казала, что не любила его. А зачем тогда жила с ним? Ты ведь не такая.
Не удержавшись, я рассмеялась. Против воли вышло нервно и немного зло.
Повернувшись к нему, спросила:
— Не такая? А какая, Влад?
Мы сцепились взглядами, и его снова потяжелел, словно вынуждая меня отвернуться. Но я не отворачивалась. Наоборот, от этой тяжести внутри словно прорвало плотину.
— Я была не такая, да, — кивнула ему, — а потом мне стало все равно. Хотя нет, не все равно. Мне просто никто не был нужен. Знаешь, сколько у меня было мужчин за эти годы? Трое, включая Андрея. И как видишь, ничем хорошим ни одни отношения не закончились.
Случилось удивительное, такой всегда непроницаемый Влад отвел взгляд первым. Откинувшись на спинку дивана, потер лицо руками. Убрав ладони, ничего не сказал, подавшись вперед, стал резко переворачивать фотографии обратной стороной вверх.
Я посмотрела на надпись, оставленную на них, и вдруг подумала: мы же можем сверить почерк. Вскочив, сбегала в комнату за записной книжкой. Открыв ее, стала сравнивать, Влад сидел рядом, заглядывая через плечо. Потом усмехнулся.
— Он мог оставить ее как раз для того, чтобы ты сравнила почерк.
Я кивнула.
— Только я с этим дурацким посланием… Зациклилась на нем, и даже в голову не пришло про почерк.
— Ладно, теперь мы знаем, что это, действительно, он. Осталось разгадать, что же тут зашифровано.
Мы смотрели на слова, а потом я обратила кое на что внимание.
— Смотри, — показала Владу, — некоторые буквы обведены как бы два раза.
Он спустился на пол, садясь рядом, вытащил с нижней полки столика ручку и, подвинув записную книжку Шилова, на чистом листе выписал обведенные буквы: «Б, Р, А, Ш, Т, О»
— И? — хмыкнул, откладывая ручку.
— А теперь надо сложить из этого что-то, — усмехнулась я в ответ.
— Ну хоть вариантов не много.
И мы стали прикидывать. Брат, бра, шар, штора, бар… Бар — вдруг мелькнуло в голове.
— Бар «Шот», — произнесла я вслух, глядя куда-то перед собой. Влад уставился вопросительно.
— Есть такой бар?
Я кивнула.
— Да. Мы были там вместе с Андреем.
В тот вечер Андрей везет меня куда-то, но при этом упорно молчит, куда. Единственное, что я слышу: это сюрприз. Не знаю даже, радоваться или опасаться такой формулировки. К тому же, у мужчины отличное настроение.
Бар находится в центре, на улице, запруженной подобными заведениями. Мне неожиданно нравится это место. Уютно, приятное оформление, хорошая музыка.
Мы с Шиловым усаживаемся друг напротив друга, и я спрашиваю:
— Почему ты решил меня сюда привезти? Какая-то встреча?
— Тебе нравится? — он обводит помещение глазами. Я зачем-то еще раз осматриваюсь.
— Нравится, — киваю в ответ, Андрей расплывается в улыбке.
— Хочешь, я его тебе подарю?
— В смысле? — усмехаюсь непонимающе.
— Этот бар принадлежит мне, хотя официально оформлен на другого человека. Хочешь, он будет твоим?
Я хлопаю глазами.
— Ты серьезно? — спрашиваю все-таки. — Зачем мне бар? Что я с ним буду делать?
— Что хочешь. Хочешь, оставишь баром, хочешь, разнесешь все к чертовой матери и откроешь музей.
— Музей? — хмыкаю я.
— Ну или что вам, искусствоведам, ближе?
Я впервые, наверное, искренне смеюсь, но затыкаюсь, как только ловлю его взгляд. Потому что точно так же впервые он мне кажется каким-то простым, человечным.
— Мне ближе диван и книжка, — отвечаю все же дружелюбно. Теперь смеется Шилов.
— Ну а напиться искусствовед может? — спрашивает меня.
— Если ты готов держать искусствоведу волосы, когда его будет тошнить на твои ботинки, то конечно, хоть сейчас.
Шилов смеется, а я прямо не знаю, как расценивать происходящее. До того оно кажется непривычным.
— Тебе я готов волосы держать, — говорит он потом, как-то слишком серьезно глядя.
И я теряюсь, смущаясь, отвожу взгляд. К счастью, к нам подходит официант. Мы заказываем чайник чая, а потом я спрашиваю, чтобы перевести тему:
— И кому принадлежит бар?
— Одному моему приятелю. Не поверишь, но его фамилия Шот.
— Что, серьезно? — я снова смеюсь. Андрей кивает.
— Ну а что, креативный ход.
Мы пьем чай, и я задаюсь вопросом, зачем мы все-таки сюда приехали. Ответа не получаю, вскоре мы едем домой, и по дороге Шилов говорит:
— Знаешь, я все-таки его тебе подарю.
Я только усмехаюсь, никак это не комментируя.
Я коротко передала Владу содержание того вечера. Он внимательно выслушал, периодически щурясь.
— Интересно, — протянул после. — Когда это было?
— Кажется, в начале мая.
Влад кивнул, тянясь за телефоном. Набрав кого-то, сказал:
— Узнай мне всю информацию о баре «Шот» на Белинского и о его владельцах.
Повесив трубку, посмотрел на меня:
— Ты понимаешь, Ась, что он давно что-то задумал?
Пожав плечами, я заметила:
— Возможно, он просто вспомнил об этом позже и использовал?
— Ну да, как и о фотографиях.
— И о видео.
Влад кивнул, усмехнувшись.
— Очень много совпадений, как считаешь?
— Я считаю, что ни хрена не понимаю, — вздохнула я.
— Давай посмотрим запись.
Мы просмотрели ее от начала и до конца и включили второй раз.
Пялились, пялились, потом я сказала:
— Единственное, что на этом видео есть: это дата в углу. Время постоянно меняется, его особенно не использовать. А вот дата статична.
— И что эта дата?
Я пожала плечами. Влад устало потер лицо.
— Какой-то тупик, — сказал все-таки.
— Может, съездим в бар? — предложила я. Он пожал плечами.
— Почему бы и нет.
— Тогда пойду надену свитер.
Я поднялась и направилась к выходу. И уже на пороге услышала слова Влада:
— Я запал на Цареву, потому что она напомнила мне тебя.
Я замерла, вдыхая, но воздух так и остался стоять в груди, спина одеревенела. Когда сердце сдавило, я все-таки выдохнула и обернулась.
Влад смотрел на меня исподлобья, положив локти на колени. Не зная, что сказать, я только качнула головой. Открыла рот. И что дальше? Спросить, а имеет ли это теперь какое-то значение? Но не успела сказать ничего, потому что он продолжил, отводя от меня взгляд.
— Не знаю, почему я так решил тогда. В ней было что-то такое… Искреннее, настоящее. Чего я не встречал после тебя ни разу. А еще у нее в глазах была боль. И когда она на меня смотрела, я видел твои глаза. И мне хотелось…
Он замолчал, глядя на свои ладони, усмехнувшись, продолжил:
— Хотелось сделать ее счастливой, потому что я вдруг поверил, что тогда мне станет легче. Что я хоть немного искуплю свою вину перед тобой. Только я не учел того, что Царева не хотела счастья. Она хотела, чтобы я ее уничтожил. И чем больше я старался сделать ее счастливой, тем больше она страдала. Это стало подобно наваждению, одержимости, от которой невозможно избавиться. Она убегала, я ловил. Ненавидел себя за то, что не могу сделать ее счастливой. И маниакально пытался выбить из Вики хоть одну искреннюю улыбку. Но это была просто насмешка судьбы. Когда она стояла тут, в кухне, испуганно глядя на меня… Боялась, что я ее просто коснусь… Я тогда понял, что нихуя я не создан для того, чтобы любить.
Он усмехнулся, посмотрев на меня в упор.
— Тебя я проебал, да к тому же разрушил тебе жизнь. И себе. Думал, мы с Викой сможем понять друг друга, помочь пережить боль. Но видимо, это мой удел.
Влад замолчал, поднявшись, прошел в кухню. С порога я его не видела, но слышала, как он гремит посудой. Я прижалась к дверному косяку лбом, пальцами вцепившись в него. Слезы катились из глаз против воли.
Я вдруг подумала: эту боль не пережить, не переварить. Она всегда будет стоять между нами. Мы не сможем перешагнуть через нее.
Развернувшись, тихо ушла в комнату, легла на кровать, обняв подушку, дала волю слезам. Думала, выплачусь, станет легче, но в какое-то мгновенье Влад оказался рядом, обнял, целуя и шепча:
— Ну чего ты, Ась? Не плачь. Слышишь?
А я не могла не плакать, потому что со всей остротой поняла: я все еще люблю его. И кажется, не перестану любить никогда.
Мы ехали в сторону бара в молчании. Я старалась не смотреть в сторону Влада, потому что даже взгляд вызывал во мне новую боль. Прятала нос в платок, намотанный на шею, и прикрывала глаза. Было решено на всякий случай соблюсти конспирацию, хотя по существу с нее мало толку. Но я была в черном парике и солнечных очках.
Больше всего меня удивляло в происходящем то, что нас до сих пор не раскрыли. Как бы нам ни везло, пусть даже обо мне не догадывались, но ведь интерес Влада, скорее всего, заметили? И тут меня накрыла мысль от которой все внутри похолодело. А что, если за нами просто ведут слежку? Ждут, пока мы выведем их к компромату, ничего не предпринимают, создавая иллюзию свободы для нас?
Я даже открыла рот, чтобы высказать эту мысль, но передумала. Неужто Влад сам об этом не догадывается? Ни за что не поверю. Возможно, он как-то нас обезопасил?
Я вдруг поняла, что даже толком не знаю, чем он занимается. Какое у него положение в обществе? Уместно ли будет задать такой вопрос сейчас?
Кинув на него взгляд, снова спешно отвернулась к окну. Не могу.
После его откровений и моих слез… Легче не стало, наоборот, стало только хуже… А в голове так и крутилось: он сожалел о том, что случилось тогда. И хотелось спросить: почему ты так поступил, Влад? Ведь если сожалел, это что-то для него значило?
Тряхнув головой, я тяжело вздохнула. Просто не думать об этом. Не думать, и все.
К счастью, у Влада зазвонил телефон. Выслушав собеседника, он бросил: