Мне на тот момент было слегка за двадцать пять.
– Не отказывайся, пока не попробуешь, – подмигивает мне Дмитрий и достает клубную карту. – Я только тут вдохновение ловлю. Больше нигде не могу расслабиться.
Это какой-то поехавший мир. Молодежь питается проросшими бобами и луковым супом, а директор крупной фирмы занимается йогой. Я очень извиняюсь, но здесь вообще кто-нибудь накатывает?!
– Я не смогу заниматься, – качаю головой и показываю на свою узенькую юбку-карандаш.
– Мы пойдем на медитации, там не нужна форма. Тебе жизненно необходимо расслабиться, убрать нервное напряжение. Смотри, как зажата, – его пальцы ложатся на мои плечи, но я отскакиваю в сторонку. – Да прекрати шугаться. Не покушаюсь я на твою честь. Ты сама не своя, нельзя в таком состоянии возвращаться на работу. Обещаю, через полчаса выйдешь новым человеком.
Короче говоря, мы проходим через улыбчивого администратора, которому Погодин на ушко шепчет, чего конкретно мы хотим. А затем он затаскивает меня в зал, уставленный кушетками. Играет расслабляющая музыка, такая, знаете, раздражающая, неторопливая, будто улитка, что ползет по стеклу. Зал пуст, не считая нас.
– Ложись, тебе понравится, – двузначно намекает Погодин, и я плюхаюсь на кушетку.
Подкладываю валик под голову, тяжко вздыхаю.
Зачем только соглашалась…
Выключается свет, и мы остаемся в кромешной темноте. В колонках потрескивает огонь.
Я задумываюсь над тем, что это мог бы быть самый внезапный опыт в моей жизни. Не удивлюсь, если вместо медиатора (или как называется человек, отвечающий за медитацию?) ко мне подсядет Дима и скажет: «А теперь мы будем медитировать… в самых разных позах…»
Но, хвала небесам, у Погодина таких крамольных мыслишек не появляется. Он лежит где-то в отдалении и, наверное, наслаждается процессом. Ловит вдохновение, цитируя его самого.
Проблема в том, что медитация проходит мимо меня. Я думаю о Давыдове. Вспоминаю. Злюсь. Планирую то ли начистить ему морду, то ли тихо-мирно забрать документы.
А потом…
…засыпаю под убаюкивающие слова и отвратительную музыку.
– Эй, спящая красавица, вставай, – раздается над моим ухом. – Ничего себе, как тебя вставило. Ну что, ты расслабилась?
– Э-э, да, – вру, потому что за время дрёмы у меня затекла шея и покалывает пальцы от неудобной позы.
– Необычная реакция на медитативную практику, – продолжает вполне искренне восхищаться Дима. – Готова вернуться к работе?
Он весь такой искренний в своей любви к медитациям и здоровому образу жизни, что у меня язык не поворачивается сказать: «Прости, но я не слышала ни слова».
– Да, я определенно полна энергии.
Полна энергии и решимости уволиться. Без лишних драматических этюдов. Просто положу заявление на стол, отработаю две недели, получу одну-единственную огромную зарплату и забуду о Давыдове как о самом страшном сне.
– Как-нибудь повторим? – воркует Дима, когда мы выходим из студии йоги. – По-моему, было классно.
Он взъерошивает светлые волосы, весь такой одухотворенный, аж тошнит.
– Да… или нет… пока сложно сказать.
Я поправляю на себе блузку, которая сбилась набок во время сна. И самым краем глаза, где-то на границе между зрением и осязанием ощущаю, как в скулу Погодину прилетает кулак.
***
Если бы мне сказали семь лет назад, что холодный как камень, рациональный Давыдов налетит на кого-то с кулаками – я бы долго ржала и крутила у виска пальцем. Влад – тот человек, который попросту не умеет злиться, разъяряться или думать телом, а не разумом.
В наших отношениях скорее я была драчливой фурией, а Давыдов – моей адекватной стороной.
Помните, я говорила, что Влад никогда не опустится до мордобоя?
Кажется, я ошибалась…
Они с Погодиным скатываются со ступенек, причем Дмитрий даже особо не сопротивляется. Только пытается стащить с себя босса и пыхтит:
– Да что не так?! Да что я сделал-то?
– Ты больше никогда не тронешь ее, – рычит Давыдов, заставляя меня закашляться.
Это он про меня?! Это меня нельзя трогать?!
Всё ещё: семь лет назад я бы бухнулась в обморок от такого открытия. Давыдов умеет ревновать. Он залихватски дерется и мастерски владеет правым хуком. Картинка, прямо скажем, завораживающая.
Но сегодняшнюю Машу Сергеенко собственнические инстинкты Давыдова бесят. Потому что нельзя сначала оттолкнуть человека, а потом начать дубасить конкурентов. Прямо посередине дня. Напротив пафосного бизнес-центра.
Я влезаю между двумя директорами – так сказать, главным и побочным – и отвечаю, четко проговаривая каждое слово:
– Не тебе решать, кто может меня трогать.
– Так я тебя и не трогал, – обиженно бурчит Погодин, прижимая к разбитой губе платочек. – Влад, ну ты чего? Я же не конченный. Я никогда не полезу к руководящему составу! Мы занимались медитацией!
– Чем? – удивленно смотрит на меня Давыдов.
Я развожу руками, мол, а чего такого необычного. Да, медитации. Я вообще-то ценю свой внутренний мир и развиваю его. В перерывах между сном и поеданием мяса, угу.
– Слушай, а с каких пор ты так рьяно оберегаешь главных бухгалтеров от посягательств на их невинность? – начинает заподазривать что-то неладное Погодин и переводит взгляд с Давыдова на меня. – Я чего-то не знаю?
– Ещё одно слово, и ты будешь уволен.
– Да прекрати сходить с ума! – Я негодующе машу рукой. – Никто ни с кем ничего не делал. Уяснил, да? А даже если бы и делал, ты мне никто, чтобы запрещать.
– Я твой муж.
– Что-о-о-о… – еще чуть-чуть, и в Диминых глазах появятся знаки вопроса как у героя мультфильма.
– Бывший!
– Давыдов, ты был женат?!
– Ключевое слово: «был», – язвительно подтверждаю я. – Дим, верни меня, пожалуйста, на работу. Мне срочно нужно написать заявление по собственному желанию.
Влад никак не реагирует, только смотрит куда-то сквозь меня. Мы с Погодиным возвращаемся в его тачку, и на всякий случай я блокирую дверь.
– Расскажешь, как так вышло, что ты – его бывшая жена?
Дима разгоняется, и вскоре здание бизнес-центра остается позади вместе с Давыдовым.
– Нечего рассказывать. Мы были женаты и мы благополучно развелись. Всё, конец истории.
– М-да. Я чуть не предложил какую-нибудь непристойность бывшей девушке босса, – он широко улыбается.
– Ты же говорил, что не спишь с руководящим составом.
– Конечно, не сплю, – ухмыляется Погодин. – Там все либо мужики, либо женщины глубоко за пятьдесят. Вот с тобой бы я попробовал. – Он тотчас убирает обе руки с руля и поднимает их над головой (насколько это возможно в низеньком салоне авто). – Но я не буду! Я же не самоубийца! Обалдеть, у нашего праведного шефа была жена! А ещё друг, называется. Ни слова мне не сказал.
– Вы дружите?
Удивляюсь. Не представляю весельчака Дмитрия, поедающего салаты и прыгающего в трико по залу йоги, вместе с моим Давыдовым. Нет, не так. С тем Давыдовым, который когда-то был моим, но давно потерял этот статус.
– Видимо, уже нет, – мужчина трогает набухшую губу. – Сергеенко, ты – роковая женщина. Тебе кто-нибудь говорил об этом?
– Угу, постоянно.
В моих фантазиях.
***
Я думаю, как бы объявить девочкам из бухгалтерии о своем скоропостижном увольнении. Во-первых, чтобы избежать лишних вопросов. Во-вторых, чтобы не видеть искреннюю радость на их лицах, ибо «эта педантичная овца наконец-то отчалила!»
После сокращения главной заводилы мы нашли общий язык даже с самыми неразговорчивыми. Например, я знала, что у Любы пять кошек («ну а куда их девать?») и ни одного мужа, а у Светы, наоборот, два мужа (оба бывшие) и ни одного кота. Наташа – многодетная мать, а Лида занимается кикбоксингом.
Такие вот разносторонние девочки.
А теперь – всё.
Я нахожу в сумке флэш-карту и прикладываю её к заявлению.
– У себя? – коротко интересуюсь у Ирочки, которая вновь залипает в телефон.
– Не-а. Что-нибудь передать?
Ух, это новый шаг в наших отношениях! До сегодняшнего дня помощник руководителя даже внимания на меня не обращала. Я для неё была таким масштабным пустым местом.
Я смотрю на заявление в своих пальцах. Не хочу видеть Давыдова. Не хочу общаться с ним, выслушивать его объяснения. Соблазн оставить бумагу Ире и гордо удалиться очень велик, но ведь тут ещё и флэш-карта. Не могу же я просто отдать её незнакомому человеку?
Или могу?
Что случится-то, если она пять минут побудет у неё?
Я сворачиваю из заявления конвертик и, вложив внутрь флэшку, запечатываю её клеем-карандашом, который беру тут же, у секретарши.
– Спасибо, – кладу конвертик на стойку. – Владислав Евгеньевич поймет, о чем речь.
– Хорошо, – девушка равнодушно цапает бумагу и кидает к папке с документами, даже не заинтересовавшись содержимым.
Ну, что ж. Почти всё.
Интересно, Давыдов заставит меня отрабатывать две недели или отпустит прямо сейчас? Насколько он человечен к бывшим женам?
Так, осталось сообщить девчонкам.
Но в коридоре меня перехватывает Погодин, всё такой же побитый (кстати, ему идет, добавляет этакой изюминки) и взъерошенный.
– Ты не уволишься, – категорично заявляет он, утаскивая в сторону своего кабинета.
– Это ещё почему?
– Потому что Влад бывает резким, а между вами вообще происходит какая-то дичь. Но я разведал обстановку среди своих, и они говорят, что «новая бухгалтерша вроде ничего так». Не в плане зачетной фигуры. Ты – хороший начальник, не пори горячку. Если уж мои предвзятые девахи тебя оценили, что говорить об остальных? Дай Давыдову шанс исправиться.
– Вообще-то он тебя избил, – напоминаю, но всепрощающий Дмитрий только улыбается.
Той самой своей улыбкой, неестественно приятной, сахарной до приторности.
– Шрамы украшают мужчин и нравятся женщинам. Ты мне симпатична, Сергеенко. В нашем коллективе мало адекватных людей. Так что выключи бабу и включи главбуха.
Эта его фраза, «выключи бабу», ранит меня особенно сильно. Неужели со стороны я похожу на истеричную особу, которая пользуется своим положением для запугивания? Мол, я сейчас как уволюсь, как все пожалеют!