Драгоценные коллекции Энгельгардта были принесены им в дар и послужили главной основой Суворовского музея в С.-Петербурге. Судьба того, что осталось у него в Казани, мне неизвестна… Но то, что было у него в Дрездене, – мне в конечном счете стало близким… После его смерти наследником всего того, что находилось в Дрездене, стало русское посольство в Германии. К сожалению, это было уже посольство не русское, а советское, и оно попросту разбазарило все, что напоминало только лишь во время второй Мировой войны «амнистированного» советской властью русского героя. Библиотеку и часть картин купил на аукционе Русский научный институт в Берлине. Оттуда впоследствии правительство «наци» эту ценную библиотеку извлекло и… просто взяло себе, прекратив даже пользование ею русскими… хотя во время нахождения ее в Научном институте библиотека эта сильно была пополнена пожертвованиями русских эмигрантов, которые потом потеряли право ею пользоваться для своих работ. Какая судьба постигла эту библиотеку во время последней войны, мне неизвестно.
Часть картин, на которых были подробные описания, сделанные самим Энгельгардтом, попала в частные руки. Владельцы хотели, продав ее, заработать на этом для них чисто коммерческом деле. Покупателя на все то, что они приобрели, вследствие того, что они хотели заработать хорошо, – так и не нашлось, и эта часть коллекции стала постепенно расходиться по рукам.
Не имея возможности купить ее, я старался внимательно следить за нею и не упустить ее из виду, чтобы в минуту, когда мои денежные обстоятельства почему-либо поправятся, а продавцы перестанут дорожиться – приобрести, что возможно. К 1941 году оба владельца оставшейся части коллекции Энгельгардта умерли, и наследники их продали остатки ее мне…
23-го ноября 1943 года все это погибло вместе с моей квартирой в Берлине после того, как в дом, в котором я жил, попал «букет» из 38-ми зажигательных бомб!
В заключение еще один «след» Суворова.
Недалеко от гор. Равенсбурга (в 27 километрах от Линдау), тоже расположенного к северу от Боденского озера, но уже в пределах Вюртемберга, около городка Вейнгартен, имеется лес, носящий неожиданное наименование «Русского леса». Это заинтересовало русского эмигранта, заброшенного после катастрофы Германии в городок, и он[178] также начал свои поиски в архивах Равенсбурга и Вейнгартена.
Выяснилось, что в этом лесу погребены русские солдаты времен Суворова, лежавшие в госпитале, находившемся в свое время в монастыре в Вейнгартене. Умерших было до 2000 человек. Большая часть их, по-видимому, принадлежала к корпусу Римского-Корсакова, которому пришлось вести неравный бой с войсками Массены. Но, конечно, среди них были и участники Швейцарского перехода Суворова.
По данным местных архивов было установлено, что на русских могилах в свое время стоял памятник, но за ветхостью (или по иным причинам) в 1866 году он был разобран и, как отмечает с чисто немецкой пунктуальностью историк, на это было «истрачено три флорина»… На постановку нового памятника не было истрачено ничего… А второго Энгельгардта не нашлось!
Но эту задачу выполнили русские изгнанники, которые эмигрировали во второй раз, теперь уже не из России, а из тех стран, которые дали им временный приют. В двух километрах на восток от гор. Вейнгартена, в так называемой Шуссенской долине, на этот раз уже «иждивением русской эмиграции», был сооружен и 7-го сентября 1947 г., митр. Берлинским и Германским Серафимом, при большом стечении русских эмигрантов, приехавших из ближайших городков, освящен новый памятник, который представлял собой большой солидный восьмиконечный деревянный крест. День освящения креста был торжественным и трогательным для присутствующих. Вероятно, впервые после стопятидесятилетнего промежутка над павшими русскими воинами, совершившими небывалый поход и ушедшими в мир иной, далеко от родины, на чужбине, раздались родные русские напевы…
Но памятник этот был только временным. Созданная русской эмиграцией специальная русская комиссия, во главе с К.К. Македоновым, при всемерном содействии бургомистра гор. Вейнгартена г. Брауна, которому пришлось преодолеть сопротивление местных немецких коммунистов, и городского архитектора г. Коллера энергично продолжала работу, чтобы заменить деревянный крест прочным гранитным памятником.
Были собраны необходимые средства в размере 6500 герм. марок и внесены в государственную кассу гор. Регенсбурга, как особый фонд «Памятника Суворову». В долине реки Аах (район Вальбада) был найден шеститонный камень ледникового периода, который был доставлен к месту его будущей постановки. На камне был высечен православный крест и сделана надпись на русском и немецком языках: «Суворовским чудо-богатырям соотечественники. 1799–1948».
На это ушло немного более года. Новый постоянный памятник был водружен на свое место, и 14-го ноября 1948 г, опять в присутствии собравшихся русских эмигрантов, торжественно освящен благочинным французской зоны оккупации протоиереем Ольховским в сослужении всего православного духовенства зоны.
От лица комитета, взявшего на себя труд по сооружению памятника, была выражена благодарность бургомистру, который предполагал спланировать местность, окружающую памятник, разбить цветники и создать новую «достопримечательность» небольшого города и место для праздничных экскурсий для городского населения. Казалось, что все дело постановки памятника можно было считать благополучно законченным, и цель, поставленную себе русскими эмигрантами, с трогательной любовью отнесшимися к памяти Суворова и его солдат – достигнутой!
Но… жизнь никогда не упустит возможности сделать очередную гримасу, а в особенности тогда, когда это касается именно русской эмиграции. В том же 1948 году денежная реформа, проведенная в оккупированной Германии, блокировала также и счет «Памятника Суворова». Комиссии, несмотря на все ходатайства перед французскими оккупационными властями, было выдано только 6 % собранной суммы, то есть 390 марок. Стоимость же поставленного памятника равнялась 1940 маркам, то есть комиссия не оплатила еще счет в размере 1550 марок…
Тяжесть этой уплаты, по-видимому, всецело легла на председателя комиссии капитана К.К. Македонова, который, узнав о существовании в Буэнос-Айресе «Суворовского Союза», обратился к нему с просьбой помочь окончательно ликвидировать счет за постановку памятника…
B еженедельнике союза, от 5-го августа 1949 года, напечатано обращение кап. Македонова, который просит помочь ему «собрать немного денег для спасения чести русского офицера»…
Что можно еще добавить к этому обращению?.. Я был бы счастлив, если бы кто-нибудь из русских эмигрантов, прочитавших мою статью… вспомнил бы деятельность «Императорского русского статского советника барона фон Энгельгардта из Дрездена», который «своей заботой и иждивением» отметил память Суворова и его чудо-богатырей и отозвался бы на отчаянное обращение К.К. Македонова, положившего столько труда и энергии, тоже чтобы память эту увековечить!
Возрождение. № VI. 1949
Русские знамена в плену(Справка)
За те годы, что я живу в Германии, я неоднократно делал попытки установить, имеются ли в руках немцев русские знамена и, если имеются, то какие именно и каким путем попали они на чужбину. Долгое время не удавалось узнать что-либо положительное, и только в виде слухов до меня доходили сведения, что некоторое количество русских знамен, частично поврежденных, было выставлено во время Великой войны в главном зале Берлинского военного музея (Цейхгаузе).
Несколько лет тому назад этим же вопросом заинтересовался Его Высочество князь Гавриил Константинович, тогда проживавший в Берлине. Вместе с Его Высочеством мы направились в Цейхгауз и там в администрации музея нам сказали, что русские знамена действительно во время войны находились в музее, но в период заключения Версальского договора они погибли вместе с взятыми в боях французскими знаменами, которые немецкие патриоты, естественно, не желая возвращать их французам, силой захватили в музее и сожгли у подножья памятника Фридриху Великому, находящегося недалеко от здания музея.
В 1932 году в одном из немецких справочников[179] я случайно натолкнулся на статью, посвященную именно вопросу о знаменах, захваченных германскими войсками в период Мировой войны.
Автор статьи, говоря о том, что число русских знамен значительно превышает число подобного же рода трофеев, захваченных у других противников, отдает, однако, должное русским в следующей оговорке: «К чести Царской Армии надо сказать, что она сделала все, что возможно, чтобы ее знамена не попали в руки противника. От большинства перечисленных знамен в наши руки попали только куски или части. Древки были распилены, полотнища сорваны, наконечники (копья) отвинчены»… К этому я добавил бы и еще одно обстоятельство, мимо которого прошел автор заметки, – часть знамен показана «найденными среди убитых у такой-то деревни», что указывает на то, что знамена попали в руки противника только тогда, когда защитники их погибли!
Сведения, взятые из справочника, были сведены мною в особую таблицу и, вместе с небольшою заметкой, приготовлены для печати. Мне казалось, что для русской истории не безразлична судьба русских знамен, попавших в плен, и что сведения об этом надо проверить путем их опубликования именно теперь, когда вне российского рубежа немало тех, кто в том или ином виде принимал участие в защите своего знамени или в сокрытии той или иной его части от противника…
Но при всех тех подробностях, которые давала заметка, самый главный и значительный вопрос о судьбе знамен оставался все же не решенным, и освещение его вырисовывалось в форме словесной «справки», данной нам администрацией музея…
В 1933 году вопрос этот разрешился сам собой. «Сожженные», по словам администрации музея, русские знамена… появились, в отделе того же музея, посвященном Великой войне! Две стойки с значительно поврежденными и лишенными в большей своей части полотнищ