– Только если ты поможешь мне встать, потому что я сама не в состоянии.
Мирон помогает мне подняться и тут же заваливается на мое место. Он едва помещается на лежаке что в ширину, что в длину. Огромный, здоровый медведь!
– Да на тебя три веника надо, лось. – усмехаюсь, аккуратно похлопывая его по спине. С интересом разглядываю витиеватую татуировку, переползающую с лопатки на шею и плечо.
– Давай поиграем в Русалочку? – глухо просит он, отворачиваясь. – Колдунья забрала твой голос.
Опять обиделся, что ли? Хлопаю его посильнее, сжав губы, но, кажется, абсолютно никакого дискомфорта он не испытывает. А хотелось бы, чтобы испытывал. Но моих сил явно не хватает, чтобы задать жару этому толстокожему слоненку.
– О, да, Ариэль, так куда приятнее, – усмехается он.
Сдерживаю улыбку и пытаюсь парить его посильнее, настолько, насколько хватает сил моим разомлевшим рукам.
Несколько минут спустя, все же устаю.
– Ложись на спину, – командую и Мирон безропотно исполняет приказ. Не помещается в плечах, поэтому закидывает руки за голову. Мышцы груди красиво натягиваются, подчеркивая талию и рельефный пресс.
С трудом делаю вид, что мне как бы совсем безразлично видеть такое тело. Тело, как тело. Пф! Ну, да, атлетичное. Но не в красивой фигуре счастье. Вон, с характером зато не повезло. Ни одна умная девушка такому дураку не светит. Покрасоваться рядом с таким, наверное, тешит самооценку, а вот серьезные отношения… Что с ним делать можно? Поставить на полочку и любоваться? Другое дело, душа!.. Чтобы и помолчать было интересно, и книгу обсудить, а не только в постели развлечься. А еще лучше, чтобы тоже в медицине разбирался.
Избегаю бедер в низких боксерах. Стараюсь даже и близко не смотреть в ту сторону. Парю накачанные чуть выше колен и голени с грамотно проработанными мышцами. Анатомия, конечно, у Мирона отличная.
– Слушай, я уже рук не чувствую, – оборачиваюсь к сводному и он быстро переводит взгляд с моей груди на глаза.
Смотрю на себя сверху вниз и осознаю, что светлая простыня промокла и довольно сильно облепляет тело, просвечивая. Ахаю, прикрываясь веником, а Мирон внезапно резко садится и отворачивается спиной.
– Я в душ, – бросает он на ходу. – Помоюсь, позову.
Бросаю веник в кадку и плюхаюсь на настил, когда за ним закрывается дверь. Еще раз смотрю на свою грудь в налипшей листве. Соски просвечивают, хоть и не сильно. Стыдоба. И вообще, жарковато, а ждать еще неизвестно сколько.
Со вздохом встаю и берусь за ручку двери. Внезапно перед глазами плывет и я, вместо того, чтобы позвать Мирона и сообщить, чтоб он прикрылся, просто вываливаюсь из парилки, держась за стену.
Судорожно втягиваю прохладный воздух и замираю, потому что в полумраке стоит обнаженный Мирон. И, хотя он стоит спиной ко мне, я отчетливо вижу, как быстро двигаются его руки где-то в области бедер.
– Забава! – рыкает он сердито и оборачивается через плечо, услышав, как хлопнула об стену дверь.
21. Забава
– Прости, – выдыхаю и, прикрыв глаза рукой, на ощупь выбираюсь в предбанник.
Падаю на лавку и закрываю лицо руками. Боже, как это развидеть? Моя жизнь не станет прежней. Мне хоть сейчас одевайся и беги отсюда куда глаза глядят. Наверное, если бы было лето, я бы уже стартанула. И плевать, что до дома путь в несколько дней пешком.
Как мне смотреть-то ему в лицо теперь, если перед глазами – голая жопа и… Фу.
Встаю и приоткрываю дверь на улицу, чтобы глотнуть прохладного воздуха. Лицо горит. Опрометчиво с непривычки столько времени в парилке сидеть. Но, что сделано, то сделано.
Дышу, понемногу приходя в себя. Сзади хлопает дверь. Вздыхаю и оборачиваюсь. Мирон стоит с тазом в руках и хмуро смотрит на меня.
– Мойся иди, извращенка, пока вода не остыла.
– Я не пойду, – выдыхаю, заливаясь краской снова. – Кто из нас еще и извращенец!
– Почему? – сводный дергает бровью.
– Ты мастурбировал! – вскрикиваю шепотом. – Другого времени не мог найти? Как мне теперь с тобой спать в одной комнате?
Мирон щурится, смотрит на меня пристально и долго, да так, что по спине пробегают мурашки. Затем показывает мне таз.
– Я стирал, дура. – усмехается сердито и ставит его на стол, затем сжимает свои ручищи в кулаки и трет ими друг об друга. – Вот так, блять! Мойся иди, вуайеристка хренова!
– Да мне плохо стало! – оправдываюсь, уже пылая от смущения.
– Да конечно! На жопу мою хотела посмотреть, так и скажи!
Боже, какая же я дура! Я же и правда в каматозе толком ничего и не разглядела, а напридумывала и наговорила такого, что единственная озабоченная извращенка тут – я!
Скулю от обиды, закрыв лицо ладонью. Почему нельзя провалиться от стыда? Очень хочется!
– Да ладно, ты чего? – внезапно смягчает тон Мирон, делая шаг ко мне и убирая мою руку от лица. – Только не ной. Я пошутил.
– Я ничего не разглядела, – отвожу взгляд.
– Ну, если ты из-за этого так расстроилась, могу показать, – слышу усмешку над головой и сердито вскидываюсь на сводного.
– О, о! – улыбается он, глядя мне в глаза. – Все, отпускает?
Закатываю глаза и иду в сторону душевой.
– Хочешь, спинку потру? – доносится мне вслед. Усмехаюсь. Дурак.
В душевой пахнет мылом. Это у нас сейчас и гель для душа, и средство для стирки. Намыливаюсь и хоть как-то пытаюсь промыть волосы. Получается с трудом, но это все же лучше, чем ничего. Вожусь долго и споласкиваюсь уже прохладной водой.
Когда выхожу, на столе стоит чайник и кружка с чаем. Мирон сидит уже одетый в трофейные штаны, но с голым торсом.
– С легким паром. – поднимает он свою кружку так, будто произносит тост.
– Спасибо, – сажусь напротив, крепче завязав на груди полотенце, и отпиваю пару глотков.
Чай сладкий. Обычно я не пью сладкий чай, но сейчас мне очень вкусно. И то, что Мирон его сделал, приятно.
– Знаешь, если абстрагироваться, то здесь не так уж и плохо, – усмехается он, глядя в окно. – Наверное, можно было бы приехать летом, на шашлыки. Семьей.
Пожимаю плечами.
– Я не могу абстрагироваться. Наверное, я еще долго не захочу сюда приезжать. Впечатлений от нашего “отпуска” мне надолго хватит. Мне нужны хоть какие-то минимальные условия комфорта. Вода, личное пространство. Туалет, в конце концов!
– Ладно, одевайся, – Мирон встает и, накинув куртку, забирает чайник и выходит на улицу.
Натягиваю на себя одежду. Прибираюсь в предбаннике. Накидываю куртку, прячу под шапку мокрые волосы и иду в сторону дома. Чувствую, как по телу разливается приятная усталость. Даже ноги заплетаются.
Захожу в комнату и вижу, как Мирон разглядывает себя в экран телефона, напялив тот самый свитер.
– Тебе очень идет, – усмехаюсь.
– Нда? – с сомнением уточняет он и, зачесав пятерней волосы на бок, делает до жути бесячую слащавую морду и фотографируется на фоне стены с вышивкой.
– Ахахах, – сажусь на диван и, скинув ботинки, поджимаю под себя ноги, – деревенский ловелас.
– Кантри-стайл, – хмыкает Мирон и вдруг переводит телефон на меня и делает фото.
– Сдурел? – хватаю подушку и прикрываюсь ей. – Не смей!
– Почему? Прикольно же.
– Мирон, – рычу, слыша еще один щелчок камеры. – Удали.
– Неа.
Подпрыгиваю с дивана и бросаюсь к нему. Хватаю сводного за руку с телефоном, но он ловко перехватывает меня и, приобняв за шею, смотрит серьезно.
Потом медленно поднимает руку с телефоном вверх и фотографирует нас в обнимку.
– Мирон! – рычу, дергаясь в крепком захвате, пытаясь вывернуться. – Не смей!
– Почему?
– Я страшная!
– Хм… – Мирон опускает телефон на уровень глаз и смотрит несколько кадров. – Да нормальная.
Разглядываю фотографии.
– Страшная! И размытая.
– Ну, так не дергайся и улыбнись. А то смотришь так, будто убила кого-то минуту назад.
– Я тебя сейчас убью, – рычу сквозь зубы и тыкаю его кулаком в бок.
– Прекрати, щекотно, – елозит он, но не отпускает меня. – Давай, пару кадров для семейного архива, и я отстану.
Вздыхаю и прекращаю сопротивляться. Вряд ли он осмелится потом наши совместные фотки где-нибудь выложить.
– Хорошая девочка, – сводный перехватывает меня за талию и прижимает к своему горячему телу так резко, что из груди рвется непроизвольный выдох. Упираюсь ладонями ему в грудь, чтобы быть хотя бы немного подальше. Смотрю в камеру.
– Да улыбнись ты. – усмехается Мирон.
Натягиваю улыбку.
– Боже, – начинает хохотать сводный, – сама искренность!
– Фотографируй давай! – говорю сквозь зубы.
– Ахаха, – Мирон заливается смехом и делает это так заразительно, что я непроизвольно начинаю смеяться следом.
– Да в банке искренней улыбаются, – выдыхает он сквозь слезы и все же делает еще несколько кадров.
Смотрим то, что получилось.
– Капец, – вздыхаю. – Страшила лохматая.
– Все, ладно, – Мирон прячет телефон в карман, а затем смотрит на меня и немного приглаживает мои растрепавшиеся волосы. – Нормальные фотки.
– Я ужасно выгляжу, – не соглашаюсь.
– Не переживай, я тебя смайликом прикрою, – снова начинает он смеяться, мягко перехватывает меня за подбородок и чуть склоняется, пристально глядя в глаза.
И почему-то мне кажется, что он собирается меня поцеловать.
– Крис не забудь отправить, – выдыхаю испуганно.
22. Забава
Вижу как губы Мирона сжимаются в тонкую недовольную нить, а глаза сужаются до состояния хищного прищура. Он шумно фыркает и отпускает меня.
Судорожно вздыхаю от облегчения и, бесконечно зевая, ползу в зал. Укладываюсь на диван и кажется вот-вот вырублюсь. Вижу как Мирон одевается.
– Ты куда? – приподнимаюсь на кровати.
– На Кудыкины горы, – усмехается он сердито.
– Да я серьёзно. Ты хотя бы скажи, куда собрался.
– Буду где-нибудь здесь, на территории. Не переживай. – Мирон притормаживает в дверях комнаты и поправляет капюшон толстовки. – Искать меня не надо. Спи.