Почему тогда я цепляюсь за обидные слова Оли как за возможность передумать?
Совещание заканчивается, и я некоторое время копошусь. Не специально. Не для того, чтобы задержаться в кабинете подольше. Просто так получается. Давыдов внимателен к тому, как я краснею, заподозрив саму себя.
– Мария Олеговна, всё хорошо? – спрашивает, когда в кабинете не остается никого, включая секретаршу.
– Д-да, – отвечаю онемевшими губами.
– Тебя что-то тревожит?
Только тот факт, что мне хочется попробовать с самого начала, но так не бывает. Невозможно вернуться на ту отметку, где мы были едва знакомы. Невозможно повторить наши первые свидания или поцелуи, или неловкие касания.
Мы вернемся туда, где я буду неуравновешенной женщиной, муж которой не ночует дома. А он даже не поймет, что случилось-то. Я же сама решила повторить, а теперь срываюсь на него, как будто не было между нами семи лет разлуки.
– Всё нормально, не переживай.
Он щурится, и в теплом взгляде его плещется черное золото. Он красив, чертовски красив, так, как не должен быть красив мужчина. Его руки так хорошо ложились на мою талию, его губы были так великолепны.
И я выбегаю как ошпаренная, только бы не выдать своей жадности по отношению к нему.
В приемной меня дожидается Дима. Точнее – он откровенно заигрывает с Ирочкой, которая млеет и розовеет, слушая его истории. Но, когда я выхожу, взгляд директора цепляется за меня.
– Мария Олеговна, разрешите проводить вас до рабочего места, – и галантно открывает передо мной дверь, чем, наверное, вызывает зубовный скрежет у Иры. – Вы обещали мне позвонить, но дерзко обманули. За что вы так со мной?
– Вы же сказали звонить по любому вопросу, а любых вопросов у меня не было, – глуповато отшучиваюсь.
– Тогда, может быть, составите мне компанию за обедом? – Дима опять улыбается.
Всё так же мило, как обычно.
– Да, конечно, давай…те.
– О-о-о, – тянет он. – Нет-нет, мне нравится, что мы перешли на неформальное общение! Маша, для тебя я готов быть самым обычной Димой! Никаких «вы»!
Конечно, Дима – последний бабник и ловелас, который наверняка перещупал всё женское население фирмы, включая сокращенную Валентину Дмитриевну, но что мешает мне пообщаться с кем-то? Вкусно пообедать, может быть, посплетничать?
И не думать о Давыдове.
Проблема заключается только в том (о чем я пока не знаю), что Дима и Влад ходят обедать в один и тот же ресторанчик.
***
Мы заказываем комплексный обед, и я почти равнодушно отмечаю, что здесь он стоит столько же, сколько полноценный ужин в каком-нибудь кафе попроще.
Это место для избранных, раньше я видела такие только в сериалах или на разворотах журналов. Здесь небольшие квадратные столики, устланные белоснежными скатертями. Здесь разложены приборы ещё до момента появления гостей. Официанты невероятно учтивы, они следят за тем, чтоб твой бокал с апельсиновым соком всегда был полон. Если тот опустеет, то несутся к тебе со всех ног.
Мне неуютно. Я чувствую себя чужой. Не понимаю, куда деть салфетку (положить на ноги или отложить в сторонку?), как правильно взяться за приборы.
В прошлой жизни обеды я носила с собой в контейнерах, но решила, что будет как-то странно, если главный бухгалтер начнет искать по этажам микроволновку.
– Попробуй икорный сет, – кивает Дима на меню. – Тебе принесут четыре вида икры. Очень вкусно, я иногда балуюсь. Изредка, когда диетолог позволяет.
Но даже на картинке этот сет выглядит как что-то очень маленькое. Платить почти пять тысяч за четыре куска хлеба и девяносто восемь – я посчитала! – икринок?
Наверное, я никогда не пойму этот мир…
А потом за столик в углу зала садится Давыдов. Я замечаю его не сразу, но после того, как вижу – не могу думать ни о чем другом. Мне, сидящей вполоборота к нему, приходится постоянно нервно коситься, потому что я ловлю каждое движение. Незначительное. Мелкое.
Маша, ты ведешь себя как влюбленная десятиклассница!
– Ты освоилась на работе? – Дима отпивает глоток минеральной воды без газа.
Он уже сообщил мне, что сидит на жесткой диете, ограничивая себя во всем. Чай, кофе, соки – непотребства, которые навсегда исключены из его лексикона. Я уже молчу о чем-то покрепче.
О крепком чае, например, ага.
Он заказывает комплексный обед, состоящий из сплошной травы, и с таким восхищением копошится в ней, как будто кролик. Мне даже стыдно наворачивать куриную грудку, когда рядом со мной поглощают салат.
– Да, уже почти привыкла. Я хотя бы начала понимать, где нахожусь.
– В гадюшнике ты находишься, если честно. Я слышал ту историю про твоего зама. Жесть. Мне она никогда не нравилась. Коза старая.
Давыдов особо не распространялся, но Валерьевича отчитал – за то, что тот не разобрался в ситуации и проглядел злоумышленника. А уже дальше поползли слухи, и к вечеру следующего дня все были в курсе, какая конкретно жаба эта Валентина Дмитриевна.
– Ай, ну её. Не будем.
Я машу рукой и, замолчав, пытаюсь понять всю прелесть здешнего обеда. Жую вдумчиво. Медленно. Точно так же я пыталась однажды понять, чем джинсы за десять тысяч отличаются от джинсов за семьсот рублей. Ходила в них по примерочной, осматривала со всех сторон.
Мне они всё равно были не по карману, но я надеялась, что надену их – и стану на размер меньше, упругой и длинноногой. Увы, я осталась коротколапой Машей с отсутствующим филеем.
Спрашивается, зачем переплачивать?
– Ну, как тебе суп? – спрашивает Дима, и в эту секунду мне приходит смс от Давыдова.
Приятного аппетита
Мой аппетит сразу становится неприятным, потому что мысли улетучиваются и от супа, и от курицы с гарниром. Они перемещаются к Владу, который так и сидит в гордом одиночестве.
На нас он не смотрит, зато увлеченно изучает бутылку минеральной воды.
Ответишь или нет? Отвлекаю?
Что за невыносимый человек!..
– Маш, ты чего молчишь? – спрашивает Дима, насупившись.
– Ага, нормально, – отвечаю невпопад, а сама вбиваю ответ:
Тебе тоже приятного аппетита.
Ты решила пуститься во все тяжкие с Погодиным?
Дима – отличный руководитель, а ещё очень надежный и ответственный мужчина. Он платит алименты сразу трем женам.
Я очень рада за жен Димы. Четвертой становиться не планирую.
Кстати, наша корпоративная этика не поощряет любовные связи на работе.
Это я так, к слову.
А ваша корпоративная этика говорит что-то
про страстные объятия с бывшей женой?
Только то, что неплохо было бы повторить. Например, прямо сейчас.
И следующим сообщением прилетает совсем уже бесстыдное:
Я буду ждать тебя в туалетной комнате.
Конечно же, я никуда не пойду. У меня суп остывает и булка сохнет. Мне не до игрищ Давыдова, который решил вспомнить институтские годы и затащить симпатичную девочку в туалет. Мы взрослые люди, мы подобным не занимаемся (это я себя убеждаю, если что).
Но потом я улавливаю, как Давыдов поднимается с места и исчезает за дверью, на которой написано золотыми буквами «WС».
Он серьезно?!
– Маш, ты о чем-то задумалась? – удивляется Дима.
– А? Я? Нет, спасибо. Пойду умоюсь, тут очень жарко…
Если учесть, что над нами шуршит кондиционер, то мои слова звучат несколько нелепо. Но я уже несусь к двери.
Может быть, для того, чтобы высказать Владу Давыдову всё, что я думаю об его заигрываниях. А может быть, для того…
– Я думал, ты не придешь, – сшибает меня с ног восхитительный голос, и дверь за моей спиной захлопывается.
Я оказываюсь прижата к холодной стене из темного кафеля. Влад отводит мои волосы в сторону, легко касаясь шеи кончиками пальцев, и начинает целовать.
Медленно. Томно. До жути возбуждающе.
Он умеет доминировать. Не в том плане, что подавлять (и уж точно не в том, что у него дома припрятан хлыст!), а в том, в котором мне хочется ему подчиняться. Идти за ним. Становиться податливой в его руках и наслаждаться тем, что тебя ведет сильный мужчина. Ты можешь быть слабой, пока его губы исследуют твою кожу. Ты можешь позволить себе робкий стон, когда его пальцы оглаживают твоё тело.
Ты можешь всё и даже чуточку больше, пока есть тот, кто может направить.
Наверное, именно поэтому мне не хватало Давыдова все эти годы. Я несознательно искала такого же мужчину, как он. Но не находила. Разочаровывалась. Ошибалась. Вновь оставалась одна.
А теперь, когда он рядом, и ненадолго мы можем представить себя теми, двадцатилетними недотепами, я наконец-то могу расслабиться.
Гладить его, чувствовать, вспоминать.
Наш поцелуй восхитительно запретен. Как плод из райского сада, который хочется не просто вкусить, но жадно отведать до конца. Сгрызть это яблоко до основания, до самых косточек, не оставив даже черенка.
И… не только поцелуй. С ним прекрасно абсолютно всё.
«Так же, как семь лет назад», – сказал Давыдов тем вечером, когда вернулся в мою жизнь.
Теперь я понимаю: так же невероятно, так же страстно, так же безрассудно. Так же, как будто ничего не изменилось. Как будто мы прежние. Как будто у нас впереди много времени и куча потенциала.
Но когда всё заканчивается, и мы смотрим друг на друга прежним взглядом, меня накрывает смущением. Я вижу в зеркале краснощекую встрепанную девицу, чьи глаза блестят, а губы неприлично красны. Я заполошно застегиваю блузку, одергиваю юбку.
Давыдов наблюдает. Молчит. Не пытается помешать.
Что между нами происходит?
Кажется, я задаю этот вопрос вслух, потому что Влад несильно морщится.
– Я постоянно об этом думаю, – он удивительно не собран, обводит языком губы. – Зря я пригласил тебя работать…
Так. Если сейчас он меня уволит во имя доброго дела, я расцарапаю первому лицу фирмы его собственное лицо. Мы сейчас зачем вытворяли всё это?! Чтобы он меня выгнал прямо в туалете?