Мирон обхватывает меня крепче за затылок и заваливает на диван, подминая под себя. Нависает сверху как огромный бизон, опираясь на локоть.
– Стой, – мычу ему в губы и пытаюсь отстраниться.
Упираюсь ладонями в грудь. Чувствую горячую кожу под ними и вдруг осознаю, что на мне нет штанов, лишь трусы и футболка.
Сводный со вздохом отрывается от моих губ и замирает, молча глядя на меня.
– Мирон, – выдыхаю и сама слышу, как мой голос предательски дрожит.
И он дрожит не от страха, что возмущает меня до глубины души. Я жутко злюсь на саму себя за то возбуждение, что сейчас испытываю.
– Так нельзя. Мы же не животные какие-то! – взываю к его разуму и, за одно, убеждаю себя. – У тебя девушка. Мы почти родственники, мы с тобой вообще-то ненавидим друг друга.
Мирон усмехается и отстраняется. Ложится на спину, закидывая руку за голову.
– Где мои вещи? – натягиваю на себя одеяло.
– Сохнут на печке. Не переживай, я не изврат какой-нибудь. Просто грел тебя.
– Спасибо. – сглатываю и замолкаю, не зная, что ещё сказать такого, чтобы объяснить свою внезапную слабость.
Поведение Мирона-то я объяснить могу запросто. Красивый наглый парень, который привык получать то, что ему хочется. Не факт, что Крис у него единственная, такие мажоры любят развлекаться при любой возможности.
А вот в какую пропасть чуть не полетели мои принципы?
Но я не такая. Это все на стрессе. Нет другого объяснения тому, что мой самоконтроль дал сбой. Да ещё и с тем, кто бесит меня до глубины души.
– Ноги согрелись? – Мирон забирается ко мне под одеяло и быстро проводит ладонью вниз вдоль бедра.
Ойкаю и покрываюсь мурашками, пытаюсь одернуть ногу.
– Холодные пока. – констатирует он. – Иди сюда.
– Мир! – только и успеваю возмутиться прежде, чем оказываюсь прижатая спиной к его телу.
– Лежи и не дергайся, – рыкает он. – Ноги прижми ко мне. И спи.
– Ты понимаешь, как это выглядит? – возмущаюсь, прижатая к нему, жаркому, как печка.
– Да плевать, как это выглядит. – рычит он тихо. – Не было ничего. И не будет. Ноги грей, я сказал.
Со вздохом прижимаю холодные ступни к его ногам и они мне кажутся очень горячими. Пытаюсь расслабиться, но куда там! Это как расслабиться в лапах медведя, зная, что он в любую минуту может тебя сожрать.
Смотрю в стену, слушая равномерное дыхание Мирона. Но, мне кажется, что он тоже не спит.
Похоже, будем лежать так до утра как два придурка. Закрываю глаза, устраиваюсь поудобнее на его плече и пытаюсь убедить себя, что все нормально. Он просто греет меня. И пообещал, что не тронет. И, увы, мы в той ситуации, когда нам придется научиться друг другу доверять, даже если не хочется.
Как там мама, интересно? Неужели, реально поверила, что я где-то на отдыхе? И, неужели, сейчас нас двоих не ищет никто из друзей? Мирона-то хотя бы Крис его ждёт. А меня…
А Мирон, хоть и гад, все же бросился спасать меня от волков. А его дурному папочке даже и невдомёк, что нас могли сожрать. Воспитатель хренов.
Просыпаюсь в гордом одиночестве, но слышу на улице какую-то возню. По спине пробегают мурашки от воспоминаний о вчерашнем вечере.
После встречи с хищниками мне совершенно не хочется выходить из дома.
Начинается второй день нашего безумного приключения. Хотя, приключением его очень условно можно назвать. Издевательство. Но, вариантов нет. Интересно, захочу ли я в старости рассказать это внукам?
Тянусь и переворачиваюсь на другой бок, на подушку Мирона. От нее чувствуется легкий запах сырости и… сводного. Не аромат его духов, нет. Лёгкий запах пота и кожи. Не неприятный, а, наоборот, притягательно-мужественный.
– О, боже, – вздыхаю и скорее обнюхиваю свою футболку. Я потею не сильно, но за эти дни я так употела, что тоже… попахиваю.
И Мирон это чувствовал, скорее всего. Кошмар какой-то. Нет, в принципе, мне нет дела до его тонкой душевной организации, я не заставляла его со мной спать, но… как девушке мне, конечно, неловко. Надо натопить снега и хотя бы постирать вещи.
Откидываю одеяло и встаю на прохладный пол. По телу пробегает лёгкий холодок. В доме уже достаточно тепло, но все же он до конца ещё не протопился. Ежась, семеню к печке. Возле нее на стульях висят мои штаны и кофта.
– Доброе утро, – раздается со спины голос, по интонации которого не сильно-то и похоже, что утро доброе.
Оборачиваюсь к Мирону, прикрываясь штанами. Он лишь хмыкает, глядя на это, и отворачивается, но не уходит. Опирается плечом о дверной косяк.
– Доброе, – отзываюсь таким же тоном и натягиваю штаны. Обращаю внимание, что он уже где-то раздобыл валенки и щеголяет в них. В принципе, это самое верное решение, потому что наша обувь не предназначена для высоких сугробов.
– Я развел костер. Приготовь еды.
– Так есть же, – замираю с кофтой в руках. – Гречка, суп. Я разогрею.
– Я не ем вчерашнее.
Давлюсь воздухом и закашливаюсь.
– Ты издеваешься? – выдыхаю зло. – Еда в холодильнике, она не испортится за один день. Суп, наоборот, еще вкуснее будет!
Мирон отрицательно качает головой.
– Тогда сам себе готовь, – возмущаюсь, – барин!
Сводный вскидывает голову, громко фыркнув, резко отстраняется от косяка и молча уходит на улицу, довольно сильно хлопнув дверью.
Психушка. Смотрю на свои носки, которые он тоже повесил сохнуть к печке и вздыхаю.
Несмотря ни на что, он позаботился обо мне.
Лезу в холодильник и смотрю, что у нас есть. Что он может любить? Мясо, наверное.
Выхожу на крыльцо. Мирон занимается огнем и стоит спиной ко входу.
– Ты картошку ешь? – уточняю у него. Молчит, будто меня нет.
– Ау! Я с тобой разговариваю. – повышаю голос, но сводный все равно не отзывается. – Ну и иди в жопу.
Фыркнув, закрываю дверь и мстительно кошусь на засов, но не трогаю. Ухожу в дом и достаю мясо и картошку. Оставшейся талой водой мою сковородку и нарезаю продукты. Картошку – в кастрюльку, сварить. Мясо с куском сала пожарить.
Когда снова выхожу на улицу, Мирона уже нет возле костра. Вижу, как он за домом что-то куда-то таскает. С опаской кошусь за забор, но ни волков, ни следов крови не вижу. Ставлю на огонь решетку, сверху чайник, кастрюлю и сковородку. Пока все нагревается, быстренько справляю нужду и умываюсь снегом. Набираю его во все свободные кастрюли и ставлю возле печки. Я не собираюсь тут сидеть и потихоньку превращаться в вонючее грязное чудище.
Довольно быстро мясо начинает шкварчать и я жарю его до красивой ароматной корочки. Аж у самой слюнки начинают течь. Но это для того, кто ничего не ест. Я могу и двухдневным супом с гречкой перебиться.
– Мирон, иди есть! – зову его громко, когда он в очередной раз мелькает вдали. Не оборачивается и не отзывается. Вздохнув, ухожу в дом. Обиделся, что ли? Ну, ладно, ладно.
Сижу за столом, положив ноги на стул и, нервно покачивая ими, пью чай и медитирую то на кастрюли со снегом, то на остывающую еду. Слышу шаги на крыльце, скрежет двери.
Сводный раздевается и уходит в комнату. Слышу жалостливый скрип дивана под тяжелым телом и от этого звука меня чуть ли не подкидывает от злости. Подскакиваю и несусь в комнату.
Мирон лежит в наушниках с закрытыми глазами. Толкаю его в плечо. Он открывает глаза и молча кивает мне.
– Есть пошли, – рычу.
Сводный нехотя вытаскивает наушник из уха и я слышу, что в них довольно громко орет музыка.
– Пошли есть, – повторяю на выдохе.
– Не хочу, – отзывается он лениво.
– Я мясо приготовила. – останавливаю его руку и пристально смотрю в глаза.
Вот только скажи сейчас мне что-нибудь про то, что ты его не ешь!
– Я не просил.
17. Забава
Мирон демонстративно отворачивается от меня на бок. Срываюсь, хватаю подушку из-под его головы и, вложив всю злость, бью его ей по плечу. Он моментально вскидывается, поворачивается ко мне с таким взглядом, будто сейчас просто разорвет на куски.
— Ты дура? — рявкает он, но меня уже несет.
— Есть пошли! — повышаю голос, снова замахиваясь и Мирон поднимает руки, отбивая в сторону мое орудие возмездия.
— Не пойду! — снова рычит, выпучив глаза и бешено таращась на меня.
Но это меня не останавливает. Корчу ему свирепую морду, нанося очередной удар. На этот вкладываю больше силы. Мирон перехватывает мою руку, сжимает её на грани с болью. Вижу – бесится.
— Завязывай, — шипит сквозь зубы, но я вырываюсь, и, не долго думая, снова замахиваюсь.
Мирон ловит подушку и дергает на себя. Она натягивается в наших руках, когда он пытается выхватить её у меня. С силой дергаю обратно. Раздаётся громкий треск, и я отшатываюсь, нелепо взмахивая руками и едва не падая. Старые жёлтые перья взлетают в воздух. Пушинки летят, кружатся, оседают на нас обоих и все вокруг.
— Блять, — выдыхает сводный, откидывая кусок наволочки и стряхивая перья с головы и одежды. — Отвали от меня, чудище!
— Я старалась, готовила тебе! — огрызаюсь. — А ты — неблагодарный. То не ем, это не ем! Хочу – не хочу!
— Это я-то неблагодарный?! — Мирон фыркает с раздражением и снова заваливается на диван, подложив руку под голову и сверкая на меня своими глазищами. — Я тебя спас, грел! Надо было оставить, чтобы волки сожрали.
— Ну так оставил бы! — выдыхаю обиженно. — С волками проще договориться, чем с тобой, наверное. Ну-ка пошёл есть!
— Да не пойду я! — рявкает Мирон снова. – “Пошел”, блин! Сама пошла!
Его упрямство бесит до невозможности. Вот прям хочется взять веник и отхлестать его что есть силы!
— Пойдёшь! — выдыхаю, забираюсь на диван и, упираясь спиной в стену, толкаю его в бок ногами.
– Что ты делаешь? Мерзкий гном! – начинает хохотать он, пытаясь увернуться, но я лишь сильнее его пихаю и сталкиваю на пол.
Запыхавшись, поправляю упавшие на лицо волосы.
Мирон резко садится на полу. Его взгляд полыхает настоящей ненавистью. Он хватает меня за ноги, рывком стаскивает с дивана. Я вскрикиваю, съезжая прямо к нему на колени.