, что она умудрялась удивительно метко попасть “на сохранение”. Теперь-то понятно зачем — чтоб я её, не дай бог, не увидел, пока эта дрянь тянула время и планировала забрать ребенка у Оли. А мне эта гнида Завьялов старательно втирал, что твой дед вообще на другой конец страны уехал вместе с дочерью. Конечно, самому-то ему Стелла ни в коем разе, он тогда как раз клинья к будущей женушке подбивал. Один слух про ребенка на стороне — и черта с два бы ему что-то обломилось...
— Вы были знакомы с Завьяловым?
Рано или поздно, все равно вопросы так или иначе задевают милейшего Андрея Викторовича. Боже, даже Лика с ним спала — и сдался же он ей на что-то...
— Он был у меня на вторых ролях тогда, — Кайсаров брезгливо морщится, — не правая рука, но многие вещи я делал через него. Позже он женился выгодно, прибрав к рукам капитал жены — она ничего не понимала в бизнесе. Он, впрочем, тоже так себе, поскольку — насколько я понял из того, что мне успели доложить — последние несколько лет он только и выживал за счет тех средств, что Стелла ему платила за молчание. Как тебе такая тема — я сам платил за то, что моя жена меня разводит.
— Откуда вы вообще успели это узнать?
Клубника на моем блюдечке заканчивается, я задумчиво оцениваю взглядом оставшийся на столике запас еды. Внезапно он не кажется таким уж большим. Это у меня от нервов такой жор обострился, что ли?
— Ну, как, — у Кайсарова выходит действительно странная, такая очень острая враждебная полуулыбка, — вчера мои люди прижали Стеллу. Сегодня утром — привезли Завьялова. По отдельности они молчали, только стоило прижать — заверещали и начали сдавать друг друга так быстро, мы еле успевали записывать.
Пожалуй, я не хочу знать, какими методами люди Кайсарова “прижимали” и Стеллу, и Андрея Викторовича…
— Так что об этом можешь не волноваться, Вика, — Кайсаров дергает самым уголком губы, — у Стеллы сейчас две дороги — либо она просто исчезнет, либо сядет, далеко и надолго. Мы сейчас взвешиваем возможность второго, и если сочтем, что срок короткий, или есть риск, что эта стерва сумеет отбрехаться — пойдем по первому пути.
— Но ведь за Лику ей уже не предъявишь, — я с досадой осознаю недостатки того, что даже у самых страшных преступлений довольно короткие сроки давности. Хотя я, разумеется, с удовольствием бы предпочла, если бы у этой истории было законное разрешение. Не хотелось бы брать на душу грех, даже опосредованно, тем более — из-за Стеллы Кайсаровой.
— Нашлись и более свежие косяки, — криво ухмыляется Кайсаров, — быть может — найдутся еще. Они там еще не замолчали в своем желании самим обелиться и залить дерьмом другого. Вика, а давай лучше поговорим о тебе. Это куда более приятная и более подходящая для завтрака беседа.
Да ну. Я вот не согласна с такой мотивацией в выборе темы беседы.
— Значит, МГУ, юридический факультет, отличница, — с таким удовлетворением, будто поступала я туда по его протекции и его же усилиями сдавала экзамены, повторяет Кайсаров, — а работаешь?..
— Открытое акционерное общество “Рафарм”, — сухо отрезаю я, — исполняющая обязанности руководителя переводческого отдела. Перевожу с японского языка, если тебе действительно интересно.
— Японский это замечательно, — Кайсаров невозмутимо кивает, — особенно если не начальный уровень. Да и Рафарм — весьма перспективное место. Слышал о его основном владельце — очень многообещающий юноша. Говорят, даже более борзый, чем я был в свое время.
Интересно, польстила бы Эдуарду Александровичу такая характеристика?
Нет, пожалуй, он вообще не похож на человека, для которого важна чужая лесть.
Блин, ну как же странно это все — сидеть и обсуждать с Кайсаровым мои успехи в жизни, будто я жду от него одобрения. Вот если бы он ко мне в пятом классе приехал, когда я первый раз выиграла федеральную олимпиаду по английскому — вот тогда мне было бы приятно похвастаться перед ним своей победой. А сейчас что?
— Слушай, к чему весь этот цирк, ты ведь наверняка уже даже анкету мою видел, — я пытаюсь закончить этот дурацкий разговор, попутно вгрызаясь в хрустящий белый тост, — ты прекрасно знаешь, где я училась, где сейчас работаю, поди, и количество пятерок в школьном аттестате посчитал.
— Анкета — это другое, — Кайсаров насмешливо дергает уголком рта, — хотя видел, не скрою. Немного мои ребята успели о тебе нарыть информации, все-таки наша сегодняшняя ночь была посвящена Стелле…
— Какое счастье, что возраст — не препятствие для личной жизни, — я не удерживаюсь от колкости.
— Да, чувство юмора и мозги у тебя определенно от деда, — Кайсаров покачивает в пальцах черную чашечку с кофе, — красивая и гордая ты в маму. А в меня что?
— Ну, точно не нос, — я мысленно воздаю должное, что меня пронесло мимо этого, вот Лике, например, повезло меньше, — сейчас, погодите, Дмитрий Алексеевич, я припомню самую паскудную черту моего характера, вот она — наверняка у меня именно от вас.
— Значит, отец Маруси, — Кайсаров пропускает мимо ушей мою очередную колкость, а затем уточняет уже более вероломный факт, — не муж?
— Ну, я бы очень хотела за это поблагодарить мою сестричку, — раздраженно откликаюсь я, откидываясь в кресле, — Оскар за исполнение моей роли, пожалуйста, передайте ей. Если принимаются мои пожелания — лучше б этим Оскаром дать ей по голове, чтоб мозги на место встали. Хотя это наверняка расстроит маму, пусть живет. Лишь бы подальше от меня.
— И где же отец Маруси сейчас? — Кайсаров отхлебывает кофе, а у меня начинает снова шебуршиться холод в желудке. — Я так понял, с вами приехал дядя. Маша сказала, что “папа вчера заболел”, но я прекрасно понимаю, что ребенок всего может просто не знать. Вы ведь не зря именно вчера ко мне приехали. Заболел?
— Три ножевых в живот, — наверное никогда я не говорила более убийственно, чем сейчас, — когда двое отморозков попытались запихнуть меня в машину и куда-то увезти, Яр им помешал, но после этого отправился в больницу.
Хочется, чтоб меня уже наконец разорвало от этой боли, до того она сильная. Я ужасно хочу к нему, поближе, увидеть его хотя бы в щелочку, без сознания, но хоть бы — дышащим! Вот только Влад вчера ясно сказал — пока он не прижмет заказчика Яра и моего похищения — я никуда рыпаться не буду. Вот хоть сдохни от тоски, Викуся, но изволь сидеть и ждать, пока большие дяди разберутся между собой. Даже здесь я в основном для того, чтобы Кайсаров выступал этаким безмолвным щитом. Сложно найти в городе человека более опасного, по крайней мере — Влад так сказал. Господи, как я ненавижу чувствовать себя настолько беспомощной!
— Как же далеко это все зашло, — кулак Кайсарова раздраженно ударяет по столу, — только Стелла об этом нам не сознавалась. Хотя свежие её косяки вроде как уже сданы. Для неё вообще было новостью, что ты снова появилась в поле зрения. Я так понимаю, она переложила ответственность за это на плечи тех, кто её доил.
— Значит, проблема не в ней, — я пожимаю плечами. В принципе, вряд ли бы Влад был уверен в безопасности близости Кайсарова, если бы угроза мне исходила от Стеллы. Нет. Влад ставил на другого врага, и я доверяла его чутью. Хоть мне и было страшно думать о том единственном человеке, которого мы обсуждали по пути сюда. Должны же быть пределы его бесчеловечности. Хоть что-то святое. Хоть родной сын!
— Вижу, ты не очень настроена говорить на эту тему, — хмыкает Кайсаров, замечая мою напряженность, — поговорим о маме?
— Плохая идея, — я отрицательно качаю головой, — мама тоже в больнице. Слегла с сердцем, когда мы с Яром сказали ей, что Лика все-таки жива и носит сейчас твою фамилию.
Я вижу, как напрягаются его глаза при озвучивании этого факта. Что это, игра? Попытка изобразить небезразличие? Но зачем она нужна, право слово?
Что он мне сейчас скажет, что любил её все эти тридцать лет? Только куча важных дел его отвлекали от данного слова, от родительских обязательств?
Или ему действительно неловко за то, что везде в неприятностях моей семьи — отпечатки грязных ног его семейки.
В какой-то момент я хочу встать и уйти — честно, эта беседа изначально мне казалась провальной затеей. Вот только мои глаза цепляются за очень неожиданную деталь, и я замираю, не торопясь претворять свои мысли в жизнь.
Левая ладонь Кайсарова — он не держит её на виду, напротив, опустил на колено, чтобы не выпячивать. Я случайно заметила, только потянувшись вперед за сливочником. И там…
Я ведь говорила, что замуж мама так и не вышла. Но она носила на безымянном пальце скромное колечко — как она говорила, чтобы отпугивать недалеких ухажеров, и никогда его не снимала. Простое такое, украшенное одной только полоской будто бы серебристой пыли. Я всегда была уверена — оно серебряное, и мама его купила незадорого, потому что зачем выбрасывать лишние деньги на отпугиватель для мужиков?
Так вот, на безымянном пальце Кайсарова я наблюдаю точно такое же кольцо. Более широкое — мужской вариант. Но совершенно точно оно. Такое же...
— С мамой что-то серьезное? — осторожно подбирая слова, явно чтобы я не послала его сразу, интересуется Кайсаров. — Может, нужны врачи, средства?
— Сейчас ей лучше, — говорю, а сама продолжаю украдкой разглядывать неожиданную находку, — пока нам ничего не нужно, но я обдумаю вопрос вашей помощи, Дмитрий Алексеевич.
И все-таки кольцо...
Я бы подумала, что он надел его специально для меня, но откуда он вообще мог знать, что я его опознаю? Что моя мама его носит все эти тридцать лет! И он носил, получается…
Нет, что это меняет в общем-то?
Ничего, но…
Такие мелочи чаще всего говорят о куда большем, чем кажется на первый взгляд.
— Вика, — Кайсаров подается вперед, и рука с кольцом исчезает в складках скатерти, — веришь или нет, но я не знал, что у моих отношений с Олей остались последствия. Всерьез рассчитывал, что она обязательно сообщит мне об этом. Она или твой дед, мы расходились неплохо.
— Вы расходились так, что ты обещал вернуться, — я пожимаю плечами, — ты свой выбор сделал, они его приняли.