– Вы всегда мечтали стать писательницей? – интересуется Ана.
– Нет. Долгое время я вообще не знала, чего хочу.
– Ну что ты! – протестует Фиона. – У тебя всегда была склонность к сочинительству. Взять хотя бы твои дневники.
– Мои дневники?
– Помнишь, одно время ты вела дневник?
– Я подозревала, что его потихоньку читает мама, – объясняю я гостям, – и чтобы ее в этом уличить, начала добавлять выдуманные истории.
– Эль сочиняла прелестные рассказы о старшекласснике, который якобы был от нее без ума, – рассказывает женщинам Фиона. – Ты еще зашифровала его имя – видимо, чтобы никто даже смутно не догадался, о ком речь.
В памяти всплывают отрывки записей… К щекам приливает кровь. Все начиналось как безобидные девчачьи выдумки: то описания комплиментов, которые он шептал мне на ушко, то рассказ о случайной встрече в коридоре, где он украдкой коснулся моей руки. Постепенно записи превратились в целый роман с тайными поцелуями и объяснениями в любви.
Ловушка сработала. Однажды в обед мать позвала меня на кухню. На столе стояли две чашки чая и тарелка с куском глазированного лимонного пирога, от одного вида которого у меня всегда текли слюнки. «Мне тут птичка на хвосте принесла…» – начала мать. Услышав эту фразу, я чуть не прыснула от смеха, однако решила пока молчать. Мать делилась своими тревогами, ее беспокоил интерес старшеклассника, серьезен ли он или так…
А я выжидала подходящий момент, чтобы завопить: «Попалась! Ты читаешь мой дневник!» Правда, вскоре до меня дошло, что от моего объяснения, почему история выдумка и зачем я это подстроила, мне же будет хуже. В любом случае, рассказ вышел симпатичный. Мне понравилось переживать описанные эмоции. Поэтому я ответила: «Конечно, мама, я понимаю». Она как будто удивилась, но потом расслабилась. Мы обнялись и съели пополам второй кусок лимонного пирога.
В течение следующих дней я начала сочинять историю охлаждения наших чувств с Р. Подробно описала прощальные слезы, объятия и длинное письмо, которое он подбросил мне в шкафчик в раздевалке. Мать кидала на меня все менее настороженные взгляды, явно внимательно следя за каждой записью.
Теперь я обращаюсь к Фионе:
– Ты раньше не говорила, что читала мой дневник.
– На правах старшей сестры, – подмигивая, отвечает она. – Мне все равно нравились твои рассказики. Кто бы мог подумать, что однажды ты начнешь зарабатывать этим на жизнь?
На моих губах играет улыбка, хотя в душе я чувствую себя униженной: не только потому что Фиона читала мой дневник, а потому что меня выставили лгуньей.
– По-моему, бесчисленные отсылки к Платону и Гомеру немного утомляют, – говорит Лора, когда мы наконец начинаем обсуждать книгу.
Тема сегодняшнего вечера: «Тайная история» Донны Тартт.
– А мне это в книге больше всего понравилось, – возражает Ана.
– Ничего другого от тебя и не ждала, – заявляет Мейв. – У тебя ведь степень не то по древнегреческой литературе, не то по теологии?
– По философии, – поправляет Ана. – Работа в кофейне – так, прикрытие. В душе я философ. – Она усмехается.
Кажется, мне нравится Ана. Надеюсь, мы подружимся.
– А вы изучали английскую литературу? – обернувшись ко мне, спрашивает Лора.
Тут главное – правильно сформулировать ответ.
– Я начинала изучать английскую литературу в Кардиффском университете, но любви не случилось, и после первого курса я ушла, – говорю я как можно беззаботнее, с улыбкой в голосе.
По моему опыту, стоит лишь замяться, показать неуверенность, так люди сразу прицепятся, кинутся выспрашивать, расследовать…
Я отхожу к окну и, открывая створку пошире, задеваю край шторы. Краем глаза замечаю в ткани какое-то движение, трепет – и вдруг чувствую на щеке легкое скольжение крыла.
Естественная реакция не заставляет себя ждать: с визгом, размахивая руками, я пячусь назад. Ни воцарившееся в комнате молчание, ни ошарашенные взгляды гостей, перепуганных моей лихорадочной жестикуляцией, – ничто меня сейчас не волнует, кроме застилающего глаза животного страха.
Я вжимаюсь в стену.
С другого конца гостиной раздается мягкий, успокаивающий голос Фионы:
– Эль, все в порядке. С тобой все в порядке. Я ее выпущу. – Сестра направляется к окну. – Завели себе бабочкофобию, мотылька боятся, – беспечным тоном говорит она женщинам, пытаясь сгладить впечатление от выходки.
В ушах стучит кровь. Мысленно я повторяю себе, что опасности нет, бояться нечего. Я часто дышу и часто моргаю, а тело застыло, словно каменное.
Взгляд прикован к Фионе. Она ловит мотылька в ладони, как в клетку, выпускает его на волю, быстро захлопывает створки и поворачивает ручку вниз.
Несколько секунд мотылек бьется в стекло, а затем исчезает в ночи.
Какое-то время я смотрю на черноту за окном и, наконец, медленно выдыхаю.
Все взгляды устремлены на меня.
Что за унижение! Заливаясь краской, дрожащим голосом я извиняюсь перед гостями.
– Бабочкофобия… – произносит Лора. – Надо же! Никогда о такой не слышала.
– Моттефобия, – поправляет Ана и ласково обращается ко мне: – Это у вас давно?
– Да, – отвечаю я, не глядя Ане в лицо.
– Ну нет, в детстве за тобой такого не водилось, – как настоящий педант возражает сестра. – Ты была грозой насекомых, ловила всех, кто помещался в твою коробочку с увеличительным стеклом, – муравьев, пауков, мотыльков, божьих коровок…
– Правда? – мямлю я. – Значит, отклонения появились позже.
Фиона подливает в бокал вино и протягивает мне.
– Выпей.
– Просто не верится, что вы боитесь мотыльков, – говорит Лора без тени недоброжелательства, хотя в интонации неподдельное изумление. – Они же безобидные!
Я заставляю себя изобразить улыбку.
– Я знаю.
Начинается обычная суета перед уходом гостей: последние глотки вина, поиск сумочек, застегивание пальто, слова благодарности, проводы до дверей.
Еще не оправившись от шока после неожиданной встречи с мотыльком, я придерживаюсь рукой за косяк. Дом пустеет на глазах. Ужасно хочется позвать гостей обратно, попросить задержаться подольше, не бросать меня здесь одну…
Последней уходит Лора. Уже шагая через порог, она вдруг останавливается и оборачивается ко мне.
– Ой, чуть не забыла! Я же кое-что принесла! Называйте это как хотите. Хоть подарком на новоселье, хоть приветственным корнуоллским подарком…
Порывшись в сумочке, Лора достает красиво упакованную коробочку.
– Лора… – смущенно начинаю я, но она отмахивается.
– Как только я это увидела, то сразу поняла, что вам понравится.
Я осторожно разворачиваю обертку. Как неловко! Зарплата у Лоры скромная, библиотекарская, – а она тратит ее на подарок!
– Вот! – восклицает она, когда я извлекаю из коробочки кружку. – Просто создана для вас!
На кремовой поверхности надпись черным печатным шрифтом: «Осторожнее, а то станешь героем следующего романа!»
– Спасибо, – с чувством благодарю я.
Ее лицо становится серьезным.
– Не могу не спросить… В чем ваш секрет?
Я растерянно моргаю, обдумывая вопрос.
Глаза Лоры искрятся от выпитого вина.
– Вы что-то от нас скрываете! – заявляет она. – И мне интересно: что именно?
Я мотаю головой.
– У меня…
– Смотрите, вам едва за тридцать, а вас уже особняк и мировая слава. С чего вдруг на вас это свалилось? Кого вы убили?
С улицы доносится мерный рокот волн, на другом конце подъездной дорожки хлопает дверца автомобиля. Губы Лоры неожиданно расплываются в широкой улыбке.
Она шутит, разумеется, шутит!
Я тоже начинаю улыбаться.
– Все мои убийства строго на бумаге.
– Я же ваша поклонница номер один! Все проверить – моя задача! – Лора весело машет рукой, разворачивается и, перейдя дорогу, запрыгивает в машину к Мейв.
Урчит мотор, вспыхивают фары, все возвращаются домой к мужьям и детям. Морозный воздух щиплет щеки. Я стою на пороге до тех пор, пока в конце гравиевой дорожки не исчезает последний автомобиль. Теперь можно закрывать дверь.
По шее внезапно бегут мурашки, меня охватывает неприятное ощущение. Похоже, за мной наблюдают. Я оборачиваюсь.
Сенсорные фонари погасли, подъездная дорожка окутана темнотой. Потягивающий от обрыва ветер сочится мимо меня в открытый проем. Озаренная светом прихожей, я продолжаю стоять на верхней ступеньке.
Никого здесь нет. Просто нервы шалят.
И все-таки край глаза замечает признак жизни – слабое оранжевое сияние, крохотный огонек. Прищурившись, я вглядываюсь в черноту.
Неожиданно вспыхивает соседский фонарь, подсвечивая фасад дома. На пороге с сигаретой в зубах, привалившись к двери, стоит Марк и смотрит прямо на меня. Ни улыбки, ни приветственного взмаха рукой – просто буравит издалека сумрачным взглядом.
Какое-то время мы молча глядим друг на друга. Наконец Марк медленно поднимает правую руку и, будто дуло пистолета, направляет на мою голову два пальца – так сперва кажется.
У меня перехватывает дыхание. Я растерянно моргаю, наваждение исчезает – это ладонь, мне машут открытой ладонью.
Глава 11Эль
Глубокая, словно океан, темнота. Четыре часа утра. Медленно, но верно меня засасывает безмолвие.
Всего несколько часов назад в доме кипела жизнь, звенели разговоры книжного клуба. А теперь никого. Тишина все гуще, все осязаемее.
Сидя на кровати, точно на необитаемом острове, я думаю о Флинне.
Как бы хотелось, чтобы он был со мной!
Когда мы познакомились, Флинн жил с тремя друзьями в съемном доме. Его комната представляла собой чулан, где помещалась только вешалка-перекладина для двух пар джинсов и горстки свитеров да узкая кровать, на которой мы проспали в обнимку целых четыре месяца. Прижавшись к спине Флинна, я упиралась коленями в теплый изгиб его согнутых ног и слушала медленный, успокаивающий ритм дыхания.
В то время я прекрасно спала.
А на этой кровати… Она слишком огромна. Другая стор