– Думай, как тебе нравится. Убеждай себя, что все было заранее рассчитано и распланировано. Но, по-моему, ты сама знаешь – подобное не в моем духе. – Я меряю ее тяжелым взглядом. – А в твоем.
Я прижимаю пачку исписанных листов к груди: эти строки – плоды многочасовых трудов матери, а чернильные кляксы – минуты ее раздумий, когда она, прервавшись, упиралась кончиком пера в страницу.
Сначала при перепечатывании романа я намеревалась его подправить, создать свою историю, но ничего не вышло – слишком отчетливо звучала интонация, каждое слово било в яблочко, каждое стояло на своем месте. Ни прибавить, ни убавить. Рукопись в полном блеске раскрывала мамин талант, ее гениальность и чуткость – настоящая жемчужина среди сохраненных мною памятных вещей.
И лучше бы эта жемчужина никогда не попадала мне в руки.
Глава 37Эль
Фиона требовательно протягивает руку.
– Отдай.
Я не шевелю даже пальцем.
Брови сестры резко изгибаются, словно говоря: «Немедленно!»
Повернувшись к Фионе спиной, я начинаю шарить в ящике стола. Где же? Должно быть здесь… Вот он, пластиковый прямоугольник! Я быстро подношу его к краю рукописи, кручу большим пальцем металлическое колесико – и оно высекает ровный желто-голубой язычок пламени. Достаточно подержать зажигалку несколько секунд…
Бумага вспыхивает. Нижний угол рукописи чернеет и закручивается. Пламя ползет выше и выше, пожирает слова, предложения, абзацы. Когда огонь хорошо разгорится, брошу пачку в металлическую мусорную корзину под столом.
Фиона, как ни странно, не трогается с места – не кричит, не пытается меня остановить…
– Ты и правда думаешь, что это единственный экземпляр?
Разумеется, у нее есть копии! План продуман до мелочей. Ничего не упущено из виду. Языки пламени начинают лизать мои пальцы. От неожиданности я с воплем отбрасываю горящую рукопись.
Подожженные страницы парят в воздухе, словно огненные крылья, а я остолбенело смотрю, как они, скручиваясь, опускаются на деревянный пол.
Кабинет ярко озарен бумажным костром.
Черт! Надо затушить пламя хотя бы подошвами! Я топчусь по горящим листам, невзирая на жар, опаляющий лодыжки. Погасив одну страницу, бросаюсь к следующей, вдавливая огонь каблуками в пол, но едва справляюсь с одной, разгорается новая.
У меня же на кухне огнетушитель! Сбегать за ним вниз – одна минута. Я кидаюсь к двери, но сзади испуганно кричит Фиона.
Оборачиваюсь – у сестры полыхает подол пальто. Синтетический материал горит легко, пламя быстро ползет вверх. Дергаясь, она отчаянно пытается выпутаться из рукавов, в глазах ужас. Я бегу на помощь, стягиваю с нее пальто, швыряю его на пол и яростно топчу ногами. Над тлеющей тканью клубится дым, обдирая горло.
– Ты цела? – задыхаясь, спрашиваю я.
От шока Фиона не может вымолвить ни слова.
Тем временем от горящей страницы занимается обивка кресла у сундука.
Я хватаю со стола кувшин с водой – там от силы стакан – и выплескиваю содержимое на кресло. Ткань шипит, огонь затухает, выпуская облачко дыма. Уцелевший язычок пламени добиваю ногой.
Слава богу! Я ставлю ненужный кувшин на пол.
– Эль…
Отражение Фионы в стеклянной стене в страхе прижимает к щекам ладони.
– Что еще? – Я оборачиваюсь.
В углу у двери пульсирует непонятное мерцание. Присматриваюсь… Языки пламени в книжном шкафу, на нижней полке! Книги в мягком переплете, карты, туристическая литература – все горит, словно хворост.
– Господи… – шепчу я.
Огонь охватывает шкаф целиком и добирается до дубового сундука. Из пластиковых кармашков фотоальбомов вырываются сине-зеленые завитки безжалостного пламени, а над ними вьется едкий дым.
– Нет! – кричу я, бросаясь к сундуку и падая на колени.
Спасти, спасти хотя бы один альбом! Невыносимый жар отгоняет меня назад. Вскочив на ноги, я беспомощно наблюдаю, как огонь пожирает самое дорогое: открытки от Флинна, фотографии матери, мои дневники, журналы… Целая жизнь сожжена за считаные секунды.
В комнате ревет пламя, скрежещут трескающиеся доски.
– Надо выбираться! – Фиона тащит меня за руку прочь.
К потолку поднимается горячее, темное облако дыма.
Воздух обжигает легкие, я прикрываю рот горлом свитера. Мы спешим к дверям, но там такое пекло, что не пройдешь, – рама превратилась в огненное, смертельно опасное кольцо.
Клубы дыма под потолком становятся гуще, мы пригибаемся к полу.
– Что теперь делать?! – В голосе сестры отчаяние.
Думай, думай… Я разворачиваюсь к разбитой стеклянной стене – единственный выход там.
– Помоги мне! – кричу я, хватая тяжелый дубовый стул с резными ножками.
Мы оттаскиваем его от письменного стола к стене и направляем ножки в стекло.
– На счет три! – командую я.
Размахнувшись, мы с силой бьем стулом в поврежденную середину, расширяя отверстие, второй раз, третий. Остальное я выбиваю ногой, осколки ссыпаются с джинсов на пол.
– Надо прыгать! – объявляю я сестре.
Под кабинетом выступает балкон спальни, однако добраться до него нелегко – придется одолеть зазор в несколько футов. Если ошибешься, упадешь на острые скалы.
– Нет, не могу! – чуть не плачет Фиона.
Я тащу ее за руку по хрустящему под ногами стеклу.
– Прыгаем по моей команде! Постарайся сильнее оттолкнуться! Хорошо?
Сестра молчит, в ее взгляде дикий страх. Я помогаю ей забраться на край разбитой стены. Непростое дело! Мы стоим в облаке черного дыма, пригнувшись между острых зубцов стекла. Даже за металлическую раму не ухватишься, так она раскалена.
Времени нет – надо прыгать.
– Готова?
Я крепче сжимаю руку сестры.
– Один… два… три!
Когда мои ноги отталкиваются от края, ладонь Фионы выскальзывает у меня из пальцев. Вокруг черная ночь. Из моего горла вырывается крик, с высоты ему вторит другой.
Я падаю в темноту одна, позади – озаренный языками пламени кабинет.
Приземляюсь неудачно, удар выбивает из легких весь воздух.
Спустя несколько секунд сознание возвращается. Похоже, я снова могу дышать! Пошатываясь, встаю на ноги, кружится голова. Кажется, разбила лоб. Проверяю – на пальцах кровь.
Что происходит наверху? Сначала вижу только бушующий пожар. Огонь объял всю комнату, поглотил и кресло, и шкаф. Но где же сестра?..
– Фиона-а!
Она все-таки прыгнула… и промахнулась?
Нет, только не это…
Медленно-медленно зрение обретает четкость, и я различаю на краю разбитой стеклянной стены скрюченную фигурку, прикрывающую голову руками. За ее спиной полыхает огонь, из пролома в ночь вырывается черная струя дыма.
– Фиона, прыгай!
Никакой ответной реакции.
– Фиона, пожалуйста! Прыгай! Скорее!
С моря, из-за скалы, налетает очередной порыв ветра и врывается в кабинет. Языки пламени выплескиваются из разбитой стены наружу.
Фиона издает пронзительный вопль обожженного человека.
Все происходит с головокружительной скоростью: сестра вдруг поднимается на ноги и шагает в пустоту.
Не так! Неправильно! Слишком наклонилась вперед! Она отчаянно молотит воздух руками и ногами. Надо было отталкиваться сильнее и прыгать дальше!
Мне только и остается, что смотреть, как Фиона летит в темноту: волосы развеваются, в расширенных глазах ужас.
Падая, она вытягивается, цепляется каким-то чудом ногой за балконные перила и валится на деревянный пол. Жуткий хруст коленных чашечек, истошный визг… Озаренная светом луны, бледная, сестра лежит, распластавшись, на балконе. Голова вывернута вбок, на губах кровь, глаза закатились.
– Фиона! – Я бросаюсь к ней.
Она издает полустон-полувсхлип.
Через окно спальни видно, как дым окутывает коридор и ползет к лестнице. Пора уходить!
Я пытаюсь поднять Фиону, но она страшно кричит. Ясно – на ноги ей не встать.
Когда я опускаю ее на пол, из кабинета выпадает горящий кусок ткани и, зацепившись за край балкона, осыпает нас мелкими угольками. Я торопливо их стряхиваю. Времени мало, надо спасать сестру.
Я обхватываю ее вокруг груди и, собрав все силы, тяну с балкона в спальню. Мышцы спины едва не лопаются от напряжения; стиснув зубы, я выбираюсь в коридор, хочу на секунду перевести дух, но дым такой густой и тяжелый, что меня душит кашель. Огонь наверху пробивается сквозь двери, расползается по невидимым шахтам, прожигает внутренние стены.
Покрепче сжав Фиону, я волоку ее вниз по лестнице. Вопреки ожиданиям, она не вскрикивает от каждого удара о деревянные ступени – вообще не издает ни звука.
Наконец-то, первый этаж! Я хватаю с бюро телефон, распахиваю дверь наружу и последним усилием вытаскиваю сестру из дома на восхитительно холодную подъездную дорожку.
Одной рукой я набираю номер экстренной помощи, другой пытаюсь нащупать на шее Фионы пульс. Слабый, но есть. Я поднимаю валяющееся на крыльце пальто, укрываю им сестру и устраиваюсь рядом в ожидании врачей. Скорей бы завыла сирена, скорей бы замигали в темном проулке голубые проблесковые маячки…
Внутри дома беснуется огонь, снаружи кружит, свистит морской ветер, грохочут о скалы волны. Я плотнее закутываю пальто на плечах Фионы.
Сестра, бледная как призрак, неподвижно лежит на земле.
Я закрываю глаза. Ну же, «скорая», поторопись! Неустанно шумит накатывающий на берег прилив.
Мне вспоминается мечта матери: писать книги в домике с видом на море.
Ее мечта.
Моя мечта.
Мечта моей сестры.
Открыв глаза, я вижу мертвого мотылька на ключице Фионы и полыхающий красным пламенем мой кабинет.
Эпилог
Год спустя
Скрип почтового ящика, тихий шелест, затем глухой стук – из металлического рта на коврик выпадает пакет. Крышка ящика с клацаньем захлопывается.
Набирая под краном воду, Флинн рассказывает мне историю о своем ученике-арбористе. Поворот крышечки – и струя прозрачной жидкости заперта в бутылке, которая вместе с яблоком и пачкой печенья отправляется в рюкзак.