– Ну не знаю… – уже как-то неуверенно сказал Саныч, допивая коньяк и наливая ещё, – надо с Олей посоветоваться.
– Ну, и как? С Олькой своей посоветовался? – хрустя огурчиком, спросил Дед.
– В том-то и дело, что не успел. Хотя ты знаешь, пап, решение для себя, конечно, принял.
– Ну?
– Своя клиника. Самостоятельная работа. Возможность заниматься наукой, – загибая пальцы, отвечал Сан Саныч.
– Зарплата! – нашёл ещё один аргумент в пользу российско-израильского сотрудничества Дед.
– Да, зарплата. В общем, я принял предложение Ройзмана.
– Одобряю, сын. Слушай, а где сейчас Танечка? – закатив глаза, погрузился в воспоминания Дед.
– Она жена Лёвы, папа. Но я не думаю, что ему повезло! – засмеялся Саныч, широко разведя руки и показав ширину Танюшиной талии.
– Повеселил! – хохотнул Дед. – А что дальше?
– А дальше… Дальше я трачу пол-аванса на праздничный стол, жду, как дурак, весь в одеколоне свою жену с дня рождения подруги. А её привозят за полночь на чёрном «Мерседесе», целуют, носят на руках, хватают за задницу… – срывающимся голосом, травмируя психику окружающим, ответил Саныч, закрывая руками лицо.
– Ну, как это… целуют? – в недоумении переспросил Дед.
Саныч быстро встал из-за стола, захлопнул кухонную дверь и, уже взяв себя в руки, ответил, переходя на полушёпот:
– Взасос, папа, взасос!!!
– Может, ты преувеличиваешь? Может, это дружеский поцелуй на прощанье? – всё ещё с недоверием переспрашивал Дед, печально глядя на пустые ёмкости из-под спиртного.
– Ты издеваешься? – опять начал истерить Саныч. – А массаж задницы?
– Как это? – открыл рот Дед.
– А вот так! Вот встань-ка! – начал режиссировать сцену разврата Саныч.
Дед послушно встал, вытер о белый банный халат руки, запачканные в кетчупе, и вышел из-за стола. Саныч эдаким самцом подошёл к Деду, закинул его руки себе на плечи, прижался к нему всем корпусом и стал мять дедовские ягодицы, приговаривая:
– Ну, как? Как тебе нравится? Нравится?
– Да, в общем… безобразие, конечно! – нежно отстраняя от себя сына, сказал Дед. – Иди-ка спать, сынок. Завтра договорим и что-нибудь придумаем. Посуду сам помою.
Утренняя пробежка в начале следующего дня дала положительные результаты. Кошмары с массажем ягодиц и поцелуями взасос перестали будоражить пожилое сознание, а после чашечки крепкого кофе вернулось позитивное настроение, отличающее работающего пенсионера от… просто работающего. Мужики уже разбежались, оставив на столе грязную посуду, неубранные постели, перепутанные зубные щётки и грязные носки у подножья стиральной машины. Сваливая грязную посуду в мойку, Дед для себя справедливо решил, что теперь этим заниматься будет кто-то из младших Михайловых, а не глава династии и собственник трёхкомнатной квартиры в центре. «Пусть хоть монету бросают…», – подумал Дед, повязывая пёстрый передник Антонины Петровны и надевая розовые резиновые перчатки.
Внезапно по-женски всхлипнул дверной звонок. Дед, стряхнув с перчаток пену моющего средства и, как хирург, согнув руки в перчатках в локтях, пошел на дверь. Открыв замок и сделав шаг назад, чтобы в кадр вошёл весь объект, Дед спросил:
– Чем обязан, барышня?
На пороге стоял худощавый, стройный, длинноволосый, с приятными формами ребёнок женского пола. Сумка на длинном ремешке, руки в карманах джинсов, взгляд исподлобья и даже нагло выглядывающий из-под блузки пупок говорили, что перед нами сильная личность. Во всяком случае, так она о себе думала.
– Здравствуйте! Меня зовут Лена. Как вы на Сашу похожи. Вы его папа? – спросил ребёнок.
– Да, папа, – немного помешкав, но не став отрицать очевидное, ответил Дед.
– А он вам обо мне не рассказывал? – настойчиво наступала Ленка, тесня Деда в сторону кухни.
– Ну, почему же… Очень часто… И в превосходной степени… – как-то теряясь и не совсем уверенно, ответил Дед.
– Как-как? – наморщив лобик и носик, спросила Лена.
– Восторгаясь то есть! – взмахнув рукой и брызнув на Лену пеной, ответил старший по квартире. – Проходите, пожалуйста.
– А вот это на него не похоже, – ухмыльнулась Ленка, у меня такое подозрение, что вашего сына эскимосы воспитывали. Отмороженный он у вас какой-то.
– Этого не замечал, но мороженое в детстве очень любил… «Ленинградское», – выпалил первое, что пришло в голову, Дед.
Быстро осмотревшись, Ленка, сбросив балетки и без разрешения надев отороченные белым заячьим мехом, на высоченных каблуках, комнатные туфли Антонины Петровны, пошла на запах недавно сваренного кофе.
– И где ваш дедушка? – спросила она тоном участкового врача, вынимая из сумки и надевая белый медицинский халат.
– Мой? – недоумевая, спросил Дед.
– Нет! Сашкин. Вы же говорили, что он ваш сын.
– Простите великодушно, какого Сашки? – начал нервничать Дед.
– Михайлова Сашки! – теперь уже начала нервничать Лена.
– А-а-а-а!!! Так бы и сказали… – задумался Дед, снимая с рук перчатки, – да, в общем-то, мы все Михайловы. И все Сашки.
Не вовремя зазвонил телефон Деда. Он, пригласив Лену присесть, пошел в спальню.
– Да-да, Антонина Петровна! Простите, я на тренерском совете. Перезвоню, обязательно перезвоню, голубушка! – «отстрелялся» дед, возвращаясь на кухню.
– Это понятно, – нетерпеливо ответил ребёнок, – а дед ваш где?
– Мой помер… тридцать пять лет назад, – вздохнув, с сожалением ответил Дед, скорбно склонив голову.
– Нет! Сашин?
– Сашкин пять лет назад. Вот так рядышком и лежат… Послушайте, а зачем вам? – встрепенулся мужчина, не похожий на Деда.
– Ничего не понимаю! У моего Саши дедушка живой, но очень старенький и болезненный. То инфаркт, то инсульт. И всё по графику – после сессии, во время каникул. Я не терапевт, я на фармаколога учусь, но уколы, системы там… ставить могу. Курсы массажистов закончила. Скоро каникулы, поэтому главное – профилактика. Проводите к больному! – решительно сказала Лена, застёгивая халатик на все пуговицы и повесив на шею стетоскоп.
– Позвольте, барышня, какие уколы? – занервничал Дед. – Какой больной? Так! Вроде начинаю понимать! Леночка, тут такое дело… Сашин дедушка – это я, если, конечно, вас студент Саша интересует.
– Интересно. А Александр Александрович тогда кто? – пыталась разобраться студентка-медик.
– А, так у нас, у Михайловых, принято… И я Александр Александрович, и он, и папаша его… Кстати, и мой папаша тоже!
– Не морочьте мне голову, папаша – дедушка – Александр Александрович и так далее! Вот кто у вас тут самый старый? – начала докапываться до истины дотошная студентка-четверокурсница. – То все на кладбище, то все в наличии!
– Позвольте! Что значит, самый старый? Пусть по паспорту я далеко не мальчик, но в душе и, надеюсь, внешне… – стал заговариваться Дед, разглядывая себя в отражении дверцы микроволновки.
Вдруг Леночка топнула ножкой, подняла указательный пальчик на уровень дедовского носа и строго погрозила. Стало всё понятно. Дошло то есть. Но нужных слов не находилось почему-то. Ленка пронзительно взвизгнула, подпрыгнула, раскидала по углам прихожей пушистые туфли Антонины, шандарахнула по входной двери ногой, ища выход неуёмной студенческой ярости, открыла дверь, и со словами:
– Вы все гады! Все! Ненавижу! – выскочила в подъезд, размахивая стетоскопом и насмерть перепугав выходящую из лифта бабушку.
– Это ж надо как врача довели, ироды Михайловские, – сказала, укоризненно качая головой, сердобольная бабушка-соседка.
Дед стоял на пороге своей квартиры, растерянно смотрел вслед исчезающему белому халату Леночки и на подозрительно озирающуюся бабушку – бывшую сотрудницу Лаврентия Палыча. Закрыв дверь, Дед почувствовал, как на смену недоумению приходит глубокое чувство разочарования. Настроение резко стремилось к минусу. А как иначе, если за пять минут тебя вдруг, ни с того ни с сего возненавидела какая-то незнакомая пигалица, да ещё и гадом обозвала. Нормально? А всё из-за кого?
– Значит, старенький и болезненный, говоришь, внучок… – сжав кулаки, сказал Дед зеркалу, – инфаркты по графику?
Продолжить гневную речь вождя клана помешал кашлянувший не вовремя дверной звонок. Для самоуспокоения Дед сделал пару глубоких вдохов и щёлкнул замками. На пороге, мило улыбаясь, стояла Леночка, уже без белого халата и дурного настроения. Медленно перекатываясь с пятки на носок, она также медленно, смакуя каждое слово и пережёвывая содержание сказанного, голосом диктора новостного канала сказала:
– А ещё на мой вопрос: «Почему ты, Сашенька, так часто ездишь к дедушке?» он ответил: «Дедушка очень больной. Нужно хоть иногда памперсы старику менять».
Увидев, что информация достигла желаемого результата, что клиент, стоящий в дверном проёме, полностью деморализован и безопасен, Леночка, опустив глазки, жалостно так сказала:
– А ещё Сашка сказал, что памперсы он будет деду менять до самой его смерти. А когда дедушка, наконец, ласты склеит, его огромная трёхкомнатная квартира в центре достанется по наследству ему!
Знаете, что такое «контрольный в голову»? Это был он!
– Не болейте, дедушка! – нежным голоском прощебетала Леночка, промокнула неожиданно выступивший на лбу у Деда пот своим платочком и, что-то напевая, весело побежала по ступенькам, размахивая сумочкой с торчащим из неё медицинским халатом.
Разворачиваться не было сил, поэтому Дед сделал три коротких шага назад, при помощи рук держа равновесие. Посмотрел по сторонам, ища хоть что-нибудь, что выдержит его 105 кг. Ничего не было. Посмотрел в зеркало. Не узнал. Поздоровался на всякий случай… Потом, перебирая руками по стене, дошел до холодильника. Пошарил в морозилке и достал шкалик водки. Тренировки сегодня не было.
– Наследство, говоришь… Памперсы поменять… Ну только приди домой, я тебе такое наследство напишу… По всей морде! – чуть слышно сказал Дед, обращаясь к холодильнику, гневно хрустя то ли солёным огурцом, то ли имплантами.