю на Маруську, болтающуюся в дверях кухни с такой мученической мордашкой, будто ей не любимую творожную запеканку на ужин предлагают, а фрикассе из дождевых червей с соусом из грязи.
— И с клубничным не хочешь? А с черничным?
— Не хочу! — Плюшка упрямо мотает головой, и беличьи хвостики на её голове забавно мотаются из стороны в сторону. Скоро придется стричься.
— Они все сладкие, — недовольно выписывает диагноз Плюшка, — хочу со сметанкой.
А вот её-то я как раз не покупала. Была уверена, что в холодильнике меня дожидается почти целый стакан, но куда там.
— Любителям сметаны не нужно было вчера съедать полбанки, — напоминаю я, — тогда, возможно, маме не пришлось бы выскребать последние три ложки для запеканки.
— Ну, ма-а-ам, — Плюшка куксится и с печальной мордашкой плюхается за стол, — папа говорил, что он тоже не любит сладкое. Он, наверное, тоже захочет.
Папа.
Да, папа у нас сладкое не очень... Держу пари, и творожную запеканку сейчас употребит “во искупление”, потому что я готовила, лишь бы подмахнуть моему самолюбию. Еще и нахваливать ведь будет, паразит, пойми поди потом, ему правда понравилось или он всерьез желает замять историю с Кристиной.
Сливки, кстати, тоже закончились. И что я, без кофе останусь? И даже Ветрова как кофеварку не использую? А зачем я его звала тогда?
Ну, ладно, не только за этим. Просто…
Жалко, если вечер просто так пропадет…
Но без кофе у него точно будет не такой идеальный вкус, как мог бы быть с ним. И без сливок тут не обойдешься.
А лучше бы я обошлась...
Идти в магазин за одной лишь сметаной и по капризу ребенка — идея так себе, но тут у меня и сметана, и сливки, да и еще пару позиций можно припомнить, если так задуматься.
Какая жалость, что не купишь в супермаркете пару баклажек свободного времени — я бы разобрала вещи, а то уж слишком медленно идут мои подвижки в этом направлении.
— Марушка, ты побудешь одна пятнадцать минут? — я заглядываю в комнату к дочери и застаю её лежащей пузом на ковре и раскатавшей по этому ковру рулон ватмана.
Этот вот ватман мы покупали по дороге из новой школы, у нас появилось вдохновение с первого же дня поучаствовать в конкурсе рисунков. Рог единорога на бумаге уже нарисован. Остальное еще в процессе.
Маруська заверяет меня, что да, она посидит одна, и попутно пытается выморщить какую-нибудь вкусняшку, но мать-тиран не поддается мольбам своего народа. Вкусняшки у нас по выдаче, и только обнимашки — вне лимита.
Пятнадцать минут. Супермаркет в пяти минутах ходьбы от дома. Казалось бы, что могло случиться?
Ничего. Пробегаюсь по улице туда и обратно, по пути выглядывая Яра. Я даже знаю, что вряд ли он телепортируется к нам так быстро, хотя — черт его знает, в какой именно медцентр он заезжал…
— Девушка, вы не поможете вызвать эвакуатор?
Меня окликают в четырех шагах от пропускного пункта. Высокий мужчина, по которому издалека видно, сколько времени он проводит в спортзале и что делает он это совершенно не зря. На нем черный тонкий джемпер — не по погоде: он явно только вышел из машины — и темные брюки.