замужем за герром Квандтом, и ему, по-видимому, было необходимо произвести на нее впечатление своей властью и достатком. Штеннесу потом удалось без последствий выпутаться из этой истории, после чего он уехал в Китай и стал советником Чан Кайши.
Гораздо более важная встреча состоялась вскоре после нашего возвращения в Мюнхен, когда Ауви снова гостил у меня вместе с Герингом и привез письмо Гитлеру от своего отца, кайзера, который, хоть и в общих фразах, более или менее формально назначал Ауви своим представителем в нацистском движении и обещал поддержку и благосклонное отношение. Сам я этого письма не видел. Я стоял в двух-трех метрах в стороне, когда Гитлер получил письмо, молча его прочел, сложил и отправил в карман с одобрительным мычанием. Позже Ауви сказал мне: «Гитлер должен быть очень доволен этим. Мой отец достаточно явно обещает ему свою посильную поддержку, а я со своей стороны буду сдерживать Гитлера, насколько мне это удастся». Потом, имея в виду возможную реставрацию монархии, добавил: «В конце концов, я лучший скакун в конюшне Гогенцоллернов».
Ауви оставался моим гостем несколько недель и постоянно звонил в Доорн и Потсдам[38]. Мне это влетело в копеечку. Гитлер был достаточно проницателен, чтобы понимать, что поддержка монархистов могла стать существенным фактором, и на самом деле играл на надеждах на реставрацию германских королевских семей многие годы, по крайней мере пока это было ему выгодно. «Я считаю монархию очень подходящей формой государственного правления, особенно в Германии, – сказал он мне однажды, и, разумеется, так же он разговаривал со всеми, кто хотел в это верить. – Эту проблему нужно очень тщательно изучить. Я готов принять Гогенцоллернов в любое время, но в других землях нам, возможно, потребуется посадить регента, пока мы не найдем подходящего правителя». Когда пришло время, он еще раз поддержал эту иллюзию, назначив некоторое число людей рейхштатхальтерами (королевскими губернаторами), среди которых самым известным был генерал фон Эпп в Баварии. Гитлер был крайне низкого мнения о наследном принце, которого считал легкомысленным, интересующимся только лошадьми и женщинами, и, хотя симпатизировал его брату Ауви, не питал иллюзий по поводу его способностей. «Возможно, новый кайзер уже марширует в наших рядах в роли простого члена СА», – сказал он мне однажды, и я знал, что принца, которого он имел в виду, зовут Александр, сын Ауви от первого брака.
Именно благодаря Ауви больше, чем кому-либо, во мне ожила надежда на будущее партии. Он гораздо более оптимистично смотрел в будущее, чем я, и во многом благодаря его примеру я официально вступил в ряды партии. Примерно в августе 1931 года он вышел из рядов «Стального шлема»[39] и присоединился к НСДАП. Мы зарегистрировались в один день, и в результате множества перетасовок членов партии, которые происходили постоянно, мы получили смежные номера: 68 и 69.
Был еще один фактор, сцементировавший мои отношения с Гитлером. Экономический кризис теперь затрагивал все стороны жизни в Германии, и наша семейная фирма тоже не оказалась в стороне. У меня был долгий разговор с моим братом Эдгаром, когда я хотел понять, готов ли он взять меня на работу в качестве директора на полный рабочий день, но он сказал мне, что фирма находится в бедственном положении и об этом не может быть и речи. Я оказался в довольно безвыходном положении. И совершенно точно не собирался работать на Гитлера бесплатно. Я пытался придумать наилучший выход из этой ситуации и как-то обедал в кафе «Хек», когда туда вошел Гитлер.
Я сидел с Отто Гебуром, актером, который никогда не встречался с Гитлером, так что я представил их друг другу. Помню, как Гитлер восторгался тем, как он играл Фридриха Великого, так что я представил его в качестве «Его Величество король Пруссии». Это позабавило Гитлера, и они хорошо поладили друг с другом, что привело Гитлера в благодушное расположение духа к тому моменту, когда Гебуру надо было уходить. Мы пространно болтали о работе, которую он хотел, чтобы я делал, и я сказал ему, что нахожу ее весьма разочаровывающей и что не смогу продолжать, если только некоторые мои расходы не будут оплачиваться. «Сколько вам нужно? – спросил Гитлер. – Приемлема ли будет сумма в тысячу марок в месяц?» «Ну что ж, для начала этого хватит», – сказал я, но, как оказалось, это было все, чего я смог добиться от него, даже после того, как они пришли к власти. Несмотря на все мои дурные предчувствия, теперь я был накрепко связан с Гитлером в поворотный психологический момент его жизни.
Глава 9Гели Раубаль
Гитлер приобретает роскошную квартиру. – Амуры его племянницы. – Порнографические рисунки и шантаж. – Бесталанное сопрано. – Неохотный арендатор. – Суицид. – Тело и отсутствие дознания. – Харакири и беременность. – Герострат-импотент
С поступлением денег из Рура Гитлер наконец-то покинул свою маленькую квартирку на Тирштрассе и перестал строить из себя лидера рабочей партии. Незадолго до конца 1929 года он переехал в симпатичные девятикомнатные апартаменты в доме номер 16 на Принц-Регент-плац в одном из самых дорогих районов города. С собой он взял фрау Райхерт, свою домохозяйку с Тирштрассе, и ее мать, фрау Дахс. Потом в качестве слуги он взял к себе офицера запаса Винтера, который служил адъютантом у генерала фон Эппа. Позже Винтер женился на камеристке графини Терринг, и эта пара стала главной прислугой в квартире. Ангела Раубаль, сводная сестра Гитлера, которую он привез из Вены, оставалась вести дела в доме в Берхтесгадене.
Ее дочь Гели к тому времени была крепкой девушкой двадцати одного года от роду. Пару лет до этого она снимала комнату в Мюнхене недалеко от старой квартиры Гитлера и, как мне кажется, сделала попытку показать, что поступила на какой-то курс в университете. Один из периодов своего обучения она закончила довольно быстро, и уже вскоре у нее завязался роман с Эмилем Морисом, водителем Гитлера. Хотя в своих чувствах она не была особенно постоянна. Морис однажды пришел в ярость, когда застал ее в обществе студента, которого он прогнал из комнаты взашей.
Гитлер узнал об этой связи, но поначалу его реакция не зашла дальше гнева на Мориса. По своему обыкновению, он не выставил его прямо, все-таки этот человек был старым членом партии, но Гитлер понемногу стал отстранять того от дел, снизил зарплату, и в конечном счете Морис ушел сам. Насколько я знаю, был какой-то незначительный иск в суд по поводу денег, а потом эту работу получил Юлиус Штрек.
Ангелика (Гели) Мария Раубаль (1908–1931) – племянница Адольфа Гитлера (дочь единокровной сестры Ангелы Раубаль-Гитлер, впоследствии Ангелы Раубаль-Гаммитцш)
Гели переехала жить к Брукманам на некоторое время, чтобы спрятаться от искушений, но, как только Гитлер приобрел квартиру, ей там выделили комнату. Она и ее мать, конечно, полностью зависели от Гитлера, но мы, наверное, никогда не узнаем, какие доводы использовал ее дядя, чтобы, с молчаливого согласия сводной сестры, подчинить ее своей воле. Опять же, мы никогда точно не узнаем, считал ли он, что девушку, уже далеко не ангела, можно относительно легко заставить подчиняться своим специфическим вкусам, или же она действительно оказалась единственной женщиной в его жизни, которая смогла, хоть и частично, излечить его от импотенции и превратить в настоящего мужчину. Судя по существующим свидетельствам, я склоняюсь ко второй точке зрения. Совершенно точно, что результатом тех услуг, которые она готова была ему оказывать, стало то, что он начал вести себя как влюбленный мужчина. Она очень хорошо одевалась за его счет, или, скорее, за счет партии, а он парил у ее локтя с глуповатым выражением лица, правдоподобно имитируя юношескую страсть.
Она была пустоголовой маленькой потаскушкой с грубым румянцем девушки-прислуги, как без мозгов, так и без характера. Она была абсолютно довольна возможностью красоваться в своих прекрасных нарядах и совершенно точно никогда не давала поводов считать, что каким-либо образом отвечает взаимностью на странную нежность Гитлера. Я слышал эту историю только от третьих лиц. Нельзя ожидать, что молодая девушка будет распространяться о таких вещах с мужчинами, возможно, она упомянула об этом в разговоре со своей подругой, а та рассказала жене одного из членов партии, что ее дядя был «чудовищем. Ты никогда не поверишь, какие вещи он заставляет меня делать». В дополнение ко всему, конечно, в этой истории были и неприятные намеки на инцест, что, на мой взгляд, было навеяно их крестьянским прошлым с перепутанными внутрисемейными связями. Родители Гитлера приходились друг другу двоюродными братом и сестрой, а если посмотреть на его генеалогическое древо, то там можно найти еще несколько браков между родственниками. Это составляло еще одну грань темной стороны его души.
Насколько я помню, первое подозрение о том, что в этих отношениях что-то не так, зародилось у меня в начале 1930-го после разговора с Францем Ксавером Шварцем, казначеем партии. Я знал его много лет. Он был квалифицированным бухгалтером и занимал важную должность в финансовом отделе муниципального совета. Возможно, он и занимался городскими финансами. Когда он сказал мне, что нацисты хотят, чтобы он взял на себя бухгалтерию партии, я поддержал его. Их финансовые дела находились в крайнем беспорядке, каждый изымал средства, когда только мог их найти, и мне казалось, что введение строгой отчетности будет способствовать некоторой целостности и стабильности.
Я встретил его однажды на улице, и он выглядел крайне подавленным. Я сам с пессимизмом оценивал перспективы партии, так что мы обменялись нашими тревогами, и Шварц сказал: «Пойдемте выпьем с нами по чашке кофе. Моя жена рада будет снова вас увидеть, и мы сможем поговорить». У него была маленькая квартирка в бедной части Швабинга. Его жена поприветствовала меня и подала нам кофе, после чего удалилась на кухню, а Шварц излил мне все, что накопилось у него на душе. Ему только что пришлось купить кого-то, кто пытался шантажировать Гитлера, но худшим в этой истории была причина шантажа. Тот человек каким-то образом получил коллекцию порнографических рисунков Гитлера. Я никогда не слышал, как это произошло. Возможно, их украли из машины Гитлера. Это были развратные наброски Гели Раубаль со всеми анатомическими подробностями. Такие вещи мог перенести на бумагу только законченный извращенный вуайерист, сложно поверить, что можно заставить женщину позировать для этого. Шварц вернул их. «Помоги нам, Господи, – сказал я, – почему вы не уничтожите эту мерзость?» «Нет, – сказал Шварц, – Гитлер хочет их вернуть. Он хочет, чтобы я держал их в Коричневом доме в безопасности». Я подумал: и этот человек болтает об очищении Германии, о священности супружеских уз, о die deutsche Frau