– Вот твоя движимость, Михайлов!
Потом попой вперёд, с большим трудом, волоком, выперла в прихожую большой боксёрский мешок.
– А вот твоя недвижимость! Скатертью дорога, байдарочник, боксёр, лыжник и кто ты ещё там… – показала пальчиком на дверь вспотевшая от трудов праведных ответственный арендатор.
Допив свой чай с единственным и последним в доме скрюченным бубликом Сашка не спеша помыл и протёр кружку с надписью «САША», упаковал её в рюкзак и медленно подошёл к Лене.
– Ручки подними! – загадочно попросил он, улыбаясь и заглядывая Леночке в глазки.
– Ещё чего! – шлёпнула босой ножкой по кафелю Лена, спрятав руки за спину.
– Подними ручки, зайка! Ну, пожалуйста! – как мог нежно, таинственным шёпотом произнёс бойфренд, щекоча маленькое ушко своим дыханием.
Леночка, что-то про себя поняв, улыбнулась, прикрыла глазки и, как лебёдка белая, грациозно подняла ручки вверх. Резким движением, снизу- вверх, Сашка стянул с неё полосатую майку-тельняшку.
– Моя! Дед подарил! – пробасил Сашка, оставив стоять посреди комнаты Леночку, успевшую после сна надеть трусики в голубой горошек.
– Ну, гад! Ну, гад же ты, Михайлов! Ненавижу тебя! – фальцетом заорал обиженный и униженный голубоглазый ангел, выбрасывая на лестничную площадку скейт и пузатый чемодан.
Всё остальное, пригнув голову, успело выбежать само!
Тихо щёлкали, передвигая секундную стрелку, электронные часы на стене кухни. Ещё пару полных секундных оборотов и будет 23:00. Кухонный стол ломился! Тут тебе и котлетки по-киевски и картошечка, запечённая с грибочками. А в длинной тарелочке селёдочка как бы плавала в янтарном масле между островами из зелёного и репчатого лучка. И, конечно, чемпионы по слюноотделению – половинки яичек вкрутую с горками красной икры. Салат «Оливье» на столе не поместился…, но он был!!! В центре стола, как символ семейного благополучия, возвышались бутылка полусладкого шампанского и пол-литра дагестанского коньяку. Лучший, и он же единственный в доме, хрустальный набор бокалов многократно отражал желтоватый свет трёх лампочек кухонной люстры. А четвёртой, перегоревшей, было просто стыдно за себя.
Хозяин квартиры, он же и виновник этого кулинарного излишества, мирно спал в кресле в позе «нога на ногу». Звали его Александр Александрович Михайлов. Или, как мы с вами договаривались, Сан Саныч. Он спал в выходном костюме, в галстуке и стоптанных домашних шлёпках, так и не дождавшись свою жену Олю, присев «на минутку» после всей этой гастрономической суеты. Широко открытое кухонное окно, как антенна локатора, улавливало все околодворовые звуки, фильтруя их на «свой – чужой».
Во двор въехал чёрный «Мерседес», тараня тишину позднего вечера тяжёлым роком из всех своих открытых окон. Скрипнули тормоза, и все открытые подъезды пятиэтажной хрущобы с удовольствием повторили многократным эхом этот звук. Сан Саныч проснулся… С довольной улыбкой осмотрел стол, заглянул за кресло, где был спрятан сюрприз – букет алых роз в трёхлитровой банке, подошел к окну и посмотрел вниз.
Высокий мужчина в модном джинсовом костюме подал руку выходящей из «Мерседеса» даме. Невысокая стройная блондинка в длинном вечернем платье «под зебру». Это была она. Его Оля. Неожиданно мужчина подхватил её на руки, начал кружить, целовать, что-то шептать на ушко. Она тихо смеялась, подставляя шею, грудь, плечи для поцелуев. Сан Саныч отшатнулся от окна, заметался по кухне в поисках очков. Пятый этаж, всё как в тумане! Нашёл, надел, чуть не вывалился… Что они делают? В свете подъездного фонаря было хорошо видно, как этот ковбой обнял её, притянул к себе и они слились в долгом нежном поцелуе.
Какая же она была податливая в его руках. А его руки… его руки ласкали её открытую спину, опускаясь ниже за вырез платья и страстно тискали ягодицы. Не может быть!
Сан Саныч снял очки, подошел к столу и налил себе полный фужер коньяку. Выпил. Подбежал к окну и закричал с надрывом:
– Оля-я-я-я!
– Спи, мужик! – спокойным голосом сказал джинсовый красавчик, садясь в машину. Оли уже не было…
Саныч, пошатываясь, отошёл от окна, машинально налил ещё один фужер коньяку, жадно выпил его, постоял, качаясь, и, растопырив руки, заученным маршрутом направился в спальню.
Раннее утро в городе ни с чем не перепутать. Начинают дворники. Потом сосед. Сволочь. Деньги на ремонт экономит и гоняет стартёр минут десять, вынимая душу. Приехали мусорщики. Здрасьте! Скучали без вас! А ещё громче можете? Потом соседка Валя тащит с пятого этажа своих близняшек, ненавидящих детский сад. И их стереоистерику не заглушит ни подушка на голову, ни голова в подушку! Как дети в таком возрасте могут орать басом? Девочки!
А вот когда утром просыпаешься в носках, трусах, очках и в галстуке, это вызывает вопросы. И у Сан Саныча Михайлова они были! Вспоминать позор долго не пришлось, тем более что на спинке кровати висело то самое… вечернее платье «под зебру». Почему-то прислоняясь спиной к стене, скользя майкой по обоям, Саныч пошёл в разведку. Дверь в ванную комнату была прикрыта не полностью. Шумел душ и лёгкое сопрано выводило «… я люблю тебя до слёз…». Как же было обидно! И больно! Решение было принято мгновенно. Встав на кухонную табуретку, Саныч достал с антресолей два пустых чемодана. Не глядя, вывернул из своей половины шкафа одежду, утрамбовал её в чемоданы, а не влезшие носки с трусами рассовал по карманам костюма. Потом впопыхах оделся, забрал из трюмо свой паспорт, диплом и толстую папку с почётными грамотами.
– Саньчи-и-и-и-ик! Пора вставать! Вынеси мусор! – донеслось из ванной. Видно, почувствовала движение. Гадюка!
Волоча старые неудобные чемоданы, Саныч подошел к зеркалу в прихожей, выбрал самую яркую помаду и написал крупно:
«ПРОЩАЙ! Я БЫЛ С ТОБОЙ СЧАСТЛИВ! БУДЬ И ТЫ С НИМ!»
Потом, повесив на крючок свой ключ от квартиры, обивая углы прихожей чемоданами, захлопнул дверь.
В нашей стране рабочий день у всех категорий трудящихся заканчивается примерно в одно время. И только врачи, студенты и спортивные тренеры портят общую картину.
– Ты смотри, подошел, а я думал, что посеял, – сам себе удивился Сашка, открывая дверь в квартиру Деда своим ключом.
Сессия заканчивалась, причём заканчивалась без особого кровопролития. С учёбой у младшего Михайлова проблем, слава богу, не было. Да и какие могут быть проблемы у кандидата в мастера по боксу, победителя всех мыслимых и немыслимых университетских соревнований. Скоро, совсем скоро он станет величайшим хирургом современности. На его счету уже три аппендикса, резекция желудка и удаление камней! Вернее, он присутствовал на операциях, а на одном аппендиксе ассистировал. Но то ли ещё будет! Главное, крови не боялся. Боксёр!
У Сашки до сих пор перед глазами маячила тень шикарной фигуры Антонины Петровны со шлангом от пылесоса в нежных руках. У Деда была сегодня тренировка. А где тогда она? Не очень-то хотелось с ней сталкиваться.
– Антонина Петровн-а-а-а! – негромко, с придыханием позвал Сашка, стягивая с ног кеды, тем самым добавляя в местную палитру запахов что-то своё… особенное.
В ответ включился старинный дедовский холодильник, испугав своим рокотом карьерного самосвала стаю голубей на подоконнике и соседа, прячущего на балконе чекушку водки. Пахло мужским дорогим одеколоном, слегка щекотал обоняние запах смеси лавра благородного и чёрного индийского перца, доносящийся из кухни. Женщиной тут и не пахло!
– Петровна! Вы дома? – уже без надежды на бесплатный стриптиз спросил, увидев стоящий в прихожей уже холодный пылесос, застенчивый юноша.
– И где она? Опять задушил и спрятал? Синяя борода! – начал храбриться после недолгих поисков спортсмен-разрядник.
Прихватив из прихожей тяжёлый боксёрский мешок, он ходил из комнаты в комнату и смотрел оценивающе на потолок. Получалось, что лучшим местом для мешка была спальня Деда. Осталось найти те убедительные аргументы, которые… Неожиданно что-то промямлил дверной звонок и Сашка, обнимая, как родного, свой мешок, пошел открывать. На пороге стоял его отец – Михайлов Александр Александрович, то есть Сан Саныч, как мы с вами и договаривались.
– Привет, сынок, а ты чего и как здесь?
– Здорово, па! А у меня ключ… да так, деду обещал, – не объясняя, ответил Сашка, путая следы.
– А дед?
– Так вторник сегодня, тренировка у него. Попросил к его приходу пельменей сварить, – ответил Сашка и, поставив мешок на старое место, повесил полотенце на шею и пошел на кухню.
– Здорово! Пельмешки – это хорошо! Давненько я пельмешки… – быстро сбросив туфли и повесив пиджак, Сан Саныч, потирая от предвкушения руки и шаркая дедовскими тапками, на три размера больше, пошлёпал за Сашкой на кухню.
Мягко щёлкнув, открылся дверной замок. В прихожую, по-хозяйски вытирая кроссовки о коврик перед дверью, бодро вошел третий по счёту и первый по семейному рейтингу, Михайлов Александр Александрович. По прихожей поплыл сложный и так нравящийся редким женщинам, знающим толк в настоящих мужиках, запах. Смесь амбре натруженного мужского тела, кожи боксёрских перчаток, засохшей крови на бинтах и разогретой смазки тренажёров.
Сбросив с плеча спортивную сумку и увидев две пары лишней мужской обуви у себя в прихожей, но не увидев своих тапочек, Сан Саныч логично спросил:
– Эй! А кто, собственно, дома? – потом подумал и добавил. – У меня дома?
Из кухни в прихожую, шумно и дружно, вывалилась толпа из двух Михайловых Александров Александровичей. Средний за уши держал пятилитровую кастрюлю, а младший шуршал двумя килограммовыми пакетами мороженых якобы «Сибирских пельменей».
– Здравствуй, папа, – интеллигентно поздоровался сын.
– Привет, старик! – тряхнув пакетами, как маракасами, приветствовал младший.
– Опаньки! Сан Санычи! Все в сборе, когда такое было-то? – заулыбался старший Михайлов.