— Ир. Не затягивай. И правда выглядишь какой-то осунувшейся. Здоровье важнее. Закончится этот учебный год и без тебя. Как, кстати, у тебя дела с Алексеем? Давно ты про Ангелину ничего не рассказывала.
— Все нормально. Общаемся, — делаю рукой неопределенный жест. Наконец звенит звонок, и она убегает на урок, а я иду в учительскую. У меня окно.
Алинка не любопытная, и я вполне ей доверяю, но своей тайной не хочу делиться даже с ней. Никому не расскажу о своем положении. Я просто не смогу смотреть на эти сочувствующие лица. Поэтому никто знать о моем положении не должен ни Жанна, ни Алина. А в коллективе я и подавно не хочу светиться. Поэтому завтра же попытаюсь открыть себе больничный у терапевта, благо знакомый у меня имеется. И постараюсь растянуть его максимально на долго.
Сегодня по просьбе Леши забираю Гелю из садика. У него кратковременная командировка на три — четыре дня. А Наталья Степановна снова лежит в больнице. Поэтому на днях мы вместе ездили в садик и предупредили воспитателя, что в ближайшие дни Ангелину буду забирать я.
Забираю девочку со спортивной площадки. По пути домой мы заглядываем в магазин, покупаем пачку ее любимых зефирок маршмеллоу и направляемся ко мне.
Ангелина выглядит какой-то поникшей. Замечаю, что ее нежно-розовая курточка на спине изрисована фломастером.
— Гель. А кто тебе курточку порисовал?
— Никто, — себе под нос бормочет девочка.
— А почему ты без настроения? Что у тебя случилось? Может, поделишься со мной?
Геля молчит. Никогда еще я не видела ее такой. Утором ведь все было нормально.
Ужинать она не хочет. Ковыряется в тарелке, отодвигая в сторону лук и морковь. К вечеру мы понимаем, что потеряли где-то ее зонтик. Может, в саду забыли! Вижу, что она расстраивается еще больше. Ведь его ей подарила мама.
А ночью я прибегаю к ней в комнату. Потому что она рыдает навзрыд.
— Мышка моя! Что случилась?
Но Геля ничего мне не отвечает. Просто сидит на диване и плачет в голос, растирая по щекам слезы. Я сажусь с ней рядом и усаживаю ее к себе на колени.
— Гелечка, расскажи мне, что произошло?
Она отрицательно мотает головой.
— Я обещала не рассказывать. Если расскажу, мне еще хуже будет! — рыдает она. — Она сказала мне, что все равно меня никто не защитит.
— Кто сказал?
Но Геля молчит и продолжает плакать.
— Гелечка, мы ведь с тобой подружки, а подружки должны доверять друг другу секреты. Расскажи, а я подумаю, чем тебе можно помочь.
— Если расскажу, она мне снова приснится!
— Если приснится, скажешь мне, и я ее прогоню. Мы с твоими поняшками прогоним все твои кошмары.
— Мне снилась Ульяна. У нее были клыки, как у вампира. Она смеялась и говорила, что меня никто не заберёт, и я буду жить в саду даже в выходные, — всхлипывая, рассказывает она. — Мы вообще с ней не дружим. Она смеялась над Лучиком. И я перестала брать его в садик. Из-за нее я предала друга! — в голос начинает рыдать она. — Он так любит садик! А я не беру его, что бы она надо мной не смеялась!
— Это она порисовала тебе куртку? — Геля кивает.
— И зонтик засунула за шкафчики! Я не смогла его достать!
— Почему ты не пожаловалась воспитателю или нянечке?
— Ты что? Я же не стукачка! Со мной никто потом дружить не будет! Я не хочу сидеть с ней за одним столом! Но Ольга Александровна меня не пересаживает. Говорит, мест больше нет.
Геля продолжает плакать.
— А почему она решила, что тебя ни кто не заберет?
— Ее мама сказала, что у меня нет мамы. И папы тоже нет!
— Ну как же нет. Если есть. Мама, то у тебя есть.
— А она сказала, что ни разу ее не видела! А дядя может легко за меня забыть. А бабушка и вовсе. Она ведь старенькая, заболеет и не придет. А она ведь и правда болеет!
— Гелечка, я завтра поговорю с воспитателем. И с мамой этой девочки. Она больше не будет тебя трогать.
— Я больше не пойду в садик. Я не хочу. Я лучше буду с Лучиком и с тобой!
— Зайка. Но мне ведь нужно на работу.
Рыдания набирают новые обороты. Что же мне с ней делать? Был бы хотя бы Леша дома. Я даже подумываю уже сказать ей, что готова быть ее мамой. Пусть расскажет и покажет своим подружкам, что мама у нее есть не нафантазированная, а самая настоящая. Но я по-прежнему считаю, что не имею на это права. Бедная моя девочка.
— Гель, а давай ты съешь фрукт смелости! И завтра дашь отпор этой Ульяне. Скажешь ей, что твоя тетя безумно тебя любит и никогда не забудет тебя в саду. А за испорченные вещи тетя обязательно поговорит с ее мамой. И мама ее накажет как следует.
— Ты будешь моей тетей?
— Буду!
— Давай ты лучше будешь моей мамой, — всхлипывая, говорит девочка.
Господи, да что же мне с ней делать.
— Хорошо. Если хочешь, ты можешь меня так называть. Только помни, что еще одна мама у тебя все же имеется.
Геля кивает, потихонечку успокаивается. Ну, слава Богу. Такая маленькая, заплаканная и покрасневшая. Продолжает всхлипывать и дрожать. Сильнее прижимаю ее к себе.
— А фрукт смелости. Я все равно его хочу?
— Ах, да. Сейчас принесу.
Придумала на свою голову. Ладно уж, думаю, киви сойдет на эту роль.
— Так это же просто киви. Я не думала, что он волшебный.
— Кушай, сама не заметишь, как зарядишься смелостью.
Геля кривится, но жует. — Кислый, — говорит она.
— Кушай, кушай. Сейчас почувствуешь прилив смелости.
— Кажется, я уже чувствую. Было кисло, а теперь на языке как будто бы чуть-чуть сладко стало.
— Да, он просто активируется. Утром вообще будешь чувствовать себя прекрасно.
Наконец она успокоилась, и мы вместе заснули на диване. А к утру я почувствовала, что она горячая. Померили температуру и пошли в поликлинику. Теперь я совершенно точно иду на больничный.
14
После моего звонка Леша собрался вернуться и как я не пыталась убедить его, что в этом нет необходимости, он уперся как баран. В течение дня коллега должен был его заменить. Так что вечером мы открывали дверь Алексею, у которого в руках было два букета фрезий и огромный пакет фруктов.
— Неужели это мне — вскрикивает Ангелинка, прижимая ладошки к щекам. Леша вручает ей благоухающий кулек, и она ныряет в него своим носиком. — Тебе Ира про активатор смелости сказала, — говорит Геля, заглядывая еще и в пакет.
— Про что?
— Я потом тебе расскажу. Спасибо, — я принимаю цветы у него из рук. — Геля. Давай я поставлю их в вазу, — она отдает мне свой букетик и убегает в комнату.
— Спасибо, дядя Леша! Они очень красивые! — кричит уже оттуда.
— Что у вас случилось — говорит он, приобнимая меня за плечи. Она не похожа на больную.
— Я же говорила, не нужно тебе было срываться. Еще проблемы на работе наживешь.
— Ир. Давай, рассказывай, — он поворачивает меня к себе и касается губами моего лба. — Ты же тоже чувствуешь себя неважно. Не просто же так ты снова взяла больничный.
— Ты знаешь, что в саду ее обижает девочка? Геля очень тяжело это переживает. Вчера некая Ульяна испортила ей куртку и сказала, что из сада Гелю никто не заберёт. Опять же указала на то, что у нее нет мамы, что дядя может за нее забыть. Кстати, с чего это вообще? Ты что, забывал ее когда-нибудь?
— Нет, конечно. Что за бред?
— Не знаю. Но она так вчера перенервничала по этому поводу, что к утру у нее поднялась температура. Я уверена, что это не простуда. Просто нервный срыв. Ее мать хоть иногда звонит ребенку, хотя бы по видео связи?
Лицо Леши напрягается.
— Да какая он мать!
— Не знаю, Леш. Вчера я не могла ее успокоить. Она снова просила меня стать ее мамой. И я сказала, что она может меня так называть. Понимай это, как хочешь. Я не могу игнорировать больше эту просьбу.
По щеке побежала слеза. Леша заметил, вытер большим пальцем каплю с моего подбородка. Прижал к себе.
— Ир. А ты хочешь? Хочешь быть ей мамой?
Молчу… Хочу, конечно! Но как сказать это в слух?
— Давай распишемся? Ритка откажется от нее. А если нет… Я лишу ее родительских прав. Сколько можно мучить ребенка…
Я отрицательно мотаю головой.
— Почему?
— Леш. Завтра ты встретишь какую-нибудь Машу, Дашу, Наташу… Помнишь, ты недавно спрашивал меня, почему я не гульнула за спиной у мужа? Наверное, потому, что я не хочу поступать с человеком так, как не хотела бы, что бы поступали со мной. Даже Борина измена меня ранила. А если это сделаешь еще и ты — отрицательно мотаю головой. Я не хочу, больше это переживать.
— Почему ты думаешь, что я буду тебе изменять?
Пожимаю плечами. — Мне так кажется. Я так чувствую. Я не знаю, на сколько тебя хватит быть рядом со мной. Как быстро я тебе надоем, если твоя сестра одумается и решит быть Ангелине матерью.
— Ир. У нас ребенок будет! О чем ты думаешь? Ты думаешь, я буду смотреть со стороны на то, как растёт мой сын или дочь? Не будет этого. Ира, я не знаю, что ты там надумала. Но ты от меня уже не отделаешься!
— Это еще неизвестно. Может, будет, а может, и нет.
— Зачем ты себя накручиваешь? Будет обязательно. Ира, я к сорока годам пришел к тому, что я действительно хочу семью и ребенка. А ты говоришь, что у меня его не будет.
— Почему же? Будет обязательно, если хочешь. Я думаю, найдется женщина, которая тебе без проблем его родит.
— Зачем мне другая женщина, если я тебя хочу.
— В том то…
Леша затыкает мне рот поцелуем. И прижимает к себе крепко.
— Прекрати, — шепчет он мне в губы. — Я больше слышать ничего не хочу про то, что его может не быть. Я сейчас приду.
Ангелинка смотрит мультики. Хихикает. Настроение у нее улучшилось. Леша хлопает входной дверью. Наверное, пошел к себе в квартиру. А я стою на кухне и, облокотившись спиной об стену, снова лью слезы. Как же я устала… Что за противоречивые чувства. Неужели я люблю его?
Леша возвращается.
— Хотел сделать это как-то иначе. Но ты не оставляешь мне выбора.
Он берет мою правую руку и надевает на безымянный палец кольцо. Белое золото, небольшой аккуратный камешек, бриллиант. Наверное, в моей жизни это первое подобное украшение. Родители и муж дарили мне серьги, подвески. Из колец у меня была только обыкновенное классическое обручальное и несколько колечек из молодости, которые покупал мне папа.