о стороны бабушкиных сестер – склонность к шизофрении». (Аллилуева С.И. Двадцать писем к другу. С. 47, 57).
По поводу болезни жены Сталина более определенно высказалась газета Правда-5 от 26 июля – 1 августа 1996 г. № 28(57). Рассказав детали периода пребывания Надежды на работе в секретариате В.И. Ленина и плохом ее состоянии, газета пишет: «…Об этом косвенно свидетельствуют приказы управления Делами секретариата, в которых имеются строки о предоставлении Н. Аллилуевой отпусков по болезни: с 7 декабря 1920 г., с 8 апреля 1922 г. и т. д. В изданном приказе руководства управления от 10 мая 1922 г. указывалось: «Помощник секретаря Большого СНК тов. Аллилуева переводится в группу утерявших трудоспособность сроком на 2 месяца, с 8. 5. 22 г., ввиду ее болезни».
Племянница Надежды Кира Аллилуева в интервью сказала, что Надя страдала головными болями и по этой причине ездила в Германию. Владимир Аллилуев – сын Анны Сергеевны, старшей сестры Надежды, в книге «Сталин – Аллилуевы. Хроника одной семьи» так представил болезнь своей тети. Сначала на странице 35 пишет: «…В детстве и юности Надежда всегда была окружена заботой и любовью, как самой младшей ей перепадало душевного тепла даже больше чем другим». Однако уже на 36 странице автор, скрывая недуг семьи Аллилуевых, придумывает ей «трудное детство»: «…Видимо трудное детство не прошло даром. У Надежды стали прогрессировать головные боли сопровождавшиеся депрессиями и приступами. Все это сказывалось на ее психическом состоянии… Надежда не раз грозилась покончить с собой».
«Анна Сергеевна перед выходом из Бутырки, – пишет Владимир, была подвергнута принудительному лечению от шизофрении». Владимир отвергает болезнь матери и считает, что «лечение» носило политический характер и винил во всем Берию. А кого следует винить в помешательстве родного брата Надежды Федора Сергеевича? В отряде легендарно Камо (настоящая фамилия Тер-Петросян, кавказский большевик, кличку получил от Сталина) Федора Сергеевича испытывали «на верность». Был инсценирован налет на штаб большевиков якобы работниками жандармерии. Ужасную картину увидел Федор Сергеевич: разгромлено помещение, везде кровь, трупы. Он настолько был потрясен, что сошел с ума. Или еще один случай в семействе Аллилуевых в городе Урюпинске. В доме, в котором мы жили, покончила с собой Нина Аллилуева – дочь Михаила Яковлевича, брата Сергея Яковлевича. Она повесилась у окна. Я тогда был еще очень маленький, но помню во дворе массу людей. Все говорили: «Нинушка повесилась».
Однако вернемся к нашей теме – о Сталине.
В книге Мурина Ю.Г. «Иосиф в объятиях семьи» (сборник документов) жена Алеши Сванидзе – Мария Сванидзе (Корона) в дневнике сделала много записей о болезни Н. Аллилуевой. Тему она заканчивает словами: «После двух тяжелых потерь (имеется в виду убийство С.М. Кирова и смерть Нади) Иосиф очень сильно изменился. Стал мягче, добрее, человечней. До Надиной смерти он был неприступным, мраморный герой, а теперь, в особенности он потрясает своими поступками, я бы сказала, даже слишком обывательски человеческими».
А нам твердят всякие «историки» и журналисты нечто прямо противоположное, а именно, убив свою жену, которая как-то по-женски облагораживала «тирана», Сталин потерял всякую человечность, ожесточился и заперся в Кремле за железными решетками.
Во время встреч с Молотовым я, как правило, только слушал. Но был случай, когда я задал ему несколько вопросов. Я спросил его, почему он, будучи Скрябиным, взял себе фамилию «Молотов»? Он ответил, что с детства заикается и произносить «Молотов» ему легче, тем более сам он из рабочих. «Мне казалось, – продолжил я, – что буржуазные политики, в общем, обеспеченные люди, и им проще отстаивать свою точку зрения в правительстве, чем нашим политикам». В.М. Молотов довольно внимательно посмотрел на меня и сказал: «Вы упрощенно понимаете этот вопрос». На следующий мой вопрос, о том, делился ли с ним Сталин о судьбе своего сына Якова, он категорически ответил: «Никогда».
На вопрос кому было труднее, Ленину или Сталину? Молотов, подумав, ответил: «Сталину было легче. Ленин создал корень – партию, на котором можно было решать вопросы».
Вначале, во время наших встреч, Молотов выпивал немного своего вина «За великое имя «Сталин», покуривал сигареты. Курил он дешевые сигареты, потому что привык к ним. Феликс Чуев донимал его вопросами по 20 съезду и всегда имел при себе сумку, в которой, кроме бутылки хорошего вина и фруктов, прятал магнитофон. Во время разговора с Вячеславом Михайловичем он незаметно его включал. Свои записи он опубликовал в книге «140 бесед с Молотовым».
В Жуковку (место нахождения дачи) приезжал писатель Иван Стаднюк. Однажды он пригласил Молотова к себе на дачу в Переделкино. Мы поехали на моей машине. Я не стал рисковать и посадил за руль своего друга из Зугдиди Индико Самсоновича Антелава. ПО дороге В. Молотов спросил: «Давно ли водитель управляет автомобилем?» – «С самого рождения!» – улыбаясь ответил Индико. «То есть водитель надежный, – заключил Молотов». – «Так точно!» – по-военному ответил Индико. Побывав у Стаднюка около полутора часов в обществе писателей, мы отвезли Молотова обратно к нему на дачу.
Молотову как старому большевику И. Хрущев назначил пенсию в размере 120 рублей. В Подмосковье выделили маленькую дачу в городке Жуковка. Л. Брежнев увеличил пенсию до 350 рублей (в деньгах после деноминации 1961 года), что позволило Вячеславу Михайловичу купить цветной телевизор. Исключенный из партии он, тем не менее, продолжал платить членские взносы. К. Черненко восстановил Молотова в партии, что заметно улучшило его настроение.
Он с улыбкой рассказывал, как они с К. Черненко беседовали: «Я ему говорю одно, а он плохо слышит и говорит совершенно о другом. Так и расстались». Однако Молотов вскоре начал заметно сдавать. Последний раз мы навестили его в доме отдыха под Москвой в городе Чехове. Именно там какой-то отдыхающий не пожелал сидеть в столовой за одним столом с членом «антипартийной группы». Другой в том же доме отдыха на аллее просто шарахнулся в сторону, когда я попросил его сфотографировать нас с Молотовым.
В.М. Молотов скончался 12 ноября 1987 года. Алексей Дмитриевич Никонов сообщил мне по телефону. Я приехал на улицу Грановского к дому. Из моих знакомых пришли В. Чуев, И. Стаднюк, поэт Дружинин, Нодари Алпенидзе (из писателей команды Э. Шеварднадзе), мой друг Ш. Кванталиани и друг по военной приемке С. Бакушкин. На двух автобусах и нескольких легковых машинах поехали в Кунцевскую больницу. Милиция оцепила подъезды к моргу и свирепо контролировала прибывающих. Мою машину грубо остановили: «Куда? Зачем? Кто Вы?»
У морга пришлось подождать. Всего собралось человек 80. Складывалось впечатление о нежелании властей заниматься этими похоронами и мы, пришедшие проститься с бывшим главой правительства, с Министром иностранных дел СССР, также нежелательны. Мимо нас прошла большая группа в соседний зал. Вскоре оттуда послышалась траурная музыка. А мы все продолжали стоять и мерзнуть. Не меньше чем через полчаса нас, наконец, впустили в траурный зал. Я постоял в почетном карауле у гроба. Ни одного официального лица не было. Выступили Ф. Чуев, И. Стаднюк, ветеран крейсера «Молотов» приемный сын Молотова полковник в отставке Скрябин. На этом траурный митинг закончился. После траурного митинга гроб повезли на Новодевичье кладбище. Поставили гроб, семья расположилась вокруг. Пока закрывали гроб, стояла томительная тишина. И. Стаднюк говорит мне: «Женя, давай споем Интернационал». Гроб без какой-либо музыки опустили в могилу, рядом с П.С. Жемчужной.
Во время встреч в Жуковке никто, по крайней мере при мне, не задал хозяину вопрос: «Почему он, как ближайший соратник Сталина, промолчал на чудовищную ложь хотя бы после ухода Хрущева на пенсию?»
Американский писатель Гравер Ферр молчание Молотова и Кагановича пытается объяснить следующим образом: «…поддержка основных положений хрущевской критики Сталина Молотовым и Кагановичем наводит на мысль, что у каждого из них были свои сомнения в правильности политики 1930–40 гг. и начала 1950-х годов. В той или иной степени оба они разделяли взгляды Хрущева». Это, во-первых. А во-вторых, Гровер Ферр указал еще на одну причину: «…В состав Политбюро тогда же входили А.И. Микоян, B. М. Молотов, Л.М. Каганович и К.Е. Ворошилов. Однако только этим обстоятельством нельзя объяснить, почему все они согласились (пусть временно) с основными положениями «Закрытого доклада» (Мухин Ю.И., Гровер Фэрр, Голенков А. Оболганный Сталин. C. 70, 153–154).
Еще одной вероятной причиной молчания Молотова, на мой взгляд, вполне может быть разнос, который устроил ему Сталин в 1952 году на Пленуме ЦК ВКП(б) 16 октября.
«…Спрашивают, почему мы освободили от важных постов министров видных партийных и государственных деятелей. Что можно сказать на этот счет? Мы освободили от обязанностей министров Молотова, Кагановича, Ворошилова и других и заменили их новыми работниками. Почему? На каком основании? Работа министра – это мужицкая работа. Она требует больших сил, конкретных знаний и здоровья. Вот почему мы освободили некоторых заслуженных товарищей от занимаемых постов и назначили на их место новых, более квалифицированных, инициативных работников. Они молодые люди, полны сил и энергии. Мы их должны поддержать в ответственной работе.
Что же касается самих видных политических и государственных деятелей, то они так и остаются видными политическими и государственными деятелями. Мы их перевели на работу заместителями Председателя Совета Министров. Так что я даже не знаю, сколько у меня теперь заместителей.
Нельзя не коснуться неправильного поведения некоторых видных политических деятелей, если мы говорим о единстве в наших делах. Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна.