– Просто удали, – предлагает сестра. – Люди быстро забудут, что ты писала.
– Только это прочитали уже несколько тысяч человек. – Я прокручиваю комментарии.
МэттХ: Неудачные дни бывают у всех, все получится!
КриссиЭдж: Я называю себя писателем, хотя издательства отвергли пять моих рукописей.
СьюРТерм: Мы в вас верим! Обожаю вашу первую книгу.
Книгочей101: Эль, вам не идет чертыхаться.
В горле клокочет ярость. Разумеется, у Книгочея101 на все есть мнение! И этот менторский тон – как родитель с неразумным ребенком. Книгочей101 ничего обо мне не знает! Как и все остальные. Мне хочется кричать прямо в экран, сообщить Книгочею101 и прочим подписчикам, что последний пост – единственный правдивый из написанных за эти недели!
Фиона внимательно на меня смотрит.
Я так сильно сжимаю телефон, что побелели кончики пальцев, поэтому я отодвигаю мобильник в сторону, пытаясь придать лицу расслабленное выражение.
– Прости… В голове не укладывается, что я натворила такое. Пост увидел мой редактор. Она недавно прислала мне сообщение с просьбой создать вокруг книги «больший ажиотаж».
– Эль, ты измотана. В твоем состоянии немудрено ошибиться. Первые три месяца после рождения Дрейка я даже имя свое не помнила. Не переживай! Проблема легко решаема: удали пост, извинись перед редактором и напиши о книге что-нибудь жизнерадостное.
Прекрасный, разумный совет. Глубоко вздохнув, я выполняю пункты, предложенные Фионой.
Когда я заканчиваю, сестра ставит передо мной бокал вина.
– Завтра ты посмеешься над этой историей.
Я бросаю на пол сумку и скидываю ботинки. Желудок еще не совсем в порядке после отравления, да и от усталости я буквально валюсь с ног. Надо было ехать с похорон прямиком домой! Из-за визита к Фионе я доберусь до письменного стола позже, чем могла бы.
Настало время традиционного ночного обхода. Я стараюсь не обращать внимания на участившийся пульс. Начинаю с кухни, проверяю черный ход, окна, закрываю плотно шторы. По пути к винному погребу включаю радио – болтовня ведущего меня успокаивает, – отпираю дверь и, не переступая порог, заглядываю внутрь. В нос ударяет холодный, пахнущий землей воздух. Я быстро запираю дверь и направляюсь в гостиную, включая по ходу следования светильники.
Чем тщательнее моя проверка, тем больше времени она занимает. Я заглядываю за диван, за кресла, за дверь, тяну шторы. Понимаю: пора остановиться. Мое поведение ненормально. Едва узнаю саму себя в этой перепуганной неврастеничке.
Вру. Неврастеничка мне хорошо знакома. С моих двадцати лет она взяла бразды правления в свои руки, уверяя, что я слаба, труслива и уязвима. Похоже, те странные, изломанные годы крадутся за мной, преследуют и вот-вот настигнут.
Осмотрев первый этаж, я иду наверх и на лестнице наступаю в мокрое – на деревянной ступеньке лужица воды. Откуда ей тут взяться? Я ничего не разливала.
Пока я раздумываю о происхождении лужи, что-то легкое падает мне на макушку. Трогаю волосы – капля.
Запрокидываю голову. С потолка сочатся бусины влаги.
В ужасе бегу наверх. Откуда же течет? Нога наступает в одну лужу, в другую, вода ручьем струится по деревянным лакированным ступеням.
В растерянности я упираюсь рукой в стену – она тоже влажная.
– Что за…
Сверху доносится шум льющейся воды. Я гоню себя вперед по опасно затопленной лестнице. На последнем этаже включаю свет, и моим глазам предстает следующая картина: дверь ванной распахнута, кран открыт на полную мощность – напор такой сильный, что вода, не успевая уходить в слив, выплескивается из раковины на пол.
По щиколотку в ледяной воде я бреду закрывать кран.
– Господи… – ахаю я, оглядываясь вокруг.
Вот это разрушения! Затоплена ванная, затоплена лестничная площадка. Прошлепав к кабинету, я со страхом открываю дверь: за дверью лужа в метр шириной, остальное, к счастью, не пострадало.
Не протекла ли вода сквозь потолок в другие комнаты этажом ниже? Я возвращаюсь на лестницу, осторожно спускаюсь на второй этаж, захожу в спальню, включаю свет – и холодею от ужаса: с потолка течет. Темные капли усеивают одеяло будто брызги крови. Внутри меня все сжимается, хочется повернуться и бежать куда подальше.
Но нельзя.
Глубоко вдохнув, я приказываю себе успокоиться. Надо включить разум и логику и попытаться минимизировать ущерб.
Действуем!
Вооружившись шваброй, ведром и грудой полотенец, я начинаю уборку с самого верха – с затопленной ванной, – затем обхожу по очереди остальные комнаты. Масштаб разрушений убийственен: ковры и мебель мокры насквозь, по стенам потеки, залиты розетки и выключатели.
Вскоре сухие полотенца заканчиваются, приходится выжимать использованные, что нелегко; мышцы рук горят от напряжения. Разместить такое количество влажных полотенец и промокшего постельного белья негде, я вынуждена развешивать их на перилах балкона в спальне.
В свете полной луны серебрятся гребни волн. Пока я перевожу дух, созерцая ночной пляж, у меня возникает неприятное ощущение, что на берегу кто-то есть – и этот кто-то смотрит на меня.
До кровати я добираюсь только к трем часам ночи. Постель в гостевой спальне накрахмаленная, жесткая; я ворочаюсь с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее. Противно пахнет мокрой древесиной.
Где-то в недрах дома продолжает капать вода. Мало-помалу назойливый звук поглощает даже мои мысли: все внимание сосредоточено на невидимом, мерном капанье.
Ну что я за тупица?! Такие ошибки мне не по карману. Мрачные думы о понесенном ущербе вгоняют меня в панику: ковры придется отпаривать, испорченную краску – перекрашивать, доски на полу вздуются…
Произошедшее не укладывается в голове. Я прекрасно помню, как, растерянная, оглушенная, проснулась в ванной на полу с ковриком под щекой; как поднялась на подкашивающихся ногах и уцепилась за раковину; как чистила зубы; как жгло лицо от ледяной воды… Неужели я не закрыла кран? Возможно. Я тогда плохо соображала, да еще спешила на похороны, бегала по комнатам как ошпаренная.
И все равно что-то не стыкуется. Если я чистила зубы, то почему в раковине пробка, которую я обычно почти не использую? Пытаюсь вспомнить миг, когда поворачивала кран. Неужели я сначала заткнула отверстие пробкой? Вряд ли.
Хотя с чего такая уверенность? Сколько у меня в последнее время было промахов, сколько ошибочных выводов!
Усевшись на кровати, я сжимаю пальцами лоб. Вдалеке за стенами дома шумят, плещут о темный берег волны.
Если я все-таки себе верю, если я твердо знаю, что не закрывала раковину пробкой и не оставляла кран открытым, напрашивается одно-единственное объяснение: это сделал кто-то другой.
Глава 20Эль
На следующее утро я с удовольствием рассматриваю извлеченные из принтера теплые страницы своей рукописи. Чернила, тонер, запас бумаги – вот о чем следует думать. Сейчас не до запаха сырости, пропитавшего весь дом, не до последствий наводнения. Потом разберусь.
Мобильник стоит на беззвучном режиме, Интернет отключен – отвлекаться не на что. В кабинете только я и мой роман.
Я выравниваю стопку страниц, скрепляю уголок огромным зажимом и с чашечкой дымящегося кофе усаживаюсь в кресло для чтения.
На титульном листе заглавие: «Книга 2, Эль Филдинг». До срока сдачи две недели, но я до сих пор не представляю, как закончить роман. Работа писателя в том, чтобы сплести сюжетные нити воедино, натянуть их и довести читателя до кульминации – разгадки тайны.
Я набираю в грудь воздуха, внутри все дрожит.
Мне страшно читать собственную книгу.
Пальцы решительно сжимают пачку страниц. С места не встану, пока не дочитаю: надо управиться за один присест, оценить историю свежим взглядом – она сама подскажет, какую выбрать концовку.
А если концовка мне не понравится?
Понравится – не понравится, выбора нет. Не сдам роман – потеряю дом. Такова жизнь.
Иначе к чему были мои старания и жертвы?
Затуманенным взглядом я смотрю вдаль, туда, где море и небо сливаются в мерцающую серебристо-серую полосу горизонта.
Я так верила, что окончание истории сложится само, откроется, как открываются цветочные лепестки, демонстрируя миру блестящие, усеянные пыльцой тычинки. Но ничего подобного не произошло. Ни единого намека на следующие события. Как же привести это к логичной развязке?
«От тебя никакого толку!»
«Обманщица, самозванка!»
В сердцах я швыряю пустую кофейную чашку на пол. Тишину раскалывает звон фарфора, брызгают в стороны осколки.
Согнувшись пополам, я обхватываю голову руками и зажмуриваюсь. Неужели это все, что у меня есть в результате? Негусто…
Когда-то во время прямого эфира в «Фейсбуке» я сказала: «Пишите правду».
Могу ли я последовать собственному совету?
Хочу ли я ему следовать?
Я принимаюсь собирать острые фарфоровые осколки, а мыслями уношусь к главной героине: какая она молодая, какая гладкая, нежная кожа у нее на ладонях… Я неосторожно сжимаю кулак, и в руку впивается осколок чашки.
Фарфоровые обломки с грохотом падают в пластиковое мусорное ведро под письменным столом. Я рассматриваю свою ладонь, ее бледную сердцевину. В голове начинает зреть-наливаться идея. Я открываю ноутбук и печатаю: «Тишину раскалывает звон фарфора…»
От работы меня отвлекает громкий стук во входную дверь. Даже не заметила, как стемнело!
Проверяю часы. Семь вечера. Гостей на сегодня не намечалось.
Я начинаю нервничать.
С тоской смотрю на экран: текст течет рекой, жалко отвлекаться. Не стану открывать, кто бы там ни заявился, буду писать.
Пальцы вновь летают по клавиатуре, взгляд прикован к монитору. Я погружаюсь в роман, в мир, сотканный из слов.
Тук-тук!
Пальцы разочарованно сжимаются.
Разумеется, нежданный визитер в курсе, что я дома: на дорожке стоит автомобиль, в окнах горит свет…
Я неохотно отодвигаю стул и, выйдя на лестничную площадку, выглядываю в окно. Странно – на ярко освещенной дорожке припаркована только моя машина. Ко мне пришли пешком?