Смотрю, сосед Никитос стоит в проёме своей квартиры в трениках с обвислыми коленками и майке с мокрыми пятнами на животе. А в руке у этого идиота бутылка «Жигулей» с пузырями из горлышка.
– Умный, да? – отвечаю, тяжело дыша и смахивая каплю пота с носа. – Не работает твой лифт.
– Как не работает? – улыбается мне этот гоблин, блестя железными коронками. Потом шаркает тапочками по лестничной клетке, нажимает на кнопку и через секунд пять на девятом этаже раскрывает свою пасть готовый заглотить шесть человек весом по восемьдесят килограммов механизм, придуманный каким-то гением сто лет назад.
– Это когда это… – ошарашенно спрашиваю я его (лифт то есть), постепенно повышая голос, – это что за хрень?!
– Видно, громко ты сопел, по ходу, когда поднимался. Вот и не услышал, – объяснил Никита.
У меня нет сил ни ругаться, ни соглашаться. Прислоняюсь к стене и тупо смотрю, как по запотевшей бутылке пива в руке у соседа медленно стекают капельки влаги. И как-то спокойно на душе сразу становится.
– А я, между прочим, тебя жду, Санёк! Дело есть, так сказать. Может, зайдёшь? Пивка попьём. Я на двоих запасся.
– Да я бы… Олька меня ждёт. Выступать начнёт, если поздно вернусь. С продуктами я, – пытаюсь оправдать самого себя и звякаю бутылкой молока о мусоропровод.
– О! Видишь, а моя Танюха никогда себе не позволит насилия над мужчиной. Подумаешь, с другом пивка попил! А у меня и рыбка есть, – издевался над моим обезвоженным организмом Никитка.
– Повезло тебе с женой! А моя с порога учует запах пива, да ещё рыбка… и пошло-поехало. А какая рыбка-то?
– Вобла, Санёк, вобла! Да ещё вся икряная! – восторженно вещал Никита, уже пропуская меня в прихожую и на ходу отнимая тяжеленный пакет с Олькиным продуктовым заказом.
– Да, не бережёт тебя жена. Я вот в магазине только винно-водочный отдел знаю. Всё остальное на Танюхе. Не разрешает. Что ты, говорит, не мужское это дело! Отправь меня за хлебом, так заблужусь, чего доброго. Вот! – завёлся вдруг сосед, подтаскивая мой пакет двумя руками.
– Повезло тебе, Никитосик, с женой, – решил я сделать приятное соседу, – а я вот всё мучаюсь.
Никита усадил меня на разболтанный стул, поставил передо мной на кухонный стол здоровенную чайную кружку и пропал в холодильнике. Уже через пару минут на столе не было свободного места. Тут тебе и салатик овощной, и колбаска «Любительская» блестела жирком на тарелочке, и огурчики солёные, чуть подёрнутые белой плесенью, и селёдочка, нарезанная вместе с кишками, чтобы не заморачиваться. Видел я и тарелку холодца, которую сосед на секунду вытащил из «недр», но тут же сунул обратно на верхнюю полку. Типа: «и так по-царски!». Ну и пива было хоть залейся.
– Чёт не понял я, Ник. Это что ты отмечать-то собрался? – в недоумении спросил я, обескураженный гостеприимством соседа.
– А это всё Танюха моя наготовила. Ручки-то золотые! Говорит, мол, Саня зайдёт, угости обязательно и от меня привет передай, – отвечает, сияя железными фиксами, Никитос и торжественно доставая из морозилки бутылку водки.
Разлили по первой и пивком осадили. Думать стало легче и закусывать не стыдно. А Никита после того, как третью махнул, вопрос задал:
– А что, Сань, нравится тебе моя Танюха? А?
У меня от неожиданности чуть было после третьей рюмки «обратка» не случилась. Отвечаю в недоумении:
– Ты с чего это, Ник? Хорошая, конечно, женщина, но так чтобы…
– Да ладно! Видел я, как ты на её задницу пялишься! – усмехнулся сосед, хрустя огурчиком.
Нет, ну было, конечно… Один раз! Но куда мне смотреть-то было? Стою жду лифт, а дверь в Никитину квартиру открыта, и в коридоре Татьяна полы моет. Ну, как все правильные хозяйки… Раскорячилась так, с тряпкой в руках туда-сюда елозит и «гудком» назад пятится. На ней такие же треники, как у Никитоса, только размеров на пять больше. Короче, за Танькиной «кормой» даже кухонного окна видно не было. Танюха эдаким «противолодочным» зигзагом продвигалась к выходу и, казалось, в подъезде сумерки наступают. Жуть! Вот и смотрел я на этот шов из толстых белых ниток между ягодиц Татьяны Ивановны, который угрожающе скрипел (а может, и не он) при каждом очередном резком манёвре этой самоходной баржи.
– Да пялься, мне не жалко. А вот твоя Олька… смотреть жалко. И по характеру, говоришь, не подарок. В связи с этим предложение есть. Давай меняться, – тихим голосом и как-то вкрадчиво предложил Никитос, подливая мне водочки в пиво.
– А что на что? – внезапно отупев от такого ерша, переспросил я.
– В нашем случае, дружище, не что на что. А кого на кого! Бабами давай меняться. Тебя Танюха моя осчастливит, а я Ольку твою на перевоспитание заберу. Вот чувствую в последнее время, как прорастает во мне педагогическое семя. И решил я это семя в Ольке твоей, так сказать, взрастить, – глубокомысленно изрёк Никитка, смахивая с усов пивную пену.
После огромной чайной чашки со смесью пива и водки эта мысль показалась мне заманчивой. А почему нет? Всегда полный холодильник разносолов, ящик пива на балконе и водочка в морозилке грели душу. Правда, настораживали трудности формальностей оформления договора мены. Опять же имущество, дети…
– Сегодня какое число? – сам у себя спросил Никита. – Второе, а с первого вступил в силу указ президента об упрощении оформления договоров мены. То есть сейчас к нотариусу идти не нужно, их вообще, говорят, скоро упразднят. Теперь сели за стол два мужика, договорились, кого на кого меняют, написали договор в произвольной форме, подписались и вперёд!
– А жёны? – терзая хвост селёдки, как-то уже без особого интереса спросил я.
– А кто их спрашивать будет? Их подпись не нужна. Президент так и говорит, мол, мужики всему голова. Он же мудрый у нас! Сколько ему уже? 102? Дай ему Минздрав здоровья! Чем старше становится, тем мудрее указы. Ну что, пишем договор? – доставая, откуда ни возьмись, два чистых листа бумаги, спросил Никитка.
– А имущество, дети? – так, для порядка, спросил я.
– Танька к тебе пойдёт, а я в своей хате останусь. Привык я, Саня, к своей спальне. А дети… дети пусть бегают туда-сюда. Всё веселей. Ты закусывай, Сань, закусывай, а то подчерк у тебя какой-то неразборчивый. Печатными пиши, – наставлял трезвеющий Никитос.
Как ни странно, Олька моя безропотно выслушала текст договора, который сосед зачитал. Взяла свой ноутбук, косметику и так и прошлёпала в тапочках в соседнюю квартиру. На пороге обернулась и со счастливой улыбкой сказала:
– Пока, Сань.
А я ещё и читать не начал, как 140 килограммов счастья в виде Татьяны Ивановны уже топталось у порога моей квартиры. В руках она держала пятилитровую кастрюлю и двухкилограммовую пачку мороженых пельменей. «Приданое», – почему-то с нежностью подумал я. Вечер закончился тем, что я на протяжении часа наблюдал, как моя «новая жена» ела прямо из кастрюли недоваренные слипшиеся пельмешки. Потом запив водичкой из-под крана, «моя» Танюшка громко икнула и, на ходу стягивая со своего мощного тела халат, похожий на парашют от стратегического бомбардировщика, пошла искать спальню.
Я трезвел. Становилось тоскливо. «Вернуть всё назад. Расторгнуть договор к чёртовой матери», – бились в голове общипанными воробьями две правильные мысли. Прихватив исписанный печатными буквами «документ», я рванул к Никиткиной двери. Звонил в дверь минут десять, пока не заорал чей-то ребёнок.
– Да! Кого там чёрт… – раздалось из-за двери недовольное сопение соседа.
– Никитосина, открывай, разговор есть, – с надрывом попросил я.
– Саня, ты охренел? Всех детей перебудил. Твои-то тоже сегодня у меня ночуют, – громким шёпотом отвечал Никитка в замочную скважину.
– Дверь открой, я младших заберу, – решил схитрить я.
– Какой открой! Я голый стою… стоим. Между прочим, у меня сегодня первая брачная ночь, если ты помнишь. Я тут только пристроился, по обоюдному согласию, как говорится, а он рвётся тут. Тебе что, не кем заняться? Тебе за неделю всю Танюху не освоить! Совесть есть? Давай завтра, – злобно шипел этот мерзавец.
– Отдай жену, гад! Я расторгаю договор! – орал я, дёргая за дверную ручку.
– Саша, читай примечание в договоре, – неожиданно услышал я строгий голос Оли из-за двери.
Я онемел. Быстро пробежался взглядом по тексту договора. В самом конце меленькими печатными буковками было прописано: «Данный договор обратной силы не имеет, субъекты обмена возврату не подлежат. Договор вступает в силу после подписания и временных рамок не имеет». И тут я вспомнил, что моя «бывшая» до первого декрета на третьем курсе юридического училась. Вот откуда… собака зарыта. А по ту сторону двери тихо прошлёпали по кафелю две пары босых ног… в сторону спальни.
Неожиданно щёлкнул дверной замок нашего третьего соседа. На пороге появился Виталик. Виталик жил в двухкомнатной квартире вместе с женой, тёщей, двумя детьми-близнецами и двумя вечно орущими котами. Виталик был аспирантом одного из вузов, работал там же на полставки лаборантом (издевался над мышами), подрабатывал курьером на фирме по доставкам китайских подделок, а по ночам крутил баранку и делал массажи по вызову, засыпая на спинах у клиентов.
– Дядь Саш, ну невозможно же! Что вы всё орёте, как будто вам жена изменила? – краснея худым лицом, причитал Виталик, подтягивая трусы под мышки.
– Виталька, выручай, сынок! – встрепенулся я, вспомнив про тёщу Виталика.
Дело в том, что тёща у Виталика даже моложе моей Ольки будет. Ничего так себе блондиночка, чуть подкрашенная. Ладненькая такая, физически одарённая. Сам видел, как она с двумя близнецами на руках без лифта на девятый этаж поднималась. Улыбается всегда приветливо. И зубки, по-моему, все на месте. Помню, даже в лифте вместе ехали, глазки прячет так скромно, щёчки в ямочку.
– Ага, выручай, а как тыщу до понедельника занять, так вроде и не слышу, – с обидой в голосе нудит молодой сосед. – Чего там у вас?
Вкратце рассказываю ему о последних трёх часах сплошного разочарования в своей жизни и неожиданно для него делаю ему предложение: