– Вы солгали ради мужа. – Я понимающе киваю.
– Я работала в библиотеке факультета гуманитарных наук. Толпы молоденьких студенток флиртовали с ним, пытались поразить его у меня на виду. Я слушала их болтовню за книжными стеллажами. – Мейв умолкла и посмотрела мне в глаза. – Знаете, что я однажды услышала? Ваш разговор с подругой. Я стояла неподалеку, складывала на тележку книги. И подруга спросила, хотелось бы вам с Люком переспать.
От последних слов меня охватывает дрожь. Я хорошо помню тот день, помню стоящую поблизости, спиной к нам, библиотекаршу и каждое произнесенное мною слово.
– Я считала, что вы – расфантазировавшаяся девушка. Я так сильно верила мужу, что хотела всем вокруг открыть на вас глаза.
– В каком смысле? – удивляюсь я.
– Я громко обсуждала ситуацию с коллегами, так, чтобы слышали и студенты. Мне хотелось перенаправить ветер симпатий, перетянуть сочувствующих на свою сторону, чтобы люди начали подозревать вас. Сомневаться в ваших словах.
Я потрясенно мотаю головой, до меня начинает доходить…
– Это вы подбросили под дверь общежития конверт, верно?
Мейв, не отводя глаз, кивает и произносит написанное помадой слово:
– Лгунья.
У меня по щекам струятся слезы.
– Когда вы узнали правду?
Она переступает с ноги на ногу, хрустит гравий.
– Спустя четыре года. В библиотеку вдруг прибежала девушка – наверное, выяснила, что я жена Люка, – и закричала: «Ваш муж меня преследует! Скажите ему, чтобы отстал!» По ее словам, они пару раз переспали, а потом он как с ума сошел – принялся следить за ней, ходить по пятам, когда она шла на работу и в общежитие. Сказала, что прижимал ее к стенке.
Во рту появляется привкус желчи.
– И тогда я поняла, что насчет вас он солгал… – горько усмехается Мейв.
Земля уходит из-под ног. Я закрываю рот ладонями, вдыхая из них влажный, теплый воздух.
– Я думала, – шепчу я, – что была не права. Что меня… подвела память, я все не так запомнила. Никто мне не верил. Ни полиция, ни друзья. Я даже родным не говорила – боялась, что и они не поверят.
В полиции явно сомневались в моих словах. Они расспрашивали об алкогольных напитках и наркотиках, о деталях моего наряда, об игривых фразочках, которые я произносила несколько недель назад, – и ни одного вопроса о том, что произошло в кабинете, о том мгновении, когда я сказала «нет». Это так меня потрясло, что я и сама усомнилась, верно ли помню подробности случившегося, нет ли здесь моей вины.
Мне бы, наверное, поверили, если бы я составила стройный, более «правильный» рассказ, немного подправив правду. Не стоило признаваться: «Да, он мне нравился. Да, несколько часов ранее я нюхала кокаин. Да, я флиртовала с ним накануне в баре. Да, я изобразила реверанс на его лекции при всем курсе».
С возрастом я усвоила, что правда – штука скользкая, неоднозначная, и иногда неприглядные части правды лучше занавесить ложью. Это открытие сильно меня изменило: я неверно оценивала ситуации, принимала ошибочные решения, выворачивала факты так, что вернуть их в исходную форму становилось невозможно. Черное и белое превратилось в оттенки серого.
– Я собиралась вас отыскать, сказать, что верю… – медленно произносит Мейв. – Но потом передумала. Испугалась копаться в прошлом – из-за Фиби. Спустя много лет я увидела ваше фото на обложке книг, которые доставили нам в библиотеку, – и не поверила глазам! Известная писательница, автор бестселлера… – Она качает головой. – Вы наладили свою жизнь – Люк не сломал вас.
Я лишь молча прикусываю губу. Откуда ей знать, как сильно повлиял он на мою жизнь!
– Кстати, – добавляет Мейв, – после визита той девушки я от него ушла. Упаковала вещи, забрала из садика Фиби, села в машину и поехала к матери в Корнуолл. Люку оставила записку – предупредила, что пойду в полицию, если вздумает нас разыскивать.
– Он искал?
Она отрицательно мотает головой.
– Мы с ним больше не виделись.
– А потом он утонул, – добавляю я.
Мейв засовывает руки в глубокие карманы пальто.
– Это было самоубийство.
Мои глаза округляются.
– В день его смерти на адрес матери пришло письмо. От Люка. Он писал, что не может так жить, что в нем соседствуют два разных человека: добропорядочный семьянин и, как он выразился, «другой». Я не рассказывала полиции о письме. Вообще никому не говорила – ни матери, ни Стивену, ни, разумеется, дочери. – Она умолкает и смотрит мне в глаза. – Я не хочу, чтобы Фиби узнала, кем он был на самом деле. Никогда. Для нее Люк Линден – любящий отец, который трагически погиб. Вот и вся история. – Она вздыхает. – Я понимаю, вы ничего мне не обязаны, но… прошу… умоляю… оставим все, как есть.
А я думаю о сохраненном в ноутбуке черновике – истории о девушке, которой никто не верил. О мужчине, который злоупотребил своим положением. О его беременной жене. О сценах, над которыми трудилась, которые оттачивала… и проживала.
– Обещайте! – повторяет Мейв.
Глава 31Эль
Наведите на героев объектив. Отрегулируйте угол обзора так, чтобы показать – или разоблачить – их истинное лицо.
Передо мной расстилается бескрайняя, мерцающая в слабом утреннем свете гладь моря. Штиль. Высокие стебли травы за спиной ни дрогнут, ни шелохнутся. На песке застывают отпечатки ног. Воздух неподвижен и тих, время будто остановилось, и я в плену этой неподвижности.
Сбросив полотенце, я с трудом захожу в воду. Море расступается и смыкается, заключая меня в ледяное объятие. Дыхание выходит из-под контроля, мышцы сокращаются, деревенеют. Борясь с холодом, я беспорядочно дергаю руками и отчаянно молочу ногами.
В преломляющемся свете конечности под водой кажутся далекими и призрачно бледными.
Понемногу, хотя и дольше обычного, я наконец ловлю ритм. С каждым гребком, с каждым толчком дыхание начинает выравниваться, а мысли – проясняться.
Я думаю о Люке Линдене. Открытая вода – мое пространство, мои условия. Куда бы завела меня жизнь, если бы мне поверили… Если бы я себе верила… Осталась бы я в университете? Получила бы диплом? Встретила бы Флинна? Отправилась бы путешествовать? Отважилась бы на аборт? Или вообще рассуждала бы иначе, имей я уверенность в себе и своих решениях? А если бы в моей жизни не было никакого Люка Линдена? Кем бы я стала?
Размышления плавно возвращаются к неоконченной рукописи. Историю о девятнадцатилетней девушке и преподавателе в вельветовом пиджаке я вытянула из темных, потаенных глубин, о которых никогда не говорила вслух.
В памяти всплывает просьба Мейв.
Я не собираюсь ранить чувства Фиби. Место действия и имена вымышлены, хронология событий изменена. Читатели сочтут сюжет фантазией автора. Только нам с Мейв известно, что на страницах – правда. В конце концов, это моя история. Мне решать, как ее рассказывать.
Энергично работая ногами, я плыву к берегу.
Теперь я точно знаю концовку романа.
Столько мучений, погони за неуловимым, столько беспокойных снов, измятых-изорванных блокнотных страниц – и, наконец, вечно ускользающая книга распахивает передо мной дверь, показывая, как сплетаются нити.
На завершение работы у меня два дня.
С влажными волосами, босиком, я взбегаю по деревянным ступеням на верхний этаж, толкаю дверь в кабинет и, не обращая внимания на морской простор за окном, усаживаюсь за стол. Я охвачена жаром вдохновения, внутри меня будто вспыхнул фонарь, даже кофе не нужен.
Где-то внизу звонит телефон. Пусть звонит – я поглощена историей, для окружающего мира меня пока не существует.
Как медленно загружается компьютер! Кончики пальцев горят, приплясывают в нетерпении… Я открываю папку «Автор», щелкаю мышкой значок рукописи… и моим глазам предстает белый лист.
Кручу вниз – пустой документ.
Растерянно таращусь на экран. Не может быть. Я писала вчера целый вечер. Наверное, ошибка режима доступа к файлу.
Закрываю папку, снова открываю.
Вордовский документ на месте. Щелкаю на иконку. На экране пустые страницы.
Меня накрывает паника. Все хорошо, успокаиваю я себя. Текст автоматически сохраняется в Облако. Кроме того, у меня есть папка «Корректировки» для предыдущих версий, где можно отследить изменения при правке.
Однако эта папка тоже пуста – ни черновиков, ни даже первого наброска.
Зубы непроизвольно прикусывают губу. В памяти всплывает таинственный эфир в «Фейсбуке» из пустого кабинета. Как будто здесь кто-то был.
Вспотевшими ладонями я забиваю пароль в Облако; у меня дурное предчувствие, что рукописи не окажется и здесь.
Нажимаю на «Автор, Книга 2».
Пусто.
Открываю дубль папки «Корректировки». Пусто.
Везде пусто, пусто. ПУСТО!
Я хлопаю по столу с такой силой, что из стакана выплескивается вода.
Спокойствие… Надо хорошенько подумать…
Я пытаюсь побороть накатывающий ужас. Делаю несколько глубоких вдохов, сжимая и разжимая ребра. Произошла ошибка. Просто ошибка. Мой роман где-нибудь найдется. Компьютер мог поймать вирус, который уничтожил все файлы, вплоть до копий. Работа сохранена. Я точно сохраняла. Где-то лежит.
Раз в неделю я отправляю черновик себе на почту, значит, документ есть на сервере, не только на жестком диске. Это надежное место. Последние несколько дней я, правда, его не пересылала, но, по крайней мере, одна из последних версий точно там, в архиве, среди отправленных писем.
Я открываю электронный ящик и, не обращая внимания на горы новых сообщений, перехожу в папку «Архивы».
– Нет… – шепчу я, глядя на пустой экран.
В папке ничего нет, ни единого письма. Перехожу в «Отправленные» – тоже пусто.
Ошарашенная, я внимательно прочесываю папку «Удаленные», затем «Корзину» – ни одного сообщения от меня.
Я резко отталкиваюсь от стола, встаю и начинаю ходить из угла в угол. Пальцы то сжимаются в кулаки, то разжимаются. Что это значит? Как так получилось?