– Антонина Петровна! – с нежной гордостью выдохнул Дед, запоздало анонсируя выход ангела.
– А??? – возвратился «из полёта» Саныч, коснувшись носками пола прихожей.
– Антонина Петровна, говорю, иногда убираться ко мне приходит. Ты чего, собственно?
– Па, давай вечером, – засуетился сын, глядя на часы и двигая к стене свои чемоданы, – работа!
– Так вечером я… мы тут как бы собрались, – попытался что-то внятное придумать Дед, показывая недвусмысленно на спальню, где уже гнездился ангел.
– После шести буду, – уже из подъезда крикнул Сан Саныч, торопливо сбегая по ступеням.
Дед в сердцах хлопнул дверью, постоял, раздумывая над ситуацией, пнул чемодан и, глянув ещё раз на себя в зеркало, направился в спальню. Нужно было максимально форсировать события. Перед входом в спальню энергично распахнул халат и, затянув «…я люблю тебя до слёз…», толкнул дверь от себя. Эффект был неожиданным. Опять зазвонил дверной звонок. На этот раз звук его казался неприятным, я бы даже сказал просто отвратительным! Дед натянуто улыбнулся вглубь спальни, запахнул халат, морским узлом завязав пояс, и армейским шагом пошел к двери.
– Забыл чего, Сашка? – открывая дверь, спросил с некоторым раздражением Дед.
– Дед, открывай быстрей, я в универ опаздываю и писать хочу, – ответил молодой голос, тембром напоминая голос самого Деда, помолодевшего лет на сорок пять.
Дверь открылась и в прихожую, выдавливая Деда из проёма двери, ввалился высокий молодой парень лет 20-22-х. Коротко стриженный, в драных джинсах, линялой футболке и видавших виды кедах. На широком плече, похожий на гигантский батон «Любительской» колбасы из рекламы, лежал большой боксёрский мешок, за спиной огромный туристический рюкзак, с притороченной бухтой альпинистской верёвки, а под мышкой шевелил пыльными колёсиками скейт. Но это ещё не всё! В одной руке он держал горный велосипед с налипшими на колёса кусками грязи, а в другой за петельку волочился толстый чемодан на попискивающих раздолбанных колёсиках.
– Я ж тебе ключ давал, балда! – пятясь и уступая молодому напору и чужому имуществу, обалдело произнёс Дед.
– Да посеял я его! Здорово, старик! Представляешь, таксисты везти не хотели, еле уболтал одного таджика, – жизнерадостным голосом сообщил молодой человек, пытаясь протащить пожитки куда-нибудь вглубь…
Предлагаю в очередной раз отвлечься от основной темы с тем, чтобы договориться, что этого паренька мы с вами, между собой, будем звать Сашка. Не поверите! Но и у этого студента-дипломника в паспорте значилось, что он Александр Александрович Михайлов. Родственники? Ну, конечно! Внук – Сын – Дед! Догадались? Поехали дальше!
– Не понял! Сегодня что, опять первое апреля? Ты зачем всё это припёр, Санёк? – принципиально не давая сгрузить с плеча боксёрский мешок, начал закипать Дед.
Раздался звук включённого пылесоса, и в комнату вошла со шлангом в руке Антонина Петровна, одетая только в бикини, короткий голубенький передничек в оборочках и домашние туфельки на высоком каблучке. Мило улыбнувшись и приветливо помахав Сашке, она, красиво изогнув спинку, начала пылесосить паркет и, изящно двигая телом, продвигалась вперёд. То есть как бы спиной вперёд. Или как ещё попонятней? Включила заднюю передачу! Вот! Внук старательно вытягивал шею и старался заглянуть Деду через плечо, вставая на цыпочки, но тот напирал, перекрывая зону обзора махровым полотенцем, упираясь в боксёрский мешок и используя разницу в весе.
– Дед, а дед! Напомни, из-за чего вы с бабушкой расстались? – горячо шепнул Сашка на ухо Деду, восторженно глядя на Антонину Петровну.
– По идейным соображениям! Подрастёшь – поймёшь… – упирался, скользя тапочками по паркету, Дед, явно проигрывая молодой физической мощи и задору.
– Дед! Мне нравятся твои идеи! – сбрасывая боксёрский мешок прямо Деду на тапочки, восторженно изрёк идейный последователь и наследник.
Дед, ойкнув, развернулся и, расставив как можно шире руки, пошел, прихрамывая, загонять Антонину Петровну обратно в лоно спальни. Та игриво отмахивалась щёткой пылесоса, пропустив шланг между красивых ножек, звонко смеялась и, наконец, весело цокая каблучками, нырнула в свою норку с огромной двуспальной кроватью. В гнёздышко, свитое из перьев и пуха ангелов. В пещеру, устланную костями и черепами молодящихся работающих пенсионеров. Дед решительно развернулся, но было поздно, все вещички студента уже были разгружены и непреодолимой кучей громоздились посреди прихожей, а из-за двери туалета журчало.
– Может, объяснишь? – уже спокойно спросил Дед, поняв, что исправить что-либо невозможно.
– Не парься. С Ленкой поцапались. Поживу у тебя месяцок-другой… К родакам не хочу. Начнётся… что…? чего…? почему…? Только ты меня не сдавай, старина! Всё! Убежал! На ужин пельмешек свари. А ну-ка, подержи! – попросил Сашка, подняв тяжеленный боксёрский мешок и вложив его в руки Деда.
Наивный Дед обнял мешок, как родного, не видя, что происходит по ту сторону. Сашка, хитро улыбнувшись, встал в боксёрскую стойку и резко выдохнув, со всей дури врубил по мешку, от чего Деда завалило на чемоданы, и он чуть не упал, запутавшись в халате. Потом, довольный получившимся розыгрышем, увернувшись от запущенного в него пушистого тапочка, нырнул за дверь и побежал вниз по ступенькам, на ходу одевая рюкзак с конспектами и учебниками.
Дед оглядел кучу вещей, почесал живот и с досадой бросил туда же боксёрский мешок. Потом закрыл глаза, покачал головой, произнёс какое-то заклинание… открыл глаза. Куча была на месте и даже не уменьшилась.
– Это не со мной! Антонина Петровна! А давайте-ка, голубушка, ещё раз в спальне пропылесосим! Впрок! – наконец, проявил инициативу Дед, вспомнив об ангеле в своей спальне.
Из-под одеяла, отсвечивая розовыми пятками, торчали три ноги. Четвёртая нога, повышенной лохматости, медленно выползла из-под одеяла и спустилась на пол. Она ёрзала по полу, смешно шевеля пальцами. Тапок нащупывала. Следом рука и ещё одна волосатая нога, потом задница в семейных трусах в полоску и, наконец, коротко стриженная, во весь рот улыбающаяся голова. Осторожно скользя тапками по кафелю, проснувшийся утренний «лыжник» бесшумно двигался в сторону ванной комнаты. Это был Сашка. Резко и неожиданно утреннюю робкую тишину однокомнатной съёмной квартиры безжалостно испугал звонок будильника. Путаясь в одеяле и в своих длинных волосах, с постели подлетела девушка лет двадцати в полосатой майке-тельняшке огромного размера и… Нет, писать нужно только правду. На ней действительно была только майка! Она рывком спрыгнула на пол и быстро зашлёпала босыми ножками к ванной. Но прямо перед её носом дверь захлопнулась, оставив в коридоре смесь из запахов только что сходившего в туалет Сашки и уже вылитого на голову шампуня для мужчин.
– Ну Санька… так нечестно! – повиснув на дверной ручке, захныкала девушка.
– Я быстро, Лен, даже бриться не буду! – крикнул, включая воду в душе, чемпион дистанции кровать – ванна.
На всякий случай показав двери язычок, Леночка села на корточки, прислонившись к двери. Её длинные русые волосы рассыпались по плечам, голубые глазки закрывались и она, завернувшись в свою полосатую моряцкую ночнушку, приготовилась вздремнуть пару сек… Но разве с ним вздремнешь?
– Не спи, замёрзнешь! – перекрикивая шум воды, заорал Сашка.
– А? Сань, а у тебя когда сессия заканчивается? – вставая и прислоняя ухо к двери, спросила Лена.
– Во вторник последний экзамен. А что?
– Наши ребята с курса в Египет собираются, – поджав губки, сообщила Лена, слушая дверь.
Но дверь молчала. За ней что-то хлюпало, булькало и сливалось…
– Я говорю, наши ребята на каникулах в Египет едут, аж на десять дней, – прокричала, прижимаясь носиком к шершавой двери, Ленка. – Там море тёплое круглый год. Представляешь?
Вода идти перестала. Зато что-то заклокотало, высморкалось и нагло пукнуло.
– Ну что за дурацкая привычка молчать, когда тебя спрашивают? – одновременно врезав по двери пяткой и ладошкой, возмущённо крикнула Лена.
– Просто у меня нет дурацкой привычки разговаривать с зубной щёткой во рту, дорогая, – открыв дверь, поумничал Сашка, дохнув свежим запахом хвои, ромашки, мяты и ещё какой-то химии…
– Сань, а давай в Египет полетим, – повиснув на Сашкиной шее и громко поцеловав его в ухо, сказала отличница и спортсменка, выталкивая парня из ванной комнаты.
– Ленусь, я обещал своему дедушке на этих каникулах помочь дачу отремонтировать. Крыша течёт. А ему, кровь из носа и хлебом не корми, нужно на даче оздоравливаться. Я же тебе говорил, он у меня старенький, болеет часто. Ну как я могу отказать? – ответил студент-дипломник и дедушкина единственная опора, занимая место у двери в ванную.
Из ванны, с торчащей изо рта зубной щёткой, вылетела с возмущённым лицом Ленка. Брызгая зубной пастой и размахивая маленькими кулачками, она с негодованием закричала:
– На зимних каникулах ты мне тоже говорил, что твоего дедушку практически парализовало и некому его с ложечки кормить… А твой дружок Витька проболтался моей Лизке, что вы почти две недели на лыжах куролесили по Карелии. Гад!
– О! Точно! Давай лучше в Карелию махнем. По речкам на байдарках! – мечтательно произнёс Саша.
– Иди ты со своими байдарками! До сих пор задница болит. В цивилизацию хочу, – простонала Ленка.
– Иди ты со своей цивилизацией! И вообще, езжай куда хочешь, – кинув в Ленку мокрым полотенцем, огрызнулся человек без завтрака.
– Это я иди? Это я… куда хочешь? Вот ты сам и иди! Пока ещё мои родители за эту квартиру платят и думают, что я с подружкой живу! Иждивенец!
Возмущённо повизгивая и бормоча себе что-то под нос, Ленка забегала по квартире, собирая и стаскивая ближе к выходу Сашкины вещи. Тот, не спеша одевшись и налив себе кружку чая, пил и молча наблюдал за маленьким полосатым демоном, мечущимся по двадцати квадратным метрам. С балкона, как козёл за рога, был выведен горный велосипед со словами: