– А тебе, дружок, пора уже о персонале думать, – не унимался Лёва, вкусно откусывая от «Наполеона», – завтра я тебе штатное расписание покажу, хочу твоё мнение… Слушай, старик, ты не болен, случаем? Может, покушаешь? А коньячку по рюмахе?
– Лёва, вот ты скажи, ты мне друг? – спросил Саныч, посмотрев печальными глазами на испачканное «Наполеоном» лицо Ройзмана.
– Понял тебя. Проси чего хочешь, а там посмотрим! – мудро ответил сын своего мудрого народа.
– Дай мне свой «Мерседес» на пару дней. Для представительских целей, – с отчаянием в голосе выпалил Саныч, нечаянно согнув маленькую ложечку, испачканную кремом от торта.
Лёва изменился в лице, медленно вытер салфетками губы и, отвернувшись к окну, ответил:
– Саш, давай сначала. Как будто я ещё не говорил «…проси чего хочешь».
– Вопрос жизни и смерти, Лёва. Да не бойся, у меня 22 года водительского стажа! – всё больше и больше вдохновлялся Сан Саныч.
– Ой! Успокоил! На мопёде и на этих «Жигулях»? – раздражался всё больше и больше друг-еврей. – Это же скороварка, а не машина. А я, простите, на чём?
– А ты на моей «Ласточке» покатаешься пока, – пробовал успокоить друга Саныч.
– На чём? На этом? Нет, Саша, я директор крупной клиники…
– Ключи, Лёва! – жёстко сказал будущий главный врач крупной клиники, и мощная ладонь акушера-гинеколога повисла над недоеденным куском «Наполеона».
– А как на «Ласточке» задняя скорость включается? – начал сдаваться преданный и честный друг Лёва.
– Разберёшься. Ключи, Лёвка!
Лёва, по-детски надув губы, бросил ключи с красивым брелоком в руку акушера и, обиженно сопя, буркнул:
– Документы в бардачке! А ты на «автомате» ездил?
Саныч, широко улыбнувшись и больно хлопнув Лёвку по плечу, звякнул двумя «жигулёвскими» ключами о стол и почти бегом выбежал из кафе. Конечно, он не услышал Лёвкин запоздалый вопрос:
– А второй, маленький ключ зачем? Вернёшь с полным баком! Хоть бы раз за кофе заплатил. Кто из нас еврей?
Сан Саныч сидел в припаркованном шикарном белом «Мерседесе». Он отъехал от кафе с километр, остановился и теперь, открыв рот и боковое окно, изучал названия кнопочек, рычажков и ручек, благо немецкий он знал неплохо. Ему всё очень нравилось. Он хотел здесь жить! Мимо проходили люди. Просто пешеходы. Но Санычу казалось, что все они завистливо тайком заглядывают в салон его машины, как бы спрашивая «…а кто же это там такой удачливый, такой счастливчик и баловень судьбы?». Было очень приятно чувствовать себя в этой… барской шкуре. Не пробовали?
Устроившись поудобней в глубоком белоснежном кожаном кресле, Сан Саныч набрал номер жены.
– Привет, Оля. Ты с работы когда сегодня? Да? Хочу заехать. Нет, чистые рубашки ещё есть… и носки… и платки. Поговорить, в общем. Где-то в восемь, если для тебя не поздно. Пока, – закончил разговор Саныч, почувствовав, как холодный пот стекает по ложбинке позвоночника в трусы. – Через год и у меня такой будет, говоришь? – и представил свою Олю рядом, на переднем сиденье…
Михайлов подошел к квартире № 57, привычно вытер ноги о половичок… Постоял молча. Потом ещё раз вытер ноги. Не успел отнять палец от звонка, как щёлкнул замок и дверь распахнулась…
Сан Саныч увидел перед собой абсолютно новую Олю. Немного похудевшая, с приятным цветом лица, шикарная причёска и модное платье, подчёркивающее женские достоинства. Саныч закрыл рот и вручил Оле скромный, но красивый букетик цветов.
– Можно? – на всякий случай спросил он.
– Ты у себя дома, Михайлов! – напомнила Ольга, пропуская Саныча и «Советское» шампанское на кухню.
Он отметил, что на кухне ничего не изменилось. Всё тот же чайник, занавески, кухонные полотенца, и даже его любимое кресло не передвинуто ни на сантиметр. Пахнуло домом и вкусной едой.
– Кушать хочешь? – как-то по-домашнему спросила Оля.
– Нет… Хотя, ты знаешь, с удовольствием. Дед своими пельменями нас с Сашкой совсем достал. У меня живот растёт, а у Сашки изжога, – пожаловался голодный Саныч, демонстративно перебирая в руке яркий «мерседесовский» брелок.
– Так надо было и его с собой взять, и деда! Садись в своё кресло, Саша.
– Ну, это потом, – начал нерешительно Михайлов, – сейчас нам надо двоим как-то… Чёрт! Не знаю, с чего начать, – в замешательстве вскочил с кресла и заходил по кухне Саныч. – Душновато как-то. Я окно открою?
Саныч, на ходу оттягивая узел галстука, типа душно, не спеша подошёл к окну. На пальце болтался, тихо позвякивая о ключ, шикарный брелок ярко-красного цвета с легендарным символом гордости немецкого автопрома. «Неужели не замечает…» – с досадой подумал почти владелец иномарки. Тогда план «Б». Мягко распахнулось окно, Михайлов опустил руку с брелоком за подоконник и нажал кнопочку… Мгновенно сработала сигнализация. Импортный сторож басовито оповестил весь двор «хрущёвки», что объект обижают и вообще ему тут не нравится! Саныч чуть помедлил, дав трудовому отдыхающему народу насладиться дивными звуками баварской истерики, и нажал другую, выученную ещё вчера, кнопочку отключения.
– Думал, что забыл на сигнализацию поставить, – извиняющимся тоном пояснил ответственный квартиросъёмщик квартиры № 57.
Оля, на правах хозяйки разлив шампанское по бокалам, подошла к мужу и с любопытством посмотрела в окно.
– Ух ты! Красавчик какой! Твой? – протягивая Санычу бокал с шампанским, спросила она мягким, почти нежным голосом.
– Ну… Ну да! – глотнув шампанского, как-то не очень уверенно подтвердил Саныч.
– А у Лёвки Ройзмана такой же! По-моему…
Саныч вдруг закашлялся, покраснев лицом, и хрипло объяснил:
– Извини, пузырьки не в то горло…
– Ко мне Лёвка с женой приезжал, тебя спрашивал. Извини, мне пришлось наврать, что папе стало плохо и ты ночуешь у него.
– Я буду у него работать. У Лёвки, – ёрзал на подоконнике Саныч.
– Я знаю, Саша, я всё знаю, – тихим голосом, глядя мужу в глаза, говорила Оля, медленно приближаясь к автолюбителю с «мерседесовским» брелоком, зажатым в потной ладошке.
Стиснутый между пышной грудью Ольги и открытым окном пятого этажа, Саныч приготовился к самообороне. Неожиданно тишину вечера нарушил ровный рокот дизельного мотора. В арку двора въехал черного цвета «Мерседес» и, совершив круг почёта вокруг детской площадки, остановился возле машины Саныча. «Близнецы, только цвет разный», – снисходительно подумал он. Из машины вышла блондинка в красивом платье «под зебру». Она весело смеялась и просила сделать музыку громче. Из динамиков рвался на волю, в вечернюю пустоту Гриша Лепс, доказывая на ночь глядя, что он «…счастливый, как никто!» Мужик открыл все двери машины и даже крышку багажника. Лепс рвал связки, молодая пара танцевала, целуясь на виду у открытых окон и подъездов, а у Сан Саныча потихоньку закипали мозги.
– Кто она? Эта… – зачарованно спросил Саныч, направив брелок на платье «под зебру», будто пытаясь поставить её на сигнализацию.
– Да это ж Лизка со второго этажа. Её жених каждый день после работы подвозит. Свадьба у них в следующем месяце.
– Так она же чёрненькая… – не понял сразу Саныч.
– Ой, Саша! Каких только сейчас париков не делают. Лизка всю прошлую неделю рыжей ходила, – открыла женскую тайну Оля.
Закончилась песня, Гриша взял тайм-аут, а мужчина поднял Лизку на руки и понёс к подъезду. Дальше наблюдать за ними было не очень удобно, но весь двор расслышал прощальный шлепок по попе и звонкий смех Лизки уже в подъезде.
– У меня такое же платье есть. Помнишь? Я, когда его на Лизке увидела, больше своё ни разу не надевала.
Только сейчас у Сан Саныча начали складываться пазлы того злополучного вечера с «зебрами». На душе стало хорошо и свободно, жабья лапа разжалась и отпустила сердечко, тромбы рассосались, язвы зарубцевались, а колени подкосились…
Саныч опустился на колени, обнял за любимое место Олю и сказал ей в живот:
– Какой же я идиот, Оля!
Ольга Владимировна всегда верила своему мужу. Поверила и на этот раз!
Они лежали под толстым и лёгким пуховым одеялом. Летом. Они так любили. Жарко не было. Было уютно и душевно. А ещё интимно…
– А мы с тобой скоро бабушкой и дедушкой станем, – мечтательно сказал Саныч, решив, что хоть здесь должен быть первым.
– А я знаю…
– Откуда?
– Мне Дед сказал. Только я сначала погорячилась немножко, – тихо засмеявшись, сказала Оля, вспомнив свой конфуз в больнице у Саныча.
– Чего? – сонно переспросил Саныч. – Надо было Деда предупредить, что ночевать не приду.
– Спи, дорогой, спи… Дед тебе за это только спасибо скажет.
Дед делал второй круг по супермаркету с пустой тележкой в руках. Здесь было комфортно, а если подальше отойти от рыбного отдела, то и мозги проветривались. На улице летняя жара, а здесь бесплатно молотят кондиционеры. Гуляешь себе вдоль морозильных камер с пельмешками, пиццами и другими, знакомыми каждому холостяку-пенсионеру морожеными продуктами. Спортивный марш в телефоне запоролен на Сашку-младшего.
– Да! Да, Санька. Опять ночевать не придёшь? Что там у тебя, мёдом намазано? – пробует шутить Дед. – Жаль! На ужин пельмени. Леночку поцелуй за дедушку. Пока.
«Забыл спросить, когда вещички свои заберёт. Мешок этот чёртов…» – подумал Дед, но тут опять запел телефон, на этот раз что-то о белых халатах. Сын, значит.
– Да. Да, сынок! Опять ночевать не придёшь? А, ну да. Ты же дома. Завтра ко мне? Приезжайте, я пельменей наварю, как Оля любит. С перчиком, с лаврушкой… Поцелуй за меня.
«Странно! Странно и непривычно! Неужели опять один? Это надо отметить!» – подумал Дед и бодро взял курс на улицу, состоящую из стеллажей с алкоголем. Проходя мимо прилавка с экзотическими фруктами, притормозил. Киви, бананы, ананасы, кокос, папайя… «Как же давно я не пылесосил спальню под руководством незабываемой Антонины Петровны!» – подумал одинокий мужчина в самом расцвете… Один звонок и через час – вечный рай, чистая посуда и безупречно убранная квартира!