Тем не менее я сидел с ним там в его маленьком побеленном кабинете. Его стол стоял наискосок в углу комнаты, на столе лежал пистолет, который Розенберг всегда выставлял напоказ. Мы слышали, как Гитлер топал по коридору и щелкнул каблуками, выкрикнув: «Где капитан Геринг?» Все было очень по-военному. Потом он ворвался в наш кабинет, бледный от волнения, в туго подпоясанном плаще, со своим конным хлыстом. Мы оба встали. «Поклянитесь, что не скажете этого ни единой живой душе, – сказал он, едва сдерживая нетерпение. – Час пробил. Сегодня мы начнем действовать. Вы, товарищ Розенберг, и вы, герр Ханфштангль (я все еще не был членом партии), будете членами моего непосредственного окружения. Встречаемся за „Бюргерброй Келлер“ в семь часов. Возьмите с собой пистолеты».
Отто Герман фон Лоссов (1868–1938) – немецкий офицер, генерал-лейтенант
Вот таков был план. «Бюргерброй Келлер» в тот вечер был зарезервирован правящим триумвиратом для важной встречи всех основных политических фигур Баварии, и Гитлер с Людендорфом были туда приглашены. Наши информаторы в министерствах и полиции сообщали, что эта встреча должна была стать предшественницей провозглашения восстановления монархии Виттельсбахов и окончательного разрыва с социалистическим правительством в Берлине. В этом вопросе Гитлер и Людендорф придерживались диаметрально противоположных взглядов по отношению к своим коллегам-заговорщикам. Национал-социалисты и «Союз борьбы» хотели разделаться с красной республикой в столице, но желали восстановления объединенной националистической Германии под черно-бело-красным флагом, и никакого баварского сепаратизма под бело-синими знаменами. Еще меньше они собирались выслушивать планы некоторых баварцев об объединении вместе с Австрией в Дунайскую федерацию.
Это были осторожные союзники, которые поддерживали друг друга тактически до тех пор, пока это сотрудничество было выгодно. Двумя днями ранее представителей «Союза борьбы» и Гитлера вызвали в офис Кара, где он с Лоссовом предостерег их от развязывания путча до соответствующего сигнала со стороны самого временного правительства. Только после этой встречи Гитлер узнал, что католические сепаратисты имеют собственные планы по перехвату инициативы. И теперь он предложил направить общественное волнение на совершение государственного переворота.
В некотором роде и я сам поспособствовал обострению положения дел до предела. Один из журналистов, которого я снабжал сведениями о текущих событиях в партии, в ответ рассказывал о том, что слышал в правительственных кругах. Этот репортер жил в отеле «Регина», и для того, чтобы привлекать меньше внимания к нашим отношениям, я представлялся там Георгом Вагнером (по поводу этого есть одна история, которую я расскажу в свое время). За пару недель до путча этот журналист был вызван к фон Кару и узнал от него, что у того нет намерения вводить Гитлера в состав правительства, несмотря на их явное сотрудничество. Эта информация не стала большим сюрпризом для Гитлера, когда я сообщил ему об этом. «Очень похоже на этого коварного старого мошенника», – прокомментировал он.
Похожие новости пришли и от графа Лерхенфельда, бывшего премьер-министра, который все еще имел серьезное влияние. Я сидел с моим другом журналистом в его комнате, когда нам объявили, что пришел Лерхенфельд. Я не успевал покинуть номер, не столкнувшись с ним в коридоре, поэтому в срочном порядке спрятался в ванной. Я практически ничего не слышал, о чем они говорили, но, когда Лерхенфельд собрался уходить, должно быть, он повернулся в сторону моего укрытия, и я уловил его слова: «Нет, нет, нам не будет никакой пользы от национал-социалистов, они чересчур радикальны для наших целей».
Это еще больше раздосадовало Гитлера, но было очень типично для двойных и тройных властных интриг в Баварии в то время. Даже некоторым нашим, казалось бы, надежным союзникам из «Союза борьбы» нельзя было доверять. Можно было положиться только на Рема и его «Рейхскригсфлагге». Действительно, он воодушевился и захватил военное министерство с кадетами-офицерами на следующий же день. С другой стороны, поддержка Эрхардта была под большим сомнением, хотя кое-кто из его «Викинга» все еще работал в Beobachter, чтобы показать свою близость с национал-социалистами. Я позвонил туда из Уффинга несколькими днями ранее, и меня случайно переключили на занятую линию, так что я стал свидетелем разговора, из которого стало ясно, что люди Эрхардта распределяли оружие из общих запасов крайне странным образом. Я предупредил Гоффмана, адъютанта Геринга, но он тоже был членом «Викинга», поэтому этот вопрос как-то замяли. Однако мои подозрения более чем подтвердились, когда в день путча Эрхардт примкнул к Кару.
И Эрхардт был не один. Капитан Каутер, другой помощник Геринга, также перешел на противоположную сторону и защищал министерство Кара, когда пришло время выбирать. Пехнер, смещенный с поста начальника полиции, но все еще обладавший большим влиянием, был еще одним сомнительным союзником. Он разными способами защищал Гитлера, и тот очень рассчитывал на его поддержку. Но когда грянул путч, Пехнер потерял самообладание, и Геринг с Ремом не получили от него никакой помощи, хотя он все равно оказался под подозрением, а потом попал на скамью подсудимых вместе с остальными.
Многие офицеры из дворянских семей в присоединившихся патриотических организациях открыто заявляли о лояльности нескольких сторонам. О наследном принце Руппрехте очень часто говорили как о Его Величестве, и большинство людей из «Союза борьбы» выглядели явными монархистами. Много лет Гитлер давал понять, что собирается восстановить монархическое правление, и впоследствии это принесло ему серьезную поддержку со стороны Брюнсвика, Гесса и Гогенцоллернов. Но в конечном счете, оказавшись преданными, им пришлось горько пожалеть об этом.
Как оказалось потом, более решающим фактором стало пренебрежительное отношение Гитлера к мнению католиков. Людендорф и значительная часть северонемецких, националистически настроенных оппозиционеров, которые нашли убежище в Баварии, были либо протестантами, либо отчаянными противниками Церкви и особенно католичества. Было ошибкой считать, что путч увенчается успехом только при их поддержке. Генерал фон Эпп, сам католик, был так сильно оскорблен Розенбергом, что стал абсолютно равнодушен к какому бы то ни было путчу, возглавляемому Гитлером и Людендорфом. После того как фон Эпп приказал отслужить мессу и благодарственный молебен на самой большой площади Мюнхена после освобождения в 1919 году, Розенберг стал иногда называть того в своих язвительных статьях в Beobachter «Muttergottes-General» (генерал – крестная мать). Это заставило фон Эппа полностью отвернуться от нацистов, и далее он имел с ними мало общего. Вместе с тем за ним готовы были пойти 25 тысяч резервистов лейб-гвардии, и его выступление на стороне Гитлера могло бы склонить чашу весов в его пользу.
Тогда это была фантастически запутанная ситуация, а Гитлер приказал Розенбергу и мне взять свои пистолеты и идти освобождать Германию. В то утро, словно демонстрируя свое подобострастное отношение к Лоссову, Völkischer Beobachter вышла с огромным рисунком на первой полосе, изображавшим генерала Йорка фон Вартенбурга, который выступил против Наполеона и с прусской армией переходил на сторону русских под Тауроггеном. Заголовок гласил: «Найдем ли мы второго генерала Йорка в час нужды?» Мы с Розенбергом обсуждали возможный эффект, когда к нам ворвался Гитлер. Бросив одобрительный взгляд на номер на столе, Гитлер сказал мне, поворачиваясь к выходу: «Я рассчитываю, что вы обеспечите удовлетворение интересов иностранной прессы». Через несколько мгновений до меня дошло. Заявление Гитлера по крайней мере заставило Розенберга отказаться от своей приводящей меня в бешенство привычки свистеть сквозь зубы, когда я с ним разговаривал, но действительно наступило время для действия, а не для препирательств.
Первой моей мыслью было устроить так, чтобы моя жена, которая как раз снова забеременела, и мой сын Эгон двух с половиной лет от роду смогли покинуть Мюнхен. Быстро дойдя до своей квартиры на Генцштрассе, которую я до сих пор держал в качестве временного пристанища, я сказал им собираться и тем же днем отправляться в Уффинг. Я также шепнул пару слов иностранным журналистам (в частности, Х.-Р. Никербокеру и Ларри Рью из Chicago Tribune), которые стекались в то время в Мюнхен в ожидании волнующих событий, что они ни в коем случае не должны пропустить собрание в «Бюргерброй Келлер» тем вечером, хотя я, конечно, не мог назвать им причину. Я сам был сильно сбит с толку в связи с дальнейшим развитием событий и попытался встретиться с Гитлером снова тем же днем, чтобы обсудить и прояснить ситуацию, но мне не удалось до него добраться. Мне сказали, что он на совещании с капитаном Эдуардом Дитлем из штаба Баварской армии, который был одним из основных информаторов Гитлера в рейхсвере, а позже командовал дивизией в Норвегии и Финляндии.
Макс Эрвин фон Шойбнер-Рихтер (1884–1923) – немецкий дипломат и политический деятель, ранний соратник Гитлера.
Позже я узнал, что план путча на самом деле был разработан Шойбнером-Рихтером, который получил сведения, что Кар готов перехватить инициативу. Как бы то ни было, впоследствии все дивиденды получил Гитлер, потому что Шойбнер-Рихтер оказался одним из тех, кто погиб на Фельдернхалле на следующий день.
«Бюргерброй Келлер», в высшей степени уважаемая пивная, часто посещаемая людьми из тогдашних высших слоев общества, находится примерно в полумиле по Розенгаймерштрассе от центра Мюнхена, на другой стороне реки Изар. Я прибыл туда рано, около семи часов, и обнаружил, что территория оцеплена полицией, которая отказалась пускать в здание и меня, и иностранных журналистов, которые уже подошли. Из меня никудышный революционер, но вообще-то вся та сумятица свидетельствовала о крайней неорганизованности и любительской природе происходящего. И вот мы стояли там, а я пытался уговорить полицейских, чтобы они пустили нас внутрь. Гитлера нигде не было видно. Прошло, должно быть, около получаса или больше, когда подъехал недавно приобретенный им красный «бенц», и оттуда вылезли он сам, Аманн, Розенберг и Ульрих Граф. «Эти джентльмены со мной», – сказал он полицейскому инспектору тоном, не допускающим возражения, и все мы поспешили за ним внутрь.