ого не знала, а я не замечал, что ты исследовала себя и обнаружила у себя талант, талант контролировать то, что будет попадать в твое тело, а что нет, я также не замечал, что это было связано с моим приходом в больницу, когда я оставил в тебе свое семя, и тебе было некуда деться, я знал от Камиллии, что ты все чаще не делала домашнее задание, хотя в остальном всегда была усердна, одну неделю ты хотела стать ветеринаром, затем археологом или, скорее, палеонтологом, кем-то, кто раскапывает окаменелости, в том числе динозавров, потому что ты любила выкапывать вещи, ты много копалась в своей маленькой головке и вытаскивала прекрасные, а иногда и грустные, сокровища, там многое было скрыто, и Камиллия подумала, что ты перестала делать домашнее задание в надежде, что она станет твоим репетитором, что между вами все наладится, но она отказалась и сказала мне, что ты написала для школьной газеты странную историю про вскрытие выдры, что она отклонила ее и посоветовала тебе написать что-нибудь еще, что-нибудь повеселее, а ты ответила, что это веселая история, а она возразила, что не хочет размещать ее, потому что она слишком кровавая, поэтому ты бросилась прочь из класса в сторону столовой, где вы с подружкой на перемене жарили крокеты и в конце недели получали за это пять евро и бесплатный сэндвич с крокетом; Камиллия боялась, что ты раструбишь о том, что между нами произошло, что вместе с пакетиком горчицы ты вскроешь наш секрет, но я знал, что ты будешь молчать, я знал, что это гноится у тебя внутри, гноится, и ты будешь молчать, Камиллия снова сказала, что с тобой что-то не так, что-то в корне не так, и я облегчил груз ее сомнений и сказал, что у тебя просто трудный возраст, что четырнадцатилетние девушки вечно болтаются между берегом и кораблем, а под виадуком ты сказала, что с твоими крыльями все в порядке, они сильнее, чем когда-либо, и скоро ты полетишь в Нью-Йорк, у тебя все готово для этого, и я притянул тебя к груди, прижал к набухшему рогу-убийце, который давил на спортивные шорты, и ты сказала: «Курт, иногда я не знаю, жива ли я до сих пор. Может, я умерла, взлетев с силосной башни, и теперь я в раю». И ты сказала, что в больнице два этажа, один для тех, кто еще жив, и один для тех, кто отправляется на небеса, им не разрешалось встречаться ни при каких обстоятельствах, иначе те, кто остается на земле, будут в шоке, и ты никого не встречала в коридоре; когда тебе было скучно, ты бродила повсюду и увидела тележку с конфетами для больных раком детей, ты поколебалась, не украсть ли что-нибудь – черничный маффин, «твикс», пастилу или зефир в шоколаде, но ты не могла так расстроить детей-змеек – ты их так называла, потому что у них из носа часто торчали пластиковые трубки, – что все сладости, которых они ждали целый день, исчезнут, так что ты брела дальше и говорила себе, что никогда не встретишь человека, который останется на земле, а коридор к игровой комнате, где был компьютер и где можно было играть в The Sims, должен был представлять врата рая, там были кресла-мешки, в которых можно полностью раствориться, и массажное кресло, которое начинало вибрировать и гудеть, когда ты в него садилась, еще у них были игры, такие как «Морской бой», и ты взорвала немало кораблей детей-змеек, нет, ты была уверена, что попала в рай, но затем тебе пришлось вернуться на землю призраком, потому что нужно было исправить некоторые проступки, и ты упомянула, что где-то читала, что когда в Пиренеях умирал пчеловод, было в порядке вещей, что кто-нибудь мазал всех его пчел черными чернилами, каждую пчелу отлавливали и помечали, и тебе казалось, что это ужасно красиво, ты тоже хотела, чтобы тебя помазали черной краской, хотела, чтобы люди видели, что ты оплакиваешь не только Йориса и Хулигана, но и потерянного с покинувшей, а иногда и себя, потому что ты постоянно сбрасывала свою кожу, и каждый день был иной версией в ином мире; и я сказал, что хочу помазать тебя краской, моя дорогая, что ты не на небесах, что у тебя был перелом основания черепа и поэтому теперь ты иногда путаешься, и ты покачала головой, ты сказала, что людям с земли нелегко узнать небесных людей, что они ходят в штатском, пока не осознают свои грехи, пока не искупят вину и не заплатят долги, что Бог, как жена Пьера Боннара, страдал от страха инфекций, и что человек мог войти в Его царство только чистым и исцеленным изнутри, и каждую ночь ты натирала свое тело зеленым мылом, но продолжала чувствовать себя грязной, потому что остатки теракта 11 сентября и печали Камиллии цеплялись за тебя, ты была стрелком, и порох все еще остался на ладонях, и ты надеялась, что если освободишься от греха, Бог будет так добр, что одарит тебя маленьким рогом, это будет единственное, что ты у Него попросишь – рог, и еще это улучшит его настроение, потому что детей с рогами с меньшей вероятностью похищают – правда, они чаще становятся жертвами дорожных аварий из-за своего безрассудства, но ты знала об опасностях на дороге, ты была выдрой в неволе, и тебя, небесного человека, все-таки могла сбить машина, но потом ты бы снова поднялась, потому что Бог отключил функцию «Конец Игры», Он делал так со всеми, кто приходил к Нему, у тебя было бесчисленное количество жизней, и если ты помиришься с теми, кому задолжала, ты встретишь потерянного: он бы ждал тебя в магазине игрушек на Звеммерскаде, и вместе вы бы пошли в пекарню-кондитерскую, где над дверью висит табличка, гласящая: «Силой Божией и человеческим усердием превращено зерно в хлеб». Там вы бы купили два яичных печенья, посыпанных сахарной пудрой, и съели бы их, и ты бы радовалась, что потерянный по-прежнему выглядит точно так же, как на фотографии из гостиной на ферме – это приятная особенность небесных жителей, они всегда оставались узнаваемыми и не взрослели; ты бы иногда вдыхала сахарную пудру и принималась кашлять, и вы оба над этим бы смеялись, во время прогулки по улицам Деревни ты бы рассказала ему все, что произошло за это время, иногда вы бы останавливались кое-где, потому что к вам приходило воспоминание: например, у единственного в Деревне небольшого многоквартирного дома, известного среди молодежи как «секс-квартира», – ты не знала, почему его так называли, но думала, что то, что дом трехэтажный и спальни находятся друг над другом, имело какое-то отношение к этому прозвищу, и ты думала, что, может быть, все жители ложились друг на друга одновременно, как цыплята каждый раз в одно и то же время шли спать на жердочку, и получается, друг на друга ложилось шесть пар умножить на четыре, и поэтому этот дом называли секс-квартирой, и в одном из его палисадников вы с Жюль однажды нашли коробочку лакричных конфет, она была полна до краев, вы отнесли ее домой и с гордостью показали отцу Жюль, как если бы обнаружили сокровище, но отец Жюль отнес ее в свой офис и сказал, что, возможно, в лакрице что-то есть, какой-нибудь наркотик, и ты была уверена, что в итоге он съел всю лакрицу сам; а гораздо позже «секс-квартира» превратится в приют для умственно отсталых, которых ты звала кротиками, потому что многие из них плохо видели, кротики по воскресеньям сидели в церкви, пускали слюни и возились, ты их боялась и поэтому привлекала – так кошки часто заползают на колени к тому, кто их не любит, так что однажды один кротик подполз к тебе и обнял, и ты слышала, как люди на скамейках спереди и сзади смеются, а ты сидела, словно окаменевшая, хотя потом стала их меньше бояться, кротики были прекрасными людьми; и ты бы прошла вместе с потерянным мимо начальной школы, где ты провела лучшее время в своей жизни, по которому ты часто ностальгировала и тосковала: по облицованным коричневой плиткой школьным коридорам, пахнущим пастой Cif, по учительнице из третьей группы, которая мастерски рассказывала истории о Гномике-Сойке и которые ты не могла украсть, потому что эти истории были у нее в голове, а ты не могла утащить учительницу в кармане пальто, ты бы рассказала потерянному все свои приключения, все секреты о милых мальчиках, которых ты любила и собирала, как если бы они были редкими карточками с покемонами, вы бы лежали на теннисном столе и смотрели в небо, и ты бы спросила его, что заставило его пересечь тот опасный перекресток, а он бы спросил, как его велосипед, и ты бы ответила, что он выглядел совершенно неповрежденным, но ваш па в итоге отдал его кому-то из Деревни, что он посеребрил детские ботиночки потерянного, и теперь они стояли на каминной полке, и ты бы сказала, что в церкви есть три вида колоколов, в которые нужно звонить, когда кто-то умирает: колокол для мужчин, колокол для женщин и колокол для детей, и его было легко узнать по высокому звуку, и во время похоронной процессии по потерянному маленький смертный колокол постоянно звонил, и в течение многих лет в твоей голове иногда слышался этот детский колокол; и вы бы лежали, пока не прозвенел бы школьный звонок, и вы бы договорились встречаться чаще, да, вам действительно надо встречаться почаще, и ты бы обняла его и обнаружила, что он даже не пахнет плесенью, нет, от него пахло дезодорантом Axe и немного – пузырчатой пленкой, что дало тебе понять, что Бог не допустит, чтобы с ним что-то опять случилось. Я стоял под виадуком и слушал твою историю, и я снова сказал, что ты не с небес, но казалось, ты не хотела меня слышать или действительно предпочла бы умереть, поэтому я взял тебя за руку и повел к забору у виадука, за которым начиналось льняное поле, и приказал тебе лечь на камни, я сдернул твои трусики до лодыжек, и ты пробормотала, что теперь ты с Крысой, а я сказал, что Крыса не любит тебя, как я; я раздвинул твои ноги и вошел в тебя, и пока я тушил огонь своих чресл, я говорил, каково это – быть по-настоящему живым, было так темно, что я не мог видеть твое лицо, не мог видеть, что оно было искажено болью, что ты терлась спиной о камни, что я содрал с тебя кожу, я без предупреждения вытащил новую версию тебя наружу, и позже той ночью ты будешь в зеркале изучать ссадины на спине, ты бросишь ночную рубашку в компостную кучу, ты напишешь мне на следующий день без смайликов, что дальше это продолжаться не будет, что ты коричная булочка без корицы, что ты влюблена в Крысу, хотя бабочки, эти чешуекрылые, тихо лежали у тебя в груди, у тебя было срочное задание и ты не могла отвлекаться, ты напишешь, что птица больше не хочет никому причинять вред, поскольку в истории о Леде и лебеде ты отлично знала, что это я – настоящая птица, и надеялась, что я пойму, целую и прощаюсь, твоя милая питомица.