– Ты сама веришь, что «всего раз» – последний? – Он смотрит на меня, его перекошенное лицо выглядит чужим, словно передо мной незнакомец. Я вспоминаю человека, бродящего вокруг дома несколько ночей назад. – Люди не меняются, Эль.
– Билл, она тебя любит! Поговори с ней!
– Если мы поговорим, игре конец.
– Что тогда делать?
– Может, я тоже кого-нибудь трахну, – зло роняет Билл мрачным голосом. – Хоть садовую скамейку.
Мне становится не по себе – будто долетело эхо из прошлого. Щелкнул невидимый тумблер, и атмосфера неуловимо изменилась. Где-то я ошиблась, недооценила ситуацию.
Бывает, вроде хорошо знаешь человека, а он вдруг открывается с неожиданной стороны – выкидывает такое, что только воздух ртом ловишь. Подобные случаи тебя меняют, заставляют сомневаться в своих силах, суждениях и безопасности.
И похоже, сейчас как раз такой случай… Точно стоишь на мелководье, а перед тобой вздымается волна-убийца. Меня выдергивает из настоящего и швыряет в прошлое, в маленький кабинет с деревянным письменным столом и металлическим шкафом для документов.
Я не понаслышке знаю, как парализует, насколько делает уязвимым страх. А ведь всегда считала, что в случае опасности буду кусаться, царапаться, пинаться, бороться…
Увы, я ошибалась.
Билл подходит ко мне… Когда я ощущаю первое касание и скользящие по моей шее пальцы, во мне пробуждается первобытная ярость. Кровь кипит, мышцы горят – повинуясь инстинкту, я с силой толкаю его в грудь.
Шаг назад, глухой удар, брызги стекла… и тишина.
Я растерянно смотрю на место, где когда-то стоял кофейный столик. Трудно теперь догадаться, какой он был формы – от него осталась лишь деревянная рама с ножками. Пол усеян стеклом, в россыпи сверкающих осколков лежит Билл.
Не незнакомец, а мой зять, Билл.
Он начинает подниматься, с него, звеня, осыпается стекло – лишь тогда я прихожу в чувство. Руки дрожат, пол, точно море, качается под ногами.
Билл произносит какие-то слова, но я ничего не слышу, кроме шума крови в ушах.
Свирепо глядя на меня, с побелевшим лицом, он встает на ноги, с его плеч дождем падают осколки.
В ушах щелкает как при посадке самолета, слух возвращается.
– Что за черт?! – ревет Билл.
– Я… я думала… ты хотел… – Я умолкаю.
– Что хотел?
– Не знаю.
– Эль, ты плакала! Я хотел тебя обнять!
Я трогаю лицо, под глазами мокро.
– Я не соображала… – бормочу я, смущенно мотая головой.
Он чистит брюки, вытряхивает кусочки стекла из туфель, разворачивается и идет к двери.
– Билл, подожди!
Билл останавливается, оглядывается.
– Ты решила, я к тебе подкатываю, да? Поэтому у тебя ТАКАЯ реакция? Ты швырнула меня через всю комнату! Вот уж не предполагал, что я так омерзителен.
– Билл, я…
Прервав меня взмахом руки, он разворачивается и уходит.
Стук шагов до порога. Шум отворяемой двери. Поток прохладного воздуха. Хлопок. Дверь закрыта.
Я прислушиваюсь к звукам с улицы. Слабый писк автосигнализации, глухой щелчок – дверца открывается, дверца закрывается. Урчания заведенного мотора не слышно, только тихий шелест колес по гравию да удар днищем о край выбоины на обочине.
Уехал.
Я закрываю глаза. Воспоминания свежи и ярки, точно не успевшая свернуться кровь.
Осколок стекла с легким звяканьем падает со свитера на деревянный пол. Я поднимаю его, верчу между пальцами. Неужели когда-то эта крошка составляла часть стола? Даже не верится – так сильно изменилась форма…
Вот был Билл – и в то же время не Билл.
Я – и в то же время не я.
Я иду в прихожую, стараясь не смотреть в окаймленное золоченой рамой зеркало – не хочется видеть ни бледное бескровное лицо, ни черноту зрачков.
В голове на удивление всего одна мысль – как описать произошедшее? Как описать силу пальцев, запястий, плеч, отшвырнувших Билла?
В этих размышлениях я поднимаюсь по лестнице в кабинет.
Резким движением Эль опрокинула стопку с огненно-красной жидкостью. Жгучая! Улыбнувшись Луизе, она с грохотом поставила пустую рюмку на барную стойку и направилась к ярко освещенной террасе ночного клуба – из жаркого зала в весеннюю ночную прохладу.
На выходе курил Люк Линден.
В животе запорхали бабочки: а ночка-то многообещающая…
– В этом городе… – Он глубоко затянулся сигаретой. – …невозможно хоть где-нибудь расслабиться инкогнито. Теперь и вам известно, что я любитель третьесортных забегаловок и валлийских регги-певцов.
Над ухом затараторила Луиза. Кокетливым голоском она сообщила, что в восторге от сегодняшних клубных исполнителей, что «обожает регги» и что несколько месяцев назад открыла потрясающую новую группу, которую Линден «непременно должен послушать».
Не обращая внимания на трескотню подруги, Эль рассеянно водила ладонями по подолу своего коротенького темно-синего платья – ей нравились ощущения: тело казалось невесомым, мягким, теплым, податливым, как бывало у нее всегда после изрядной порции алкоголя.
Когда Луиза отвернулась к сцене, указывая на выступающих певцов, Люк Линден скользнул взглядом по платью Эль, затем посмотрел ей в лицо – уверенно, беззастенчиво, а не робко, как это делали ее ровесники.
Эль приоткрыла рот и улыбнулась, так, как не делала этого прежде, – будто для поцелуя.
Люк Линден едва заметно кивнул, словно заключая соглашение, словно между ними появилась определенность. По ее телу пробежала дрожь.
Луиза обернулась.
– Хотите посмотреть поближе?
– У меня совещание рано утром, надо быть в форме, – ответил Люк Линден и, потушив сигарету, пожелал им доброй ночи.
То ли из-за шума на террасе, то ли из-за растекшегося по венам алкоголя, Эль его намек пропустила.
Расстроенная уходом Линдена, она вернулась в бар и заказала им с Луизой еще выпивки. Они танцевали и пили, пили и танцевали, ноги горели, кожа блестела от пота. Только к закрытию девушки, пошатываясь, вывалились из клуба в весеннюю свежесть ночи.
Веселые и пьяные, они шли к общежитию через заселенную студентами улицу. В одном из домов с приглашающе распахнутой дверью мерцали огни стробоскопа, гремела ритмичная музыка, а под окнами на тротуаре толпилась молодежь. Эль потащила Луизу за руку на домашнюю вечеринку.
В просторной комнате под крутящимся диско-шаром дергались и извивались темные силуэты. Две девушки с поднятыми к потолку руками танцевали прямо на диване, утопая шпильками в подушках. В воздухе пахло пивом и потом, тонкие стены дрожали от мощных басов.
Эль выскользнула в коридор. Пока она поднималась по лестнице на второй этаж, музыка изменилась, ритм стал более тягучим и сексуальным. Покачивая бедрами в такт, Эль протиснулась мимо миниатюрной блондинки с ярко-розовыми губами.
Наверху из невидимой колонки лился низкий блюзовый голос. Стоял густой, дурманящий запах травки, клубился пурпурный дым, подсвеченный лавовой лампой с гипнотическими парафиновыми узорами. За очередной дверью вокруг ярко освещенного стола с белой кокаиновой дорожкой толпилась другая группка молодежи.
– Эй! Эль! Не знал, что ты здесь! Клево! – крикнул один из парней.
Его звали Карл, они вместе посещали курс «Художественная литература Индостана». Он запомнился ей тем, что одолел роман лауреата Букеровской премии Арундати Рой «Бог мелочей», отрекомендовав его как «не самое захватывающее чтиво».
Карл потянул ее за руку к столу.
– Идем, эта дорожка – тебе.
Эль окинула собравшихся взглядом, пожала плечами, склонилась над столом и, зажав ноздрю пальцем, втянула порошок. К ее изумлению, кокаин растекся по телу с космической скоростью, а от вспышки золотого луча у нее даже глаза округлились.
Следом в ход пошла выпивка: абсент, текила и тошнотворная красная жидкость с привкусом корицы и жженого сахара. Затем были поцелуи с розовогубой девушкой-эльфом, пахнущей вишней и сигаретами, под ободряющий рев окружающих…
Неожиданно взошло солнце, озарив торчащие пружины дивана, на котором она лежала, потертый ковер, сколовшийся на ногтях лак…
Пошатываясь, Эль вышла на светлые утренние улицы. В голове пульсировало одно: домой, домой, к родной постели с чистыми простынями, к чистому стакану воды с болеутоляющим, чтобы облегчить похмелье, – хотя и заслуженное.
Стуча каблуками, в коротеньком платье, под любопытными взглядами собачников и любителей пробежек, Эль брела через парк Бьют. На часах около девяти утра. Кажется, в девять какая-то встреча… В девять надо что-то сделать… Нет, не встреча. Совещание.
С Люком Линденом.
Глава 21Эль
Не бойтесь использовать личный опыт – для творчества это настоящий кладезь.
Я распахиваю дверь в кабинет и начинаю ходить взад-вперед, от дальней стены до окна, глухо стуча подошвами по деревянному полу. Перед мысленным взором мелькают картинки: приблизившееся почти вплотную лицо Билла с расширенными, забитыми салом порами на носу; разлетающееся с тонким звоном стекло; движение губ чертыхающегося Билла; стук в дверь секундами позже…
Нет, не так! Я останавливаюсь и вытягиваю пальцы, будто что-то толкаю. Неправильно. То было раньше. В другой комнате, с другим мужчиной.
Картинки мутнеют, растягиваются, тускнеют, а с ними и накал эмоций. Черты Билла искажаются, овал становится тоньше, глаза темнее – и в этих глазах пустота.
Я раздраженно срываюсь с места и начинаю ходить взад-вперед, взад-вперед.
Непонятный сюжет, сплошные обрывки да вопросительные знаки, будто существуют две версии: его и моя.
Останавливаюсь. Тяжело дыша, упираюсь ладонями в бедра. Не выходит разложить ситуацию на эпизоды.
Пришедшая в голову новая идея гонит меня к письменному столу. Не присаживаясь, открываю вордовский документ и начинаю печатать.
Нет. Плохо.
Удаляю. Печатаю другое предложение, затем еще одно.