Она продолжает болтать, а я, пользуясь случаем, с интересом её изучаю.
До этого племянницу я видела только один раз, и она тогда спала, будучи в одеяле. Потом её утащили, решив, что грузить ребенка моими покаяниями не стоит, а жаль.
Пожалуй, из всех троих явившихся тогда “разоблачителей”, с ней мне хотя бы хотелось познакомиться. Так вот сейчас я и получаю возможность рассмотреть её поближе. Полюбоваться.
Дочь Вики — темноволосая и синеглазая — в папу, лучистая, как маленькое солнышко, и хорошенькая в маму. Настолько, что родись у меня такая очаровательная дочь — она, возможно, начала бы раннюю карьеру фотомодели.
Увы, мелкая не стоит на месте, в срочном порядке идет показывать дедушке, куда ей там повесили боксерскую грушу. Меня не позвали. Я остаюсь в прихожей одна, как пятая нога у собаки.
Чувствую себя глупо, но все-таки осторожно бреду по квартире сестры, прислушиваясь и оглядываясь.
И все-таки, нафига я приехала? Идеальная дочь у Ольги Андреевны уже имеется, вон,, даже мой папочка оценил, на кой черт ей нужна вторая, которая вроде как и в более удачных условиях жила, но при этом — на фоне второй смотрится гораздо проигрышнее.
Еще одной мамочки, что будет читать мне нотации о моих недостатках, как раз и не хватает для полного счастья в жизни…
Нет, определенно, когда проектировали эту квартиру, в кухне предполагалось творить грязные дела, иначе зачем еще её нужно искать так долго?
Не так уж я и ошиблась, в общем-то.
Когда я нахожу сестру и её бывшего мужа — эти двое настолько грязно целуются, что мне становится жарко, будто только что с сайта для взрослых нос высунула.
Ой вэй, это куда у него руки-то полезли! Может, мне хоть кашлянуть для приличия? Или может, включить заднюю и тихонечко свалить, чтобы не мешать им?
— Черт, Лика…
Вика, сидящая лицом к дверям на посыпанном мукой кухонном столе, замечает меня первой и выгибается, разрывая поцелуй.
Её мужчина оборачивается, и от его недовольного взгляда я даже делаю шажок назад.
Ну, я же не знала, что вы тут времени даром не теряете. Иначе бы тоже напросилась смотреть на боксерскую грушу.
— Извини, — Вика тем временем слабо улыбается, соскальзывая со стола, — мы привыкли, что Маруська топает как слоненок, да и дедушка всегда нейтрализует её минимум на полчаса. Не думали, что в этом доме есть кто-то, кто будет так бесшумно красться.
— Я могу еще погулять, — я чуть прокашливаюсь, пытаясь как-то унять это выкипающее смущение. А то вот-вот из ушей польется.
— Какая чудесная идея, — бархатисто роняет мужчина моей сестры, ловя её за плечи и притягивая к себе.
— Яр, — Вика возмущенно косится на своего партнера и встряхивает головой, — не стоит, Лик, мы и вправду чересчур увлеклись. Мама вот-вот придет, полный дом народу — мы подождем до вечера.
От пристального взгляда Ярослава мне немного не по себе.
В нем сложно увидеть хоть что-то кроме неприязни. О том, что случилось после моего признания, мне рассказывали. И о том, что случилось до него.
Пожалуй, это и было страшнее всего — понимать, сколько всего случилось в их жизни из-за того, что я согласилась участвовать в интриге матери. Вплоть до того, что Ярослав едва не умер…
Я этого не хотела.
Ничего этого.
Я вообще хотела, чтобы ничего не усложнялось.
Упростила, блин!
Надо было сознаться отцу еще тогда, и никто бы не пострадал. Совсем никто!
— Я думал, вы будете сильнее похожи в жизни, — между тем роняет Ярослав, теряя ко мне всякий интерес, — даже отчасти опасался, что буду вас путать.
— Ну, теперь-то у тебя нет шансов нас перепутать, — фыркает Вика, красноречиво опуская глаза. — Различия, мягко говоря, налицо.
— Дело не в этом, — ладони Ярослава любовно проскальзывают по уже заметному животику Вики. — У неё даже взгляд другой.
Я не особенно заморачиваюсь на этот счет, я просто этим двоим сейчас немного завидую. Самую чуточку-то можно, да? По-хорошему, только по-хорошему. Таким вещам по-плохому не завидует даже такая дрянь как я.
— Ветров, ты весь в муке, — вдруг хихикает Вика и принимается отряхивать брюки мужа. Не очень приличную область… И снова я краснею до ушей, да что такое-то! Нет, понятно, что он этой частью об тылы моей сестрицы терся, но что так плотно и старательно, что его брюки в муке измазаны куда сильнее, чем джинсы Вики?
— Ты, кстати, тоже, Ви, — невозмутимо отмечает Ярослав, снова разворачивая её к себе спиной и тоже озадачиваясь тем, чтобы стряхнуть муку с её пятой точки. Долговато он там возится, однако…
Я не задумывалась, что значит для них развод. Я была убеждена — молоденькая вертихвостка-выскочка каким-то манером задурила голову парню из приличной состоятельной семьи, и он на ней женился.
Но на самом деле…
Ярослав вообще не похож на человека, которому можно задурить голову.
У них с Викой такие вибрации... Во всем, во взглядах, которыми они обмениваются, в мимолетных прикосновениях, даже вот в том, как сейчас он стряхивает муку с джинс на её попе, а она стоит и, закусив губу, плутовато улыбается.
От неё его мотивы тоже не укрылись…
На такое смотришь и даже не завидуешь, просто хочешь, чтобы и у тебя вдруг нашелся мужчина, который будет вот так на тебя смотреть. Рядом с которым ты будешь настолько же счастливой.
И я… Их развела?
Сколько же лет у них прошло друг без друга? Восемь? Пожалуй, я не хочу умирать первой. Иначе Ярослав Ветров ежегодно будет ходить ко мне на могилку, дабы вбить осиновый кол в сердце, ну и потом — где место найдется.
— Яр, ты мне дыру сейчас протрешь, — покашливает Вика, все-таки напоминая мужу о приличиях, — сходи, пожалуйста к Маруське, я понятия не имею, сколько времени дедушка Дима способен вытянуть в спарринге против неё.
— А ты? — ему совершенно не хочется от неё отрываться, кажется — он её даже ко мне ревнует.
— А у меня еще торт не доделан, между прочим! Но я буду без тебя скучать. Самую малость.
Он не уходит просто так, только после того, как целует её еще раз, и этот поцелуй легким назвать вообще нельзя. На меня он внимания не обращает. Ну, хоть на этом спасибо. Сдается мне, что меня еще катком не переехало просто потому, что я — сестра Вики и потому что за меня все-таки попросили…
— Не напрягайся, — Вика уже успела нырнуть в холодильник и закопаться в него с ушами, — я ценю, что ты приехала, мама очень этого ждет, большего от тебя и не требуется. Хочешь торт вишнями украсить? Пожалуй, сейчас я тебе доверю вкусняшки охотнее, чем себе.
Она улыбается, и я огребаю сомнительное счастье в виде блюдечка с вишнями, с которого все равно мгновенно испаряется две штуки, попавшие в ловкие Викины пальчики.
Ну, пипец! Надо уже скорей заняться тортом, а то вообще до него ягоды не доживут.
— Вик, — я вроде отвернулась к торту всего на секунду, а крутнув голову обратно, застаю сестрицу с яблоком в зубах. Когда? Откуда? Что за магия?
— Ну, извините, я сейчас за троих ем, — Вика разводит руками, заметив, как у меня округлились глаза, — ты что-то хотела мне сказать?
Хотела. Вот только подходящих слов не находится.
И “прости, что была такой дурой и украла у тебя восемь лет твоего счастья” — это, пожалуй, тоже не подходит.
Украла и выбросила, конечно, мне ж самой оно было не надо…
Как я оправдаюсь? Как докажу, что действительно поняла? Что оказаться лицом к лицу с ними, с их жизнью, которую они вопреки всем, кто им мешал, отстроили заново — было слишком для того, чтобы продолжать веровать в собственную правоту.
— Закончи с вишнями, Лик, — Вика фыркает и пожимает плечами, — лучше подумай, что ты скажешь маме. Она должна быть уже вот-вот…
Что я скажу маме?
Что я называла и до сих пор называю мамой другую женщину? Ту, что меня украла, решив, что так ей будет выгоднее жить? Что я три месяца собиралась с духом, прежде чем решиться на это знакомство, хоть и знала, что до него может просто не дойти дело, потому что мама Вики только-только оправлялась после операции на сердце.
Да уж, потрясающие откровения. И я — вся такая потрясающая! Вот бы пришел кто и потряс меня за шиворот. Вдруг мозги бы на место встали!
Неожиданно для себя я увлекаюсь украшением торта. Оказывается, вложить в гнездышки из белкового крема по ягодке — не скука, тоска и сомнительное развлечение для плебеев, которые не могут позволить себе прислугу, а довольно умиротворяющее занятие. За исключением, конечно, тех острых моментов, когда мне приходится оборонять вишню от голодных пальцев Вики.
Которым я все-таки проигрываю одну ягоду, когда из прихожей наконец раздается восторженное: “Бабуля!” — голосом моей веселой племяшки.
Она здесь.
Пришла!
У меня аж в глазах темнеет от паники. А я тут — пальцы в креме, платье — в мелкой мучной пыли, Вика сметала со стола — мне тоже досталось. Да, такую вот неряху вместо дочери Ольга Андреевна вряд ли заказывала.
Нет, ну точно.
Достаточно только посмотреть на Вику, чтобы понять, насколько её планка выше…
Моя паника явно отражается на моем лице, потому что совершенно рассыпаться растерянными горошинами моим мыслям не позволяет Вика.
— Успокойся, — тихонько вздыхает сестра, протягивая мне влажную салфетку, — во-первых, у тебя есть еще минутка привести себя в порядок, там они сначала с Дмитрием Алексеевичем в гляделки наглядятся, а во-вторых... Мама хочет увидеть тебя. Именно тебя. Не меня. Со мной она уже тридцать лет знакома. А тебя — эти тридцать лет оплакивала. Ощущаешь разницу? Да хоть вся в креме вымажись и торт на голову надень, мама и не заметит.
— Откуда тебе это знать… — я это тихонько хнычу. Кажется, это моя глупая маленькая девочка рвется наружу.
— Ну да, откуда, — Вика смеется, проводя ладонью по животу, — Лика, я ведь тоже мать. И ты даже не представляешь, сколько для меня значат мои дети. И кто, ты думаешь, меня этому учил?
Мне хочется зажмуриться и не открывать глаз.